Кирилл Лавров - Наталья Старосельская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надо думать, что Юрия Лаврова изначально не могло устроить подобное положение вещей: он хотел быть самим собой, а ему предлагалось стать копией, всего лишь полноценной заменой покинувшему театр артисту. И спустя недолгое время Юрий Лавров вернулся в Ленинград, хотя Мейерхольд предложил ему несколько ролей и артист успел запомниться московским зрителям по спектаклям «Учитель Бубус» и «Рычи, Китай!», где, по собственному его признанию, он играл довольно посредственно, но публика тем не менее его оценила. С Мейерхольдом у Юрия Сергеевича возник конфликт, о котором вспоминал Кирилл Юрьевич: «Когда ТИМ гастролировал в Киеве, Всеволод Эмильевич с Зинаидой Николаевной укатили куда-то в Европу на курорт, отец же был одним из зачинщиков беспорядков в труппе, потому что актерам, кажется, не выдали зарплату. Из ТИМа он вынужден был уйти и вернулся в Ленинград».
Оказавшись в родном городе, Юрий Сергеевич какое-то время играл в возрожденном Молодом театре, но это продолжалось недолго — из-за материальных трудностей и, главным образом, из-за большой конкуренции театр снова был закрыт, а Юрий Сергеевич был приглашен в Александринский театр. А вскоре организовалась группа актеров, которых направляли на Дальний Восток — в Особую краснознаменную армию. Они не только играли там спектакли, но и помогали пограничной самодеятельности, встречались с легендарным маршалом Блюхером. Разумеется, Лавров со своим неугомонным характером стал одним из энтузиастов этого начинания.
Вернувшись оттуда, Юрий Сергеевич Лавров вместе с другом Николаем Павловичем Акимовым основали Экспериментальную мастерскую при Ленинградском мюзик-холле. Кроме того, Юрий Сергеевич не на шутку увлекся киноискусством, даже поработал ассистентом у братьев Васильевых, когда они снимали свою известную ленту «Волочаевские дни», и сыграл в фильме небольшую роль…
После закрытия Молодого театра Ольга Ивановна на драматическую сцену не вернулась. Она очень серьезно занялась литературно-чтецкой деятельностью. Ее голос, богатый, выразительный, щедро и разнообразно интонированный, запомнился не только гостю соседей по даче, но и очень многим из тех, кто слушал в 1930-х годах радио. А слушали его тогда все и повсеместно, потому что других источников познания и информации, прикосновения к высотам искусства просто не существовало. Особенно — для тех, кто жил далеко от крупных городов.
Ольга Ивановна стала подлинным мастером непростого искусства художественного слова. До конца своих дней она концертировала, пользуясь у зрителей большим, заслуженным успехом. Кроме того, она руководила филармоническим отделом Лен-концерта, всемерно поддерживая молодых артистов и режиссеров, не боясь экспериментов.
В Ленинграде Юрий Сергеевич играл на разных сценах, но никак не мог «прирасти» к какому-то одному театру или делу. Он метался, покоя в его душе не было, а ведь без душевной гармонии не может быть и подлинного творчества… Вероятно, именно к этому времени относится одно из ранних воспоминаний Кирилла Юрьевича, зафиксированное в книге Эмиля Яснеца об актере: «Однажды отец взял его с собой в театр, бывший Александринский, где служил тогда, в самом начале тридцатых годов. Огромный, пустой, погруженный в полутьму зрительный зал, специфический запах кулис, волшебство медленно загорающихся прожекторов. Потом — спектакль! Все было странно, все было внове! Однако маленькое событие не „разбередило душу“ и „не решило навсегда его будущее“. Ничего подобного! Осталось впечатление. Радужное. Слегка размытое. Оно застряло где-то в памяти, обособленно, как зернышко, отдельно от других событий и происшествий мальчишеской жизни. Вот так, пожалуй, — и не больше».
А в середине 1930-х годов, когда после убийства С. М. Кирова начались преследования ленинградской интеллигенции и знаменитые «чистки», Юрий Лавров решил уехать в Киев «от греха подальше». Он был очарован этим городом еще со времен гастролей мейерхольдовского театра, к тому же там служил художественным руководителем Русского театра Константин Павлович Хохлов, с которым он работал раньше в Петрограде. Лавров написал ему письмо, которое было своего рода пародией на начало рассказа А. П. Чехова «Ванька».
«Милый дедушка, Константин Павлович! — писал Юрий Хохлову. — Поздравляю Вас с Рождеством и желаю всего от Господа Бога! Нет у меня ни отца, ни матери. Ты один у меня остался, сделай милостыню, возьми меня отсюда. Пожалей ты меня, сиротину несчастную…» И Хохлов пригласил «сиротину несчастную» в Киев.
Именно здесь неугомонному Юрию суждено было найти свой театр уже на всю жизнь — Русский театр, который спустя год после его приезда и не без его непосредственного участия стал называться Театром им. Леси Украинки. Первая роль, которую доверил К. П. Хохлов молодому артисту, была роль Дон Жуана в трагедии классика украинской литературы Леси Украинки «Каменный властелин». Спектакль, поставленный художественным руководителем, был крупнейшим событием в культурной жизни Украины, Лавров вскоре стал одним из ведущих артистов театра, а имя Леси Украинки было присвоено именно после этой громкой постановки…
Забегая немного вперед скажем, что, когда началась война, труппа эвакуировалась: часть артистов отправилась в Среднюю Азию, другая часть — в Западную Сибирь. Юрий Сергеевич Лавров от эвакуации категорически отказался. Он пришел к руководителю Театра Юго-Западного фронта Бенедикту Наумовичу Норду и попросил: «Возьмите меня в труппу вашего театра, который будет обслуживать воинские части. Я хочу работать в вашем театре, потому что не могу отсиживаться в тылу, когда идет такая война».
Наверное, именно от отца, а не только от времени и от принадлежности определенному поколению, досталось Кириллу Лаврову это твердое ощущение собственной ответственности за все. Потому-то и он, еще не достигший восемнадцатилетия мальчишка, отчаянно рвался на фронт, чтобы защитить свою родину…
Юрий с Ольгой расстались, когда их сыну было пять лет. «Они поступили как-то мудро, — писал Кирилл Юрьевич в воспоминаниях об отце, — и главным образом это была заслуга мамы, что я всегда знал — у меня есть отец; он у нас бывал, он меня навещал, о нем всегда говорили в семье в очень благожелательных тонах, и для меня он был фигурой достаточно авторитетной. Однако встречи наши были нечастыми. Отец много ездил».
Наталья Александровна Латышева рассказывала мне, что Юрий Сергеевич на протяжении многих лет переписывался с бабушкой, матерью Ольги Ивановны, но письма эти, к сожалению, не сохранились…
Маленький Кирилл остался в Ленинграде с мамой и бабушкой. Бабушка, Ольга Леонидовна, после революции освоила профессию машинистки и одно время работала секретаршей у А. И. Куприна, но, как рассказывал Кирилл Юрьевич, «вынуждена была уйти, потому что Куприн, по ее словам, начал к ней приставать, а ее шокировали его грязные ногти». Так что с появлением внука у бабушки появилось множество новых забот, поскольку мальчик рос очень активным и энергичным — часто пропадал со сверстниками во дворе, очень любил забираться в кладовку огромной коммунальной квартиры, где скопилось немало вещей из «прежней жизни», в том числе и из театрального прошлого родителей: Кирилл Юрьевич с улыбкой вспоминал бутафорские предметы, которые чрезвычайно интересовали его, например, тарелочка и куриная ножка из папье-маше. Поскольку в раннем детстве Лаврова окружала театральная атмосфера, он невольно впитал ее, детское воображение немедленно находило достойное применение бутафории и игры становились особенно увлекательными.
Когда началась война, по воспоминаниям Кирилла Лаврова, «маму назначили заведующей интернатом эвакуированных детей из актерской среды. Заодно с этими детьми мама забрала меня, мою младшую сестру Наташу, позднее к нам присоединилась бабушка. Оказались мы в Кировской области, поселок Сорвижи. Деревня стоит на высоком берегу Вятки, с замечательной белой церковью с колоколенкой. Во время войны мы прожили там год.
В Кировской области мог бы пойти в местную школу, но повторилась отцовская ситуация. Мне как единственному мужчине нужно было кормить семью. Профессии никакой. Работал грузчиком в „Заготзерне“. Потом предложили место в инкубаторе. Жрать было нечего, продуктов никаких, но инкубатор существовал. Чтобы он работал, надо было ездить по окрестным деревням и заключать договора на поставку яиц. Дали лошаденку, сани-розвальни, и я поехал. Это было ужасно: меня гнали, травили собаками — какие там яйца?
Через год переехали в Новосибирск, сняли комнату на улице Романова, рядом с городским садом имени Сталина. Мама пошла работать в филармонию чтицей. А я стал думать, куда деваться».
Как поразительно «срифмовались» судьбы отца и сына — Юрий Сергеевич остался после отъезда отца в эмиграцию единственным мужчиной с тремя женщинами на руках, перепробовал массу занятий, включая изготовление гробов, и семья выжила. Кирилл Юрьевич примерно в том же возрасте оказался ответственным за трех женщин и тоже помог своим близким худо-бедно выжить в труднейших условиях. Может быть, близость отца и сына, которая, несомненно, существовала на протяжении всей жизни и «питала» каждого из них, обусловлена была хотя бы отчасти и этим — схожестью судеб в ранней юности, которая сформировала характеры Лаврова-старшего и Лаврова-младшего, настоящих мужчин, твердо осознающих чувство долга и чувство ответственности?.. А еще конечно же обусловлена она была и тем, что между отцом и сыном разница была всего в двадцать лет; они очень любили друг друга, Юрий Сергеевич и Кирилл Юрьевич, и их отношения всегда были товарищескими, дружескими.