Такая нежная любовь - Лиз Ивинг

Ответ был как нельзя более ясным, и она посчитала его для себя однозначным. У него нет ни малейшего желания воскрешать и тени прошлого.

Они длинно говорили о стратегии в избирательной кампании, но молодая женщина слушала все меньше и меньше то, о чем говорилось, чтобы открыть для себя точный смысл каждого движения Стефена.

Он не очень-то и изменился, скорее стал более зрелым. Две длинные горькие складки пролегли по обе стороны рта, что лишь усилило его шарм, придав ему тот ранимый вид, характерный для личности, прошедшей сквозь многочисленные испытания стиснув зубы.

За одиннадцать лет могло произойти столько событий: целые судьбы могли свершиться и распасться. Она вдруг ощутила безумный интерес к тому, как он жил все эти годы, и, мысленно возвращаясь к их последней встрече, почувствовала, как к ее горлу подкатывает непреодолимый комок горечи. Та сцена всплыла настолько отчетливо, словно происходила прямо сейчас.

Она накладывала последний мазок на картину, которую считала наиболее удачной из своих абстрактных работ. Рыжеватые и угольно-черные цвета некоей комнаты с металлическими отсветами подчеркивались белой аркой, являвшейся единственным светлым пятном в центре этой композиции, сверкающей подобно вспышке, которая пролегла по неподвижной монолитности темных цветовых масс. Про себя она подумала, что ей удалось выразить движение в чистом виде.

Она отошла чуть назад и натолкнулась спиной на мощный корпус Стефена. Она не слышала, как он вошел в студию, и вздрогнула.

— Ты был здесь?

— Да, я смотрел.

— И как давно?

— Ну, несколько часов…

Он улыбнулся и обхватил ее руками.

— Это великолепно, — продолжил он, указывая на картину. — Можно представить нечто вроде космического корабля в открытом небе.

— Это почти так и есть. Пролетающий космический корабль.

— Пролетевший.

Он так хорошо понимал ее. Она отбросила назад свои рассыпавшиеся волосы, чтобы поцеловать его, но он уже отошел от нее.

— У меня для тебя новость, — сказал он.

— Твои экзамены?

— Да.

Она все поняла по его сияющему виду, но все же доставила ему удовольствие, задав этот вопрос.

— Ты сдал?

— Все. Наконец-то я смогу покинуть университет, начать деятельную жизнь.

Радость девушки быстро гасла из-за смутного беспокойства. Она давно уже знала, что он будет заканчивать учебу значительно раньше, чем она, что он покинет университет, но до последнего момента не очень-то об этом задумывалась, предпочитая жить настоящим. Сейчас же настоящее соединилось с ее опасениями, и ей надо было встретиться с этим лицом к лицу.

— Что ты собираешься делать? — спросила она беззвучным голосом.

Он взял ее за плечо, как будто поняв ход ее мыслей.

— Прежде всего вернусь к себе в Цинциннати и открою ту контору, о которой тебе уже говорил.

— А потом?

— Потом собираюсь посетить Европу.

— И на какой срок?

— Не знаю. На срок, покуда не устроятся мои дела.

— Потому что они устроятся сами собой?

— Нет, конечно. Ты же знаешь, что мой дядя обладает широкими связями в этой сфере и поможет мне во всех моих начинаниях. На срок, пока все встанет на свои места, и тогда я вернусь.

— Чтобы стать адвокатом в Цинциннати?

— Ты смеешься? Если я возвращаюсь к себе, так это для того, чтобы меня признали, но ты хорошо знаешь, что я прежде всего хотел бы устроиться в Нью-Йорке. Это единственный город, который по-настоящему распахнут в мир…

— А я?

Она говорила еле слышно, не в силах унять рыданий, которые подступили ей к горлу.

— Что?

Как будто он не понял! Она похолодела от его безразличия.

— А я, Стефен, как я? Где мое место во всех этих прекрасных проектах?

— Твое место там, где оно всегда и было, — возле меня.

— Возле тебя в Цинциннати? Возле тебя в Европе? А моя учеба?

— Ты продолжишь ее позже, у тебя достаточно времени, чтобы подумать об этом.

— А эту выставку, которую сейчас готовлю, я должна ее тоже забросить?

— Я не требую от тебя что-либо забрасывать, просто немного отсрочить.

— Боже мой, Стефен! Знаешь ли ты, что такое выставка? Имею ли я право отказаться от подобного шанса, когда он предоставляется, и особенно новичку?

— С нашими связями ты найдешь тысячу других возможностей.

Она топнула ножкой.

— Так ты ничего не понимаешь! Я желаю жить не за счет твоих «связей», а моей живописи. Я хочу быть признанной в силу самой себя.

— Черил, успокойся! Я не понимаю, почему ты так реагируешь!

Он ничего не понимает, это очевидно! Он наметил себе великолепную программу, в которую она вписывалась лишь в незначительной степени, да и то лишь при условии, что она согласится «отсрочить» свою деятельность. Значит, она так и не узнала его за те два года, что они встречались!

— Я так реагирую, — с раздражением сказала она, — потому что у тебя такой вид, будто ты находишь совершенно естественным, чтобы я оставила свои занятия ради того, чтобы последовать за тобой!

И тогда он произнес ту фразу, которая потрясла все ее существо:

— Ты свободна, Черил.

Это надо было либо принять, либо отринуть — ни больше, ни меньше. Во что превращалось то, что, как она считала, было их чудесным единством? А их честолюбивые планы блестяще преуспеть каждый в своем деле? Для нее это оказалось бы просто «позже» — вот и все.

Ее мир рушился в одночасье. За два года у нее было время поверить в их любовь, обрести надежду жить всегда со Стефеном, даже принимая во внимание, что никогда не говорилось в открытую о том, чтобы ей стать признанным художником, ему — государственным деятелем. Именно так ей и представлялось их будущее. Охваченная эйфорией своих грез, она уже больше не видела, как проходят месяцы, годы. Ее работа, освещенная собственным счастьем, постепенно превратилась в замечательную, и она совершенно чистосердечно радовалась успеху и честолюбию Стефена до того момента, когда заметила, что она-то — Черил — занимала там лишь скромное место. И никогда он не сойдет ни на дюйм с того пути, что сам себе начертал. И любовь не сможет его с него столкнуть. Он подумает об этом «позже»…

В состоянии полной опустошенности девушка посмотрела на него, надеясь в последний раз заставить его осознать, что она чувствовала.

— Я свободна? В чем? Чтобы все бросить ради возможности следовать за тобой или бросить тебя во имя своего призвания — это так?

— Послушай, надо выяснить, что имеет для тебя большее значение: жить со мной или малевать свои картинки.

Если бы она не сдержалась в тот момент, то запустила бы ему палитрой в физиономию. Но она предпочла остаться без движения, уже теперь понимая, что любые споры становились излишними. Ее искусство, ее учеба — все это было для него лишь чем-то похожим на дамское рукоделие!