Свинцовый ливень Восточного фронта - Карл Кунов

В марте 1941 года сербы совершили в Югославии государственный переворот и аннулировали недавно заключенное соглашение о союзе с Германией. 6 апреля Германия вторглась в Югославию из Венгрии и завоевала ее за двенадцать дней — хотя жестокая партизанская война продолжалась там до конца войны. Одновременно силы Вермахта вторглись в Грецию из Болгарии и разбили к концу апреля армию Метаксаса — вместе с их союзниками из Британского Содружества. В мае Люфтваффе начали крупнейшую в истории высадку воздушного десанта против сил Содружества на Крите, и менее чем через двенадцать дней борьбы этот ключ к Эгейскому морю был в немецких руках.

Немецкие механизированные силы под командованием одного из любимейших офицеров Гитлера, Эрвина Роммеля, в феврале начали прибывать в Северную Африку, и к середине апреля Африканский корпус отогнал британцев назад, к египетской границе.

Таким образом, к весне 1941 года Германия заняла или контролировала всю территорию в Европе, граничившую с Советским Союзом и западными территориями ее недавно расширенной империи — Восточной Польшей, Литвой и Бессарабией. Вторжение в Советский Союз — операция «Барбаросса» — однако, было отсрочено, по крайней мере, на месяц необходимостью закрыть «дыры», вызванные военными амбициями Муссолини и поражениями итальянцев.

Сразу после завершения кампании во Франции 161-я пехотная дивизия была снова переброшена, на сей раз с запада на восток, и собралась в Сувалках и окрестностях, вблизи новой советско-германской границы. (См. карту 2–2.) Сувалки непосредственно граничили с нашей родиной — Восточной Пруссией — и вклинивались в некогда польские земли. Хотя прошло едва ли десять месяцев после окончания войны с Польшей, город уже значительно изменился. Горожане производили впечатление дружелюбных и организованных людей. Там была уже устроена большая, хорошо обставленная гостиница-ресторан, названная «Немецким Домом». Немец — владелец гостиницы, казалось, рекламировал своей дородностью качество его кухни. Наш командир полка, полковник Невигер, который часто использовал весьма тонкие выражения, говорил, что, если бы этот гастроном «закрыл свои глаза, то лопнул бы».

Хотя частый сарказм полковника Невигера был действительно резок, он бледнел по сравнению с методами командира моей старой роты из моих солдатских времен. Капитан Эрвин М., или «тот самый Эрвин», как его звали (только за его спиной!) солдаты, был одним из наиболее незабываемых людей, которых я когда-либо встречал в армии. Я служил под его началом с 1932 по 1936 год.

Он был среднего телосложения и худ, не отталкивающей внешности, с маленькими, холодными глазами и тонкими губами. Его бледность и исключительно тонкое телосложение заставили меня подозревать, что он мог страдать от болезней желудка, что позже подтвердилось. Он, казалось, подавлял боль, выкуривая огромное количество сигарет, но, конечно, результат был противоположным. Его болезнь, возможно, уже была хронической и, конечно, была одной из причин его сварливого, «отмороженного» поведения.

Ветеран Восточного фронта Первой мировой, Эрвин был счастливее всего, когда только что закончил устраивать кому-то разнос. Он всегда упоминал нас, его солдат, в третьем лице, странном и раздражающем анахронизме времен крепостничества в Восточной Пруссии. Эрвин, к примеру, приказывал солдату бежать, не говоря: «Беги, Шмидт!», а скорее лая: «Он должен бежать!»

Мое знакомство с «тем самым Эрвином» было незабываемым. После недолгой отсидки на гауптвахте за небольшое нарушение инструкций (это было четвертое и последнее мое посещение гауптвахты за время моей службы) я обнаружил, что у нашей роты был новый командир. Штабсфельдфебель подошел к двери кабинета командира, выждал секунду, вытянулся, прочистил глотку и только затем, наклонившись, скромно постучал. После резкого «Ja!» меня втолкнули в маленькую комнату, и я встал по стойке «смирно», в то время как штабсфельдфебель представил меня капитану как «задницу только что из-за решетки».

Комната была заполнена синим дымом, и измученный, бледный человек с тонкими пепельными волосами сидел неподвижно за столом, вначале даже не обратив внимания на доклад сержанта. Его глаза почти закрылись, он, казалось, собирал всю свою силу, как гуру, чтобы быть готовым к моему появлению. Мгновение спустя он поднялся и встал передо мной, явно закипая.

В кипящем гневе капитан объявил сквозь сжатые зубы, к чему я должен был готовиться, если бы я заставил его еще хоть раз меня наказать. Успокоившись столь же быстро, как и впав в ярость, видимо насытившись, он сел обратно за стол. Позднее я понял, что он всегда был доволен и непринужден, устроив кому-то полный разнос. Почти четыре года он нависал надо мной, как меч Дионисия нависал над Дамоклом.

Обладая столь же острым языком, полковник Невигер был бесконечно более культурен и более проницателен, чем «тот самый Эрвин». После французской кампании он произнес речь пред всем офицерским составом и кандидатами в офицеры. «Господа, — сказал он, — вы можете со всей уверенностью затянуть ремни на своих шлемах. У нас нет повода праздновать. Перестрелка у застав, к счастью, позади. Но настоящая война начнется, когда крупные державы вступят в игру». Немногие из нас знали, сколь пророческими были его слова.

В гражданской одежде или форме служащих таможни офицеры дивизии постоянно осматривали происходящее на советской стороне границы. Не заняло много времени выяснить, что на той стороне также шел хорошо скрываемый процесс развертывания.

Позже, во время кампании в России, 161-я пехотная дивизия из Восточной Пруссии испытала всю беспощадную жестокость войны против равного противника, от которой она была избавлена во время французской кампании. В августе — сентябре 1944 года, после перехода румынской армии на сторону врага, 161-я, как и многие другие дивизии германской армии, была разбита. В 1964 году издательство Wehr und Wissen выпустило книгу моего брата по обществу, генерал-майора Ганса Кисселя, названную «Катастрофа в Румынии». В примечаниях к этой книге я нашел историю, написанную 5 января 1945 года обер-лейтенантом Штайнмайером — командующим 4-го батальона 241-го артиллерийского полка 161-й пехотной дивизии. Обер-лейтенант Штайнмайер совершил марш в 750 километров за тридцать два дня, непрерывно преследуемый русскими партизанами; 23 сентября он и его люди достигли наших войск. Штайнмайер был убит в бою 21 апреля 1945 года в Мюдене (Аллере)! Это была лебединая песня храбрых бойцов этой дивизии из Восточной Пруссии.

В конце лета 1940 года, пробыв в Сувалках несколько недель, многие из состава 161-й дивизии были отосланы назад в Рейх, чтобы попасть в другие части. Я помню, что из полкового штаба 371-го пехотного полка осталось только несколько офицеров кавалерии и полковой адъютант — в последнем случае, видимо, чтобы ввести в ход дела нового командира. Адъютант был в звании обер-лейтенанта и родом из старой семьи силезских дворян. Позже он покончил с собой, когда открылись его гомосексуальные отношения с подчиненным. Я узнал об этом только несколько лет спустя от одного из его двоюродных братьев, который оказался вместе со мной в Румынии. Полковник Невигер, всегда хорошо отзывавшийся о своем прежнем адъютанте — и, конечно, справедливо, — никогда нам ни о чем подобном не рассказывал, хотя скорее всего он был в курсе. Вероятно, все это дело его крайне беспокоило, потому что он часто ставил нам своего адъютанта в пример как отличного офицера.