Архив еврейской истории. Том 12 - Коллектив авторов

он был оправдан (и освобожден из-под стражи) в ходе судебного заседания Военной коллегии Верховного суда СССР[51].

4. «Боёвцы орудуют»…

В то же время деятельность «Боя» и входивших в него писателей не оставалась без внимания со стороны надзирающих органов. Наиболее ранний документ, который об этом свидетельствует, относится к 1935 году. Это показания украинского писателя Григория Эпика (1901–1937).

Эпик, исключенный из партии и арестованный 5 декабря 1934 года, вскоре после убийства Кирова, оказался духовно надломлен обрушившимися на него бедами и, в отличие от его арестованных вместе с ним товарищей по ВАПЛИТЕ, не сопротивляясь, подписал то, что от него требовали, – признание в принадлежности к мифической националистической и террористической организации, готовившей покушения на руководителей партии и правительства Украины.

А потом было его письмо на имя главы НКВД УССР В. А. Балицкого, в котором он не только раскаялся в злонамеренных планах, но и призвал расстрелять всех «террористов» (то есть себя и недавних соратников) как «бешеных псов»; приговор – десять лет тюремного заключения на Соловках, и рукопись благонамеренных «Соловецких рассказов», которую, с уверенностью, что она принесет «очень много пользы», он отправил в Москву печально известному своим деяниями, в том числе на Соловках, Н. И. Ежову; внезапное пробуждение и новый приговор всем 17 подельникам, на этот раз расстрельный, в октябре 1937 года, приведенный в исполнение в печально известном карельском урочище Сандармох[52].

Конечно, зная все это, трудно всецело доверять тому, в чем «признался» Эпик, пожелав «дополнить» данные им ранее показания «сведениями о связях между нами и еврейскими националистическими поэтами и писателями и о нашей совместной контрреволюционной] работе против партии и Соввласти»[53]. Не вызывает сомнения, что делал он это не по собственной инициативе. Идея объединить в одну преступную группу украинских и еврейских националистов всегда соблазняла чекистов[54]. На ту же тему они истребовали письменные показания и у арестованного украинского писателя Ивана Кириленко (1902–1938)[55], но ответственный секретарь и парторг Союза советских писателей Украины, автор производственных плакатно-идеологических повестей и романов в этом смысле ничего особенно интересного не сообщил[56], кроме того, что «враги советской власти объединялись, игнорируя национальную принадлежность»[57]. О «Бое» и ВАПЛИТЕ, в отличие от находившегося в самой гуще Эпика, он знал и написал мало. Но если даже последний подыгрывал следователям, это не означает, что все сообщенные им факты не имели места; другое дело, как их трактует узник:

Тесная связь на почве <…> контрреволюционной] борьбы установилась между нами со времени организации к[онтр] революционного] «ВАПЛИТЕ» и его филиала в Киеве «Бой» – контрреволюционной] организации еврейских националистов, поддерживавших и проводивших принцип объединённой и совместной к[онтр]р[еволюционной] борьбы украинских и еврейских националистов против партии и Соввласти. Связь, установленная с 1926 года, укреплялась и росла, пройдя все легальные этапы (ВАПЛИТЕ, [ЛИературний] Ярмарок, «Пролпфронт» – также имевшую свой еврейский филиал), легальной к[онтр] р[еволюционной] борьбы и не прекращалась вплоть до моего ареста.

Группа «Бой» в Киеве была создана В. Фельдманом[58], входившим в актив ВАПЛИТЕ по предложению руководства ВАПЛИТЕ. Связь между «Бой» и ВАПЛИТЕ осуществлялась через Фельдмана и Л. Квитко, также члена ВАПЛИТЕ, «Пролпфронта» и т. и.

В группу «Бой» входили: Квитко, Д. Волкенштейн, Винер, Ноте Лурье, Нистер и друг[ие]. Активно поддерживали ее: [Генах] Казакевич, Хана Левина, Хаим Гильдин и сочувствовали Вевьюрко, Перец Маркиш и друг[ие], которые были близки к ВАПЛИТЕ и «Бой» идеологически как в период их существования, так и после, вплоть до 1935 года[59].

Ряд сообщенных Эпиком фактов (об участии Д. Фельдмана и Л. Квитко в ВАПЛИТЕ, Пролитфронте и их изданиях, о лицах, входивших в «Бой») подтверждаются другими свидетельствами и приводились выше; некоторые его утверждения (о том, что «Бой» был создан по предложению руководства ВАПЛИТЕ и был его филиалом в Киеве) вызывают сомнения. В приложении к тексту своих показаний Эпик дает также подробные характеристики восьми членов «Боя», которых он знал лично либо со слов других. Большинство из этих характеристик, вне зависимости от их достоверности, имеют характер доносов и для чекистов представляли «оперативный интерес». Судя по пометам на документе, сотрудники НКВД наводили справки об этих лицах: кто и где находится, арестован, умер и т. п.[60]

Похоже, показания Григория Эпика явились весомым импульсом для возникновения агентурного дела «Боевцы» и, во всяком случае, для более пристального внимания к организации «Бой». Хронологически эти показания предшествуют двум упомянутым в самом начале обширным агентурным донесениям о нем агента «Канта», которые, видимо, также писались им «под заказ».

Первое из них, датированное 26 октября 1938 года, озаглавлено «О евсекции Союза советских писателей Украины» и представляет собой подробный (25 страниц машинописи!)[61] обзор истории литературных группировок в еврейской литературе до создания ССПУ и еврейской секции в нем. О тональности этого нарратива дает представление уже начальный абзац:

Во время гражданской войны хозяевами еврейской литературы (и культуры вообще) остаются буржуазные писатели – интеллигенты: Бергельсон, Квитко, Гофштейн, Маркиш, Добрушин, Литваков и другие. Существует даже в Москве националистический евр [ейский] театр на древнееврейском языке…[62] Вокруг всей этой «культуры» топчутся и хозяйничают нэпманы, сионисты, бундовцы, екаписты (члены Еврейской коммунистической партии Поалей Цион. – Е. М.) и творят свое гнусное дело…[63]

Чувствуется, что автор знает, для кого он пишет и для чего. Свой обзор «Кант» начинает с уже упомянутой группы писателей, объединившихся вокруг журнала «Штром», подчеркнув, что журнал этот «резко выступает против настоящей марксистской критики, против реализма в литературе, за символизм, мистицизм и тому подобные антипролетарские течения в литературе», попутно заклеймив «шовинистические ультранационалистические произведения», которые в нем печатались, в частности «Песнь моего равнодушия» Давида Гофштейна, и его самого за подписание «гнусной декларации о гибели еврейской культуры в советской России и в защиту древнееврейского языка», за отъезд из СССР в Палестину в 1925 году[64], участие в деятельности сионистских организаций и т. п.

От этой «националистической литературной группировки», по словам «Канта», тянутся нити к другой группировке, «еще более подлой, открыто контрреволюционной, троцкистской литературной организации “Бой”»[65]. Основываясь, как он сам пишет, на ряде «документов»: протоколов, деклараций, полемических статей в периодике и писем в редакцию, «Кант» рисует такую картину ее деятельности:

Троцкист Фельдман, работавший в то время в издательском деле в Харькове, получает от своей подпольной троцкистской организации поручение – произвести диверсию в еврейской советской литературе в то время уже окрепшей с приходом в нее