Выстрел в спину - Николай Леонов

— Я почему-то считал, что сыщик всегда присутствует на похоронах, — сказал Шутин, начал разливать коньяк, но рука так дрожала, что он отдал бутылку Леве. — Ведь убийца может выдать себя. — Он криво улыбнулся. — Правда, он может выдать себя и на поминках, — и вытянул над столом дрожащие руки.

— Убийца — уголовник, он не из приятелей покойного, — глядя на Шутина, спокойно лгал Лева. — Преступника не было на кладбище и не может быть на поминках. — Он чувствовал, что Перов ему верит, а Шутин — нет.

— Время рассудит, — сказал Шутин и, расплескивая коньяк, молча выпил.

Сидевший рядом Перов взял Леву за плечо, повернул к себе и спросил:

— Вы его найдете?

— Куда он денется? — Лева высвободил плечо и отодвинулся. — Некуда ему деваться.

— Глупый и нахальный мальчишка, — тихо сказал Шутин и вдруг закричал: — Что же это делается? Что делается? Павел, где Павел? А? — Он встал, махнул рукой, снова сел и начал ругаться.

Лева шел по аллее, по которой пять с лишним лет назад бежали со свадьбы Ирина и Олег, Шутин и Ветров.

Никто из них не имеет отношения к преступлению, думал Лева. Они любили Ветрова, безусловно любили. Шутин знал его с детства, чуть ли не с первого класса. Но Ветров добился того, о чем мечтал Шутин. Один добился, другой нет. Они соперничали всю жизнь. Моцарт и Сальери? Лева поддел ногой камешек: «Мне надо менять профессию. Хорош, хорош, нечего сказать, сидишь у людей в доме, ешь и пьешь за одним столом, смотришь им в глаза, а закрыв за собой дверь, начинаешь рассуждать: кто же из них убийца?»

Лева сел на лавочку. Людей нельзя убивать, людей и обижать-то нельзя. Однако Ветрова убили. Кто-то выстрелил ему в спину и убил. Отнял у человека жизнь в расцвете сил, творчества, пусть не разделенной, но всегда прекрасной любви. Этот кто-то может остаться безнаказанным. Не должен. И он, Гуров, обязан найти человека, который выстрелил в спину Павлу Ветрову.

— Лева, дай сигарету. Ты хоть и не куришь, но таскаешь с собой.

Лева повернулся, рядом сидел подполковник Орлов. Лева знал, что он подполковник, а проходившие по аллее люди видели полноватого мужчину лет пятидесяти, чуть курносого, на вид простоватого. Лева дал подполковнику сигареты и зажигалку. Орлов закурил, выпустил сильную струю дыма и спросил:

— Так что девица? Как она объясняет завещание?

— Я не спрашивал, — неохотно ответил Лева.

— «Я не спрашивал», — повторил Орлов, чмокнул, затягиваясь. — Почему же?

— Мы же люди, Петр Николаевич. Нельзя все наваливать на человека в один день. Сегодня хоронили. Пусть отойдут немножко. — Лева тоже закурил, выпустил дым, кашлянул.

— Люди? — Орлов вздохнул. — Ты, Лева, человек. Твой Турилин — человек. Орлов просто профессионал. — Он курил, мусоля фильтр сигареты, размочаливая его крепкими, желтыми от никотина зубами, и причмокивал.

Орлов вообще любил казаться невоспитанным, грубоватым человеком, подчеркивая это и в словах, и в поступках. Леву раздражала его нарочитая мужиковатость. Однажды он видел Орлова в кабинете большого начальства. Там даже простой костюм сидел на подполковнике изящно, безукоризненно был повязан галстук под белоснежным воротничком. Объяснялся он в том кабинете четкими округлыми фразами, курил не чмокая и уж, конечно, не шмыгал носом.

— Мы обязаны относиться к людям внимательно, щадить их достоинство и чувства, — сказал Лева, понимая, что получит в ответ проповедь, основными аргументами которой будут обвинения в слюнтяйстве и псевдоинтеллигентности.

Он еще не закончил говорить, как Орлов заулыбался, ласково поглядывая на Леву маленькими прищуренными глазками. Он взглянул на Леву один раз, второй, как бы примериваясь, с какой стороны удобнее приняться за сей лакомый кусочек.

— Все твои люли-тюли в нашем деле ни при чем, — начал он неторопливо. — Говоришь ты «извините» при обыске или молча в барахле копаешься, ты дом человека переворачиваешь. Скажи?

Лева понял, что его никто не спрашивает, и промолчал.

— В каждом доме люди живут разные. К примеру, мужик — проходимец, мать с женой — хорошие, добрые бабы, — он довольно кивнул и причмокнул. — Разные, Лева. Однако ты все барахлишко своими руками лапаешь. Все, заметь, так как оно в семье общее, и где что припрятано, неизвестно. А души у людей раздельные, каждому своя, а ты подряд хватаешь, без разбора.

По аллее медленно шла влюбленная пара, и Орлов примолк, выжидая.

— Ишь, любятся, — ерничая, продолжал он. — Поженятся. Малый запутается в каком-нибудь дерьме, ты к ним и придешь, Лева. Представь, — Орлов округло развел руками. — Являешься. Квартирка. Понятые. Заметь, для этой девочки люди, как правило, знакомые. Соседи или дворник с лифтером. В общем, красота. И тут, — он сделал паузу и взглянул хитро, — заметил ты на стене фотографию в рамочке под стеклом. На фотографии той невеста вся в белом, а он, как положено, в черном. Оба, конечно, глупо улыбаются. Ты, Лева, как культурный, говоришь: «Извините, пожалуйста». Карточку со стены снимаешь и ножичком ее аккуратненько отколупываешь. Может, валюта именно там, скажи? Ножичком аккуратненько? — Орлов смотрел на Леву серьезно, уже не чмокал, не ерничал, заговорил он чистым языком, литературным. — В этой ситуации, Лева, твои извинения и расшаркивания сплошное издевательство. Ты пойми, Лева, ты пришел и разломал все, что они годами строили.

— Не я, — сорвался Лева, — разломал преступник.

— Верно. Но для семьи виновником в большинстве случаев являешься именно ты. И не переживай, не бери к сердцу. Ты о зубном враче думал?

— Каком враче? — не понял Лева.

— Который людям больно делает? Думал, думал, мы все думали. — Орлов махнул на Леву рукой. — Представь, если бы врачу каждый раз было бы так же больно, как пациенту? Представил? Мы бы быстренько без врачей остались, они бы все померли. Выводы сам делай.

Лева не ответил, они посидели еще немного, думая каждый о своем, распрощались холодно. Лева дошел до Белорусского, проехал по кольцевой остановку, вышел у зоопарка, до дома рукой подать. Что-то в разговоре с Орловым было не так, в чем-то подполковник его, Леву, надул. Лева размышлял, ворочал мозгами и наконец добился ответа. Орлов решил Перовым заняться и поехал за ним на кладбище. Олег Перов с Шутиным домой вернулись, а подполковник Орлов, видимо, лишь проводил их, поглядывая со стороны. Почему же Орлов не пригласил Олега Перова в управление? Да потому, что подполковник Орлов нормальный ранимый человек. «Разговор наш с Перовым не убежит, что сегодня, что завтра, побеседуем, а с похорон друга забирать жестоко».

Так рассудил подполковник Орлов. «Ага, Петр Николаевич! — Лева ликовал. — Значит, ваши штучки-дрючки, жаргончик и прочее — только средство защиты. Умный инспектор Гуров, — уговаривал себя Лева. — Умный, но чуть-чуть с опозданием, раньше бы сообразил да преподнес свои мыслишки подполковнику. Вот бы натюрморт получился».

Лева вышел из лифта и сразу увидел на своей двери записку. Если просят позвонить на работу, утоплюсь в ванне, твердо решил Лева и прочитал: «Срочно позвони. Марго. Срочно». Он вздохнул облегченно. Лева вспомнил Ирину Перову, маленькую, голубоглазую, с копной темных, коротко остриженных кудрей, затем Риту — высокую, гибкую, с длинными прямыми волосами и темными подведенными глазами. Соблазнительный народ женщины. Наверное, я бабник, решил Лева. Хорошо это или плохо? Возможно, нормально. Интересные женщины мне нравятся, что плохого? Но их много, а мне нужна одна. И он вспомнил свою первую любовь, неожиданно ворвавшуюся и уходившую медленно, словно тяжелая болезнь, чуть ли не забирая с собой душу, оставляя измученное тело. И только Лева окреп, встал по-настоящему на ноги, вздохнул свободно, так на тебе… Да еще в своем же доме, да почти несовершеннолетняя, с манерами кинозвезды. Лева не был знаком с кинозвездами, но наверняка они вот такие, он вновь взглянул на записку: «Срочно позвони. Марго. Срочно».

Лева вытащил из морозилки пельмени, поставил на плиту кастрюльку с водой.

«Такие девочки каждого мужчину, который не плавится под их взглядом, как стеариновая свеча, не начинает громко ржать и бить копытом, воспринимают как личное оскорбление. Она и бегает ко мне каждый день, чтобы доказать свою неотразимость. А я женюсь на маленькой симпатичной толстушке, — назло себе думал Лева, — носик пупочкой и глаза разные: синий и карий. Зато она будет любить меня, а не себя, и чтобы образование не выше среднего, так как если женщина красива, умна и образованна, это уже патология, это не для нормальных людей…»

Рассуждения Левы прервал звонок в дверь. Рита вошла, заложив руки за спину.

— Здравствуй, проходи, — сказал Лева и поспешил к плите, которая возмущенно шипела и брызгала паром.

— Здравствуй, Лева. — Рита продолжала смотреть себе под ноги и осторожно ступала на носки. — Наконец-то я тебя поняла. Друг пишет: «Срочно», а ты быстрее к пельменям…