Кирилл Лавров - Наталья Старосельская

И как странно (а, может быть, совсем не странно!), что, будучи внешне очень похожим на Ольгу Ивановну, Кирилл Юрьевич своей судьбой был так тесно связан с Юрием Сергеевичем.

Ольга и Юрий соединились в нем для создания личности незаурядной, яркой, сильной, наделенной большим талантом…

Он рос самым обыкновенным ленинградским мальчишкой конца 1920-х — начала 1930-х годов. Не слишком прилежным в учебе, не слишком занятым уроками, зато в компании своих одногодков — несомненный лидер, фантазер, сочинитель всевозможных игр и развлечений. Они часами пропадали на Неве, разглядывая разные суда, следили, как тянутся по реке баржи, груженные лесом, углем, как медленно и неуверенно проползают они под пролетами мостов. Как это было здорово — сидеть, свесив ноги, на гранитных парапетах набережных, чувствуя летом их нагретое солнцем тепло, а осенью пронизывающий холод!..

Наверное, именно тогда и здесь родилось и уже на всю жизнь сохранилось это удивительное чувство своего города — своего в самых мельчайших мелочах, родного, единственного, самой судьбой подаренного, со всем его великолепием, с белыми ночами, с прямыми стрелами проспектов и улиц, с его удивительной аурой возникшего на болоте «великого града», знака преодоления, подвига: «Здесь будет город заложен / Назло надменному соседу!..»

Забегая далеко вперед не могу не вспомнить празднование 75-летнего юбилея Кирилла Юрьевича Лаврова. Этот день начался с того, что все съехавшиеся из разных городов и весей гости были приглашены в Петропавловскую крепость, где ровно в полдень юбиляр стрелял из пушки. Наверное, все знают этот давний-давний, но почему-то всегда волнующий обычай: каждый полдень отмечается в городе на Неве выстрелом из пушки Петропавловской крепости. Так было и на этот раз, в ветреный и отнюдь не теплый, но очень солнечный сентябрьский полдень; почетный гражданин Санкт-Петербурга, Кирилл Лавров, кажется, и должен был подать этот знак — знак непрекращающейся жизни величественного и прекрасного города, отмечающего свой очередной, один из многих и многих полдней. А на следующий день мы плавали по рекам и каналам Санкт-Петербурга дружной компанией, и Лавров, несмотря на накрапывающий дождь и туман, не сходивший с палубы нашего то ли катера, то ли «Метеора», казался капитаном, ведущим судно в какие-то светлые и чистые дали. Не могу забыть выражения его лица — оно было задумчивым (наверное, вспоминалось детство), немного грустным, но и радостным от того, что он дарил всем нам свой город, его удивительную красоту, его неповторимость, его непохожесть ни на один другой город в мире. Они каким-то непостижимым образом слились воедино, город и человек, обладающие и редкой индивидуальностью, и неповторимой уникальностью, слились навсегда…

Лавров нередко повторял в своих интервью, что Петербург для него — «уникальное ювелирное изделие, создававшееся в течение 300 лет. Он — красивейшее украшение Российской империи, которое как-то бросили в нижний ящик комода, и оно там пылилось десятилетиями. А каждое произведение искусства требует внимания, ухода… В свое время Даниил Гранин назвал Ленинград „столичным городом с областной судьбой“. Горькое, но точное определение».

А еще он очень любил спорт — не только в детстве и юности, но всегда, всю жизнь. Тогда, в начале 1930-х годов, на тренировках общества «Спартак», ловкого, сильного, светлоглазого мальчишку приметил тренер юношеской футбольной команды Владимир Аполлонович Кусков. Вскоре Кирилл Лавров стал правым крайним нападающим. По мнению тренера, он хорошо ориентировался на поле, замечательно делал «обводки», быстро бегал, а главное — тренировался так увлеченно, с таким азартом, как мало кто из ребят.

Эмиль Яснец пишет в книге о Лаврове: «Огромное увлечение футболом сохранится у него на всю жизнь. И дело здесь не только в совершенно особой футболомании тридцатых — сороковых годов — она не знала еще таких мощных конкурентов, как хоккей и фигурное катание на льду. Не только в завораживающе-эмоциональной „драматургии“ радиорепортажей Синявского — он умел пропагандировать футбол как страсть. Для Кирилла здесь была не только прекрасная игра. Приближение к идеалу мужчины: сильного, мужественного, открытого человека, не умеющего скрывать ни горя неудач, ни радости побед. Как заметил… выдающийся тяжелоатлет Ю. Власов, большой спорт — это еще и испытание на преодоление себя. Он требует не только хорошо развитых мышц, не менее важны волевые свойства личности».

В спорте Лавров видел возможность выковать из себя образец мужчины, а это было для него чрезвычайно важно. Может быть, он еще не понимал тогда — зачем это ему понадобится, но понадобилось буквально через несколько лет, когда началась война и он ощутил свою мужскую ответственность за бабушку, мать, сестру.

Футболом Кирилл Лавров увлекался всю жизнь. Он был настолько преданным и верным болельщиком «Зенита», что, кажется, ни один «домашний» матч не обходился без него. Сохранилось письмо — публичное обращение Кирилла Юрьевича к футболистам любимой команды, написанное в последние месяцы жизни: «Дорогие мои, любимые ребята! К сожалению, заболел и вот уже несколько игр не был на стадионе, но пристально слежу по телевизору. Ору, волнуюсь! Как вы все мне дороги! Я так хочу вам удачи и спортивного счастья, а мастерства у вас в избытке! 5-го числа отменю все процедуры и вцеплюсь в телевизор. Вы должны их победить! Вы можете это сделать, вы ничуть не слабее их! Я с вами, как и миллионы ваших болельщиков! Крепко всех обнимаю и люблю! Ваш К. Лавров». А одним из самых дорогих подарков в жизни Кирилл Лавров считал футбольный мяч, подаренный ему «Зенитом»…

Двадцать восьмого апреля 2007 года футболисты «Зенита» вышли на поле в траурных повязках — так они почтили память своего выдающегося болельщика…

Если вдуматься, даже игры мальчишек 1930-х годов были нацелены на воспитание собственной личности, настоящих мужчин, для которых не существует преград «на суше и на море». Они играли «в Чапаева», «в Котовского», чуть позже — «в челюскинцев», «в Чкалова». Потому и мечтали о подвигах, потому и жили ими, находясь в постоянном ожидании, что вот-вот жизнь потребует от них готовности совершить героический поступок. И вовсе не потому, что так «заряжала» их советская пропаганда. Это сегодня мы склонны многое объяснять «советскими» привычками и пристрастиями. А потому, что они жили во время, когда совсем недалеко еще отошли от них события революции и Гражданской войны, а челюскинцы и Валерий Чкалов были их современниками, чьи подвиги становились величайшим событием жизни — юношеской, наполненной мечтами и надеждами, наполненной таким немодным сегодня патриотизмом…

В 1941 году Кирилл Лавров подал документы в Мореходное училище.

А 22 июня началась война. Вторая мировая. Великая Отечественная.

Кончились игры и мальчишеские мечты. Надо было приноравливаться к совершенно новой жизни, ни в коем случае не теряя ощущения своей мужской силы, своей взрослости и ответственности. Теперь эти качества потребовались всерьез — и не для каких-то грезящихся подвигов, для суровой и тяжелой реальности. Да, конечно, стране необходимы были герои, но, пожалуй, ничуть не менее ей нужны были те, кто не на фронте, а в глубоком тылу работал для того, чтобы как можно скорее пришла победа. Осознать это было непросто, душа рвалась в бой с фашистами, на защиту родной земли, но осознать это было необходимо — иначе невозможно было бы осилить все те тяготы, что свалились на немногочисленных мужчин пятнадцати-шестнадцати лет от роду, а в основном — на женщин, стариков и детей.

Грузчик в «Заготзерне», работник инкубатора, заведующий спортивной площадкой в Новосибирске, в городском саду имени Сталина, когда площадка эта практически никому не была нужна, токарь на заводе… Как справедливо отмечает Эмиль Яснец, «именно эти годы — сорок второй и сорок третий, совпавшие со временем формирования его характера, возмужания личности, определили многое в складе натуры, отношении к работе, людям, жизни. Они и подготовили те несколько строчек в характеристике, где говорится: „Его, как человека, отличает простота, чуткость, внимание к товарищам, желание помочь“. Этот оселок личности — „желание помочь“ — вытачивался здесь: в дьявольски напряженном ритме военного времени, в чувстве своей общности с жизнью всей страны, каждого из тех, кто стоял рядом с ним в цехе завода».

Да, именно в годы войны сформировались в Кирилле Лаврове те черты, которые на протяжении всей его жизни будут заставлять людей обращаться к нему по любым вопросам; которые заставят после ухода Георгия Александровича Товстоногова принять Большой драматический театр и на протяжении долгих лет быть не только ведущим артистом, художественным руководителем, но администратором, строителем, хозяином, постоянно думающим о судьбах коллег, защищающим их интересы, пекущимся о их благополучии…