За право летать - Андрей Лазарчук

– Разумно, – сказал Санька. – Только ведь и вооружение – тоже мертво.

– И все-таки: может быть, попробовать его не сбивать, а забрать?

– Не будем корректировать задание, гардемарин, – сказал Санька, а сам подумал: на месте разберемся.

Легенды о секретных военных спутниках ходили самые разные. Точных данных было мало: то ли военными до сих пор по инерции соблюдалась секретность, то ли действительно вся информация о таких программах была утрачена – вместе с компьютерами…

Ангар «Арамисов», легких сторожевиков, располагался на краю летного поля, почти в трех километрах от Центра. До ангара долетели на легком глайдере-пикапе, стоя в кузове. Чуть потрескивал антиграв, встречный ветер лохматил волосы. От картонных коробок, аккуратно сдвинутых к заднему борту, вкусно пахло копченой рыбой. На вопрошающий Санькин взгляд водитель пикапа, сорокалетний красношеий мужик, сначала ответил хитрой усмешкой, но потом пояснил: «В Гоби, на точку. Сын да сноха у меня там служат. Пишут: папа, нам бы рыбки бы копченой… Ну, любят они её. А тут как раз туда борт с ремонтниками идет…»

С ремонтниками… Значит, и там кто-то сел на вынужденную. Не из Школы, об этом Санька бы знал. Но, помимо полусотни учебных судов, к базе Пулково было приписано двести сорок бортов – боевых, вспомогательных и транспортных. Многие уже выработали ресурс, особенно «Аисты», давно выведенные из боевого реестра, но продолжающие служить почтовиками и связниками. С ними сплошь и рядом что-то случалось.

– Как гулять будете? – спросил Санька гардемарин. – Со всеми или особо?

– Как получится, – уклончиво сказал Пашка, и Саньке показалось, что это значит; со всеми. Но Анжела удивила, уточнив:

– Мы решили вообще не участвовать ни в каких гуляниях. Это какой-то глупый и неправильный обычай. В конце концов, мы же не камикадзе, а нормальные солдаты. Правда же, Пащкец?

– Ну, – буркнул тот.

– И что это значит: нам ни в чем нельзя отказать? Люди потом смотрят и говорят: так вот они какие, наши защитнички… Я – то есть мы – так не хотим.

– И что, будете сидеть по домам?

– Ну… – Анжела быстро взглянула на Пашку, тот вдруг покраснел – мгновенно. – Почти.

Н-да, подумал Санька. Молодежь взрослеет, глазом не успеваешь моргнуть…

Легкий сторожевик «Арамис» выпускался в одноместном и двухместном вариантах. Двушки имели значительно большую автономию, «копейки» могли брать дополнительное вооружение – либо, что немаловажно, спускать на базу из космоса какие-нибудь не очень крупные предметы. Скажем, катапультировавшегося пилота…

Сегодня все трое вылетали на «копейках», и Санька в последний момент, подчиняясь неосознанному позыву, попросил оружейников подвесить к своей машине дополнительную пару контейнеров с «гремучками» и хронодинамическую пушку с полным боекомплектом. Это оружие только недавно появилось на базе, и стоило опробовать его по реальной, пусть и не маневрирующей, цели.

А может, сработало где-то внутри предупреждение марцала о возможном тайном визите какого-то имперского корабля… И если это так, то сегодня или завтра, возможно, появятся в газетах сообщения об очередном массовом похищении людей.

Сволочи…

Он проверил в последний раз, как закрепились в кабинах гардемарины (на самом деле это нужно было только для того чтобы похлопать их по плечу перед тем, как наглухо задраить фонари), махнул рукой буксировщикам: вывозите. Потом и сам забрался в свою машинку.

Снаружи «Арамис», пока стоял на земле, напоминал что-то среднее между увеличенным в несколько раз гоночным автомобилем «Формулы-1», только без колес, и акулой-мутантом-ниндзя. Там, где взгляд непроизвольно искал колеса, косо топорщились – чуть назад и чуть вниз – тонкие узкие стабилизаторы-плавники с еле заметными утолщениями гравигенов на концах. В отличие от более тяжелых кораблей, того же «Портоса», «Арамис» вообще не нес брони, а весь был выполнен из триполяра – особой керамики, черно-зеркальной снаружи и прозрачной изнутри. Обзор для пилота был, конечно, уникальный – вся передняя полусфера…

Но и погибал он от одного попадания. Хотя, конечно, попасть в маленький стремительно маневрирующий кораблик достаточно сложно. Но можно. Особенно часто «Арамисы» подставлялись на выходах из атак…

Машины гардемарин уже заняли место на стартовом столе. На низких килях вспыхнули и погасли рубиновые сигнальные огни: готовы.

Потом – задрожал воздух. Санька видел, как по земле туда, к черным блестящим корабликам, покатилась чья-то фуражка. Потом, подхваченные восходящим потоком, «Арамисы» стали быстро всплывать вверх, заметно покачиваясь. Было видно, какие они легкие.

Санькину «копейку» подцепили к глайдеру-тягачу и быстро потащили к старту. Сторожевик немного заносило на поворотах.

Кораблики гардемарин остановились высоко, гораздо выше, чем «Портос», – что и понятно, тяжелые сторожевики действительно тяжелее, причем намного. Санька смотрел вверх. Черные стрелки сорвались с места почти одновременно и буквально через секунду, заложив боевой разворот, растворились в небе. Санька мысленно выставил хорошие жирные пятерки обоим.

Потом он дал сигнал готовности. Пушер, проложенный под бетоном, подхватил кораблик и быстро поставил его на стартовый стол. Автоматическим движением Санька проверил ремни, положил правую руку на джойстик, левой взялся за сектор тяги. Качнул педали…

И – как всегда, неожиданно – вместе с кораблем ухнул вниз, судорожно выдохнув и даже вскрикнув на выдохе. Обманутый исчезающей гравитацией, вестибулярный аппарат выдал в мозг ложный сигнал падения.

Через несколько секунд поток воздуха подхватил ставшую почти невесомой «копейку» и понес вверх. Мимо, кружась, пролетела та злосчастная фуражка. Потом её отнесло в сторону, она выпала из зоны пониженной тяжести и стала планировать обратно – наверное, на посадочную полосу.

В прошлом году был случай: в антигравитационный луч затянуло инженера-электрика. Слава Богу, и сам мужик не растерялся, был он когда-то парашютистом и умел управлять в воздухе своим телом, – и оператор антиграва сообразил, что надо делать: включая-выключая генератор, он спустил бедолагу почти до самой земли, а тут уже аварийщики успели навалить холм той пены, которой заливают полосу, если кто-то садится на брюхо – с выключенными (или разбитыми что чаще) гравигенами. Вот и инженер ухнул в тот холм как продавец воздушных шаров в именинный торт….

Это прозвище потом за ним прочно закрепилось – правда в усеченно-ласкательном виде: Шарик.

Подъем замедлился, а потом совсем прекратился. На альтиметре было четыреста шестьдесят метров над уровнем моря.

Санька отстучал ключом свой позывной, снял блокировку маршевых двигателей (одновременно заработали локальные компенсаторы) и надел шлем визибла. Сейчас ему предстояли несколько не самых приятных секунд…

Он пережил их, потом усилием воли заставил расслабиться мышцы лица и шеи, закрыть рот… Очень трудно не воспринимать визибл как живое существо, запускающее глубоко в тебя свои тонкие щупальца.

Впрочем, в какой-то мере оно и есть – живое. Полусущество, полуустройство.

Секунда отвращения. Потом вневременная дурнота, похожая на приближение смерти. И…

…и всемогущее время изменило свой ход, а пространство сделалось иным. Может быть, оно и не сжалось, но – стало доступным взгляду. Он мог увидеть все, хотя и сквозь фиолетовую слабо светящуюся пленку – надо было лишь знать, куда смотреть. Вон – идет патрульное звено тяжелых «Хаммеров», прикрывающих полярный сектор. Сами по себе «Хаммеры» почти безоружны, но каждый несет по четыре очень хороших ударных катера «Нэйл». Именно «Нэйлы» в июне отогнали два имперских линкора… До патруля было почти шестьсот километров – строго вверх. По сторонам пока видно плохо, но стоит выйти из атмосферы, и обзор расширится раз в десять – пятнадцать… А совсем рядом неслись кораблики гардемарин, он мог их видеть во всех подробностях и именно в том ракурсе, в котором они сейчас находились. Ребята держались километрах в десяти друг от друга, закладывая очередной виток пологой расширяющейся спирали. Высота у них была уже за сто семьдесят, а скорость приближалась к орбитальной. Санька удовлетворенно улыбнулся – и плавно двинул сектор тяги вперед, одновременно выбирая джойстик на себя…

Компенсаторы на «Арамисах» были отличные, но все равно лаг реакции у них имелся: это значит, что первая фаза каждого маневра – пять сотых, одна десятая, две десятых секунды – организмом все-таки воспринималась. А поскольку двигатели способны были придавать кораблику ускорение до сорока g, то и пять сотых секунды могли растянуться черт знает на сколько лет.