Свинцовый ливень Восточного фронта - Карл Кунов

В то время как бойцы Витцлебена прорвались в Сааре и вышли на простор, шестнадцатая армия Буша также пыталась захватить форты линии Мажино с тыла, в западном конце линии около Лонгийона. Здесь, 21 июня 1940 года, Карл фон Кунов повел в бой полковой саперный взвод на участке крепости Фермон. Фермой был защищен вынесенными казематами и ДОТами, а также перекрестным огнем форта Шапи на западе и крепости Латирмон на востоке. Гарнизон под командованием капитана Даниэля Обера мог опустошать ряды нападавших из безопасности глубоких туннелей, толстых железобетонных стен, «зарослей» колючей проволоки и противотанковых препятствий. Наряду с 75-мм орудиями и 81-мм минометами, установленными в исчезающих башнях — стальных куполах, которые могли быть подняты для стрельбы и опущены вровень с землей для защиты, обороняющиеся могли использовать строенное 75-мм орудие в казематной установке, бронированные 47-мм противотанковые пушки и пулеметные турели для защиты их подземного оплота.

Против этого внушительного примера инженерного искусства и поведет Карл фон Кунов впервые своих людей в бой.

10 мая, в день начала кампании на западе, 161-я пехотная дивизия шла, казалось, без конца, по дороге в горах Хунсрик, чтобы присоединиться к шестнадцатой армии в качестве ее резерва. Хотя был только май, мы двигались через Мозельскую долину к Триру в пылающей жаре, без надежды на легкий ветерок. Около Клиссерата нам пришлось сойти с шоссе и искать временное размещение в маленьких деревнях винодельческой земли. У моторизованных колонн было преимущество проезда. Через три дня мы снова продолжили путь, прошли прекрасный город Трир и повернули на север, потому как прямая дорога на Люксембург была снова забита. Мы пересекли границу около Эхтернаха и совершили марш через эту прекрасную маленькую страну до участка французской границы около Бад Мондорфа, где дивизия получила задачу организации охранения.

Далее в кампании нас направили на запад. С противником — французами — мы впервые столкнулись к югу от Эша, на подходах к линии Мажино. Темнота ночи могла быть союзником нападавших, но и верно то, что ночной бой не был одной из сильных сторон наших солдат.

Батальон нашего 371-го пехотного полка наступал к опушке небольшого леса и окопался очень близко к укреплениям линии Мажино. Французы, вероятно, опасались, что мы могли выбить их ДОТы в темноте, и они всю ночь устраивали беспокоящую и пресекающую стрельбу из пулеметов и пушек. В ранние утренние часы они, видимо, ожидали атаки, потому как они еще раз накрыли лес разъяренным градом пулеметного и артиллерийского огня.

Предыдущим вечером я только вернулся на полковой командный пункт и завалился спать в районе саперного взвода, не ожидая неприятностей. На рассвете я был внезапно разбужен низеньким, крупноватым, совершенно истеричным унтер-офицером, которого я запомнил еще в Восточной Пруссии. Он вопил: «Все потеряно, французы идут». Полуодетый, я выбежал, чтобы, по крайней мере, организовать оборону наших позиций и поднять тревогу. Обнаружил же я неземную тишину. Встающее солнце купало мирную границу в мягком свете, и нигде не было ни единого признака наступающих французов. Как оказалось, не только этот толстяк убежал — мощный артобстрел из крепостей линии Мажино, накрывший лес, в котором стоял наш ближайший пехотный батальон, заставил этих неопытных солдат поверить, что враг совсем рядом. Несколько солдат запаниковали и разбежались. С двумя отрядами из моего саперного взвода я отправился в сторону противника и чуть менее чем за час добрался до пехотного батальона, стоявшего в лесах. Нападение французов случилось только в воображении убежавших. Все это было крайне неприятно. Я не знаю, сообщали ли штабу дивизии об этом, но я думаю, что нет. К сожалению, обстрел французов нанес нам потери. Пострадал мой саперный взвод, один человек был убит.

Последняя серьезная, но также неуспешная операция 161-й пехотной дивизии во Франции проводилась против тыла и фланга линии Мажино 21 июня 1940 года вдоль дороги Лонгийон — Лонгви. Здесь дивизия обошла фланг линии Мажино, так же как и танковые части, развернутые к северо-западу от нас. В 07.00 мы начали штурм крепости Фермой и меньших укреплений, защищавших Фермон с тыла и флангов.

Хотя у верховного командования должна была быть точная информация даже о самых малых из укреплений линии Мажино, на моем уровне, конечно, не было точных сведений. Как командира полкового саперного взвода меня даже не пригласили на предварительное совещание штаба. И конечно, никто не поинтересовался, есть ли у моих людей необходимое оборудование и взрывчатка, чтобы пробить укрепленный железобетон и броневые купола. Я думаю, что задача выполнялась в спешке, и почти не было шансов на успех. Для дивизии с нашим оборудованием эта задача была «слишком большой, на несколько размеров шляпы», и наш старый добрый штабсфельдфебель был не единственной жертвой.

Позже я подозревал, что пожилой полковник запаса и его адъютант не знали, как правильно применять саперный взвод. Они просто забыли о нас. Приказ, отданный мне незадолго до атаки, происходил от стыда за их упущения.

Мне приказали послать две группы моих саперов в каждый из трех батальонов полка. Затем командир полка спросил меня, что я планировал делать. Мой ответ, что я планировал присоединиться к одной из этих групп, казалось, удовлетворил его. Никто не спросил меня, что мои люди были действительно способны выполнить.

Вместе со своей группой я присоединился к одному из батальонов под командованием немолодого капитана запаса. Если я правильно помню, это был 2-й батальон нашего 371-го пехотного полка. Мы убрали часть колючей проволоки и сняли несколько мин. Это было все, что мы обучены делать и что нам позволяло сделать оборудование. Мы остановились неподалеку от бронированной башни с отличной простреливаемой зоной, которая поливала подходы пулеметным огнем. Берма на опушке, приблизительно в пятидесяти метрах от башни, предоставила нам укрытие. Наша артподготовка и авиаудары — с использованием «Штук», чешских 305-мм гаубиц «Шкода», 210-мм гаубиц, шести батарей 105-мм гаубиц и даже нескольких 88-мм длинноствольных зенитных орудий — практически ничего не подавили и не уничтожили. Теперь мои саперы должны были спасти ситуацию. Как мы вскоре выяснили, атака башни была абсолютным самоубийством.

Молодой командир роты приказал старому штабс-фельдфебелю, нашему лучшему солдату, напасть на башню под нашим прикрытием. Для саперов с дымовыми гранатами, магнитными минами и огнеметами это было бы по силам, но никак не без этих вещей. Однако храбрый штабсфельдфебель и его люди выпрыгнули из-за укрытия и атаковали.