За право летать - Андрей Лазарчук

– Пришли, – сказал наконец майор Хафизулла, делая изящный плавный жест, словно был не офицером пограничной стражи, а артистом балета.

– У-ух… – выдохнул Адам.

Возможно, именно тут побывал бедняга Данте – и увидел вход в Ад.

Еще более черная, чем окружающие скалы… хотя, казалось бы, куда уж черней?.. – котловина, и именно в форме котла, нет – он поискал сравнение – гусятницы. И что поразительно – водопад! Тонкая, дробящаяся в полете струйка Вытекает из овальной дыры в скале и падает в темную лужицу, откуда уже ничего не вытекает, а только испаряется, поэтому дышать в котловине просто нечем. Страшный чад залитого водой пожара на угольном складе…

Тело крейсера занимало собой почти четверть котловины. Корабль лежал, сильно накренившись; на первый взгляд повреждений не было, но уже через несколько секунд Адам удивился себе: в борту – огромная пробоина, дно котловины усеяно искореженными кусками обшивки. Судя по всему, пилоты почти сумели посадить корабль. Почти сумели.

– Никто не выходил? – спросил Адам.

– Нет, – покачал головой майор. – Я думаю, они все погибли. Удар был громкий. Очень громкий. Слышно было за двадцать километров. И был огонь и дым.

– Понятно… Ваши люди туда не спускались?

Майор помедлил.

– Боюсь, что я не смог бы заставить их спуститься. Даже под страхом сурового наказания.

– А вы сами?

– Еще совсем недавно там было нечем дышать. И я не уверен, что сейчас там есть хороший воздух для дыхания.

– Это мы тоже проверим…

Как не хотелось влезать мордой в противогаз! Даже в этот наиновейший, легкий, с хорошим обзором… опять же щетинка, брился утром, а вылезла, в таком климате хорошо растет… и если сейчас побриться, то раздражения не избежать, проходили…

Мысленно ворча, Адам облачался во все защитное. Сигги тоже. Стив будет страховать отсюда, а от Арсена – вон, еле ковыляет, болтаясь на плече пограничника, – толку и так мало… да и переводчик он средний… Но уволить его было трудно.

Адам спустился вниз по веревке – лихо, дюльфером; быстро раскрыл и запустил экспресс-лабораторию, посмотрел, как поднимаются гирлянды пузырьков по кюветам с реактивами, потом сверился с таблицей (хотя все знал на память).

Да, что нужно, покраснело, где нужно, выпал осадок, а где не нужно, не выпал… Воздух был на грани пригодности для дыхания по кислороду и углекислоте, не содержал известных ядов, окислителей и заметного количества протеино-липидных аэрозолей. За неизвестные яды и незаметное количество рассеянной протоплазмы прибор отвечать не мог.

Поэтому имело смысл пока что противогаз не снимать.

Адам принял Сигги, и вместе они направились к разбитому крейсеру, на ходу быстро и умело вычерчивая кроки «зоны контакта» – где что валяется.

Валялось много чего. Некоторые предметы Адам опознавал, некоторые – нет. Что-то было искорежено до полной неузнаваемости. Кажется, вот это – кусок ремонтного модуля… а это – россыпь пустых оболочек от капсул пирофага, этаких шустрых сообразительных огнетушителей…

Горело здесь, конечно, здорово. И камень был раскален не только солнцем. Во всяком случае, под солнцем он так не плавится.

«Вхожу внутрь», – написал Адам на своих кроках, передал планшет Сигги и, оглянувшись – высоко на скале белели бурнусы пограничников и металлически отсверкивал комбинезон Стива, – шагнул в пробоину.

Отсюда все вынесло наружу – все, что не было монолитом, да и монолит… Адам включил фонарь, внимательно присмотрелся. Вот здесь, по идее, должен быть стрингер. А все, что есть, – два полуметровых пенька с зернистой поверхностью. Ни фига же себе… это взрыв гравигена. Или – прямое попадание в гравиген… Интересно.

Адам медленно пошел по кольцевому коридору, широкому, как туннель метрополитена, только в сечении не круглому, а в форме лежащего на боку яйца. Пока что он не видел принципиальных отличий крейсера – кроме размеров, конечно – от найденного в позапрошлом году в Антарктиде маленького невооруженного судна, брошенного экипажем. Марцалы объясняли, что корпуса имперских кораблей не производятся в обычном смысле этого слова, а выращиваются – не то как кристаллы, не то как тыквы. И поэтому все они имеют практически одинаковую форму и одинаковое строение внутреннего пространства. Конечно, потом это пространство дополнительно разгораживается, заполняется всяческим оборудованием – и тут уже открывается простор для разнообразия…

Но люки должны быть в одних и тех же местах. Вот здесь, например.

Адам, вовсе не уверенный в успехе, положил ладонь на еде заметный выступ стены. И люк открылся так стремительно, что показалось – крышка его просто исчезла. Перед Адамом возникло овальное отверстие размером примерно два на полтора. Ход, ведущий под купол.

Здесь было полусветло. Но из-за этого туманного, фосфоресцирующего, приходящего отовсюду света видно было не лучше, чем в честной темноте. Приходилось ещё больше приспосабливаться, напрягать зрение – и все равно оставалось ощущение, что пропустил главное и не заметил чего-то большого.

Но это было только ощущение, потому что главное Адам, конечно же, заметил, а потом подошел и рассмотрел в упор.

В центре купола, окруженный кольцом толстых светящихся колонн – торпедных аппаратов, – располагался пост управления: пульт и шесть пилотских мест вокруг него. Шесть черных изогнутых кресел, напоминающих какие-то жуткие насекомоядные орхидеи. Человекоядные. Ассоциация возникла, очевидно, потому, что в каждом кресле, изломанный страшным ударом, неподвижно сидел…

Адам всегда терялся, когда возникал вопрос: а как их называть? Люди? Чужие? Пришельцы? Имперцы? Почему-то все не подходило.

Конечно, генетически они были людьми, ближайшими родственниками – куда более близкими, чем шимпанзе и гориллы. Братки по разуму… Внешне – абсолютно чужими, чуждыми, отталкивающими. Дряблая голубовато-зеленая кожа (зато усваивает солнечный свет, на пляж сходил – как пообедал; в коже живет симбиот, водоросль типа хлореллы), слишком одинаковые лица с маленькими безгубыми ртами, крошечными носиками и огромными глазами почти без белков (зато сумеречное зрение лучше, чем у кошки); руки и ноги тонкие, слишком длинные, что подчеркивают ещё и кисти рук – паучьи пальцы, сказал кто-то когда-то – и привилось…

Пришельцы – да. Но и марцалы – пришельцы, а кто их так воспринимает?

Имперцы – вроде бы самое правильное, но вот не соотносится внешний вид и образ действия с этим гордым словом: Империя. Это ведь не они сами себя, это мы их так прозвали. Слово прилепилось к пришельцам само собой, порожденное культовой – даже дважды культовой – киноэпопеей «Звездные войны».

Но если отвлечься от кино, что вспоминается нормальному взрослому человеку при слове «Империя»? Орлы и знамена. Железная поступь легионов, боевые слоны, триумфальная арка, «Звезда Смерти», белый плащ с кровавым подбоем, за гранью дружеских штыков, штурм унд дранг юбер аллес, аве, цезарь! – и генералиссимус на белом коне, армады «юнкерсов», армады дроидов, черные шлемы, кто не сдается, того уничтожают, танки, вперед! А что в нашем случае? Беспомощная какая-то осада, нелепые десанты в неподходящие места, похищения людей…

Кстати, подумал Адам. Заглянуть в трюм, вдруг там кто-то… был. Да. Он ещё раз взглянул на мертвых пилотов. Несмотря на внешнюю хрупкость, эти ребята выдерживали сорок–пятьдесят g в течение десяти секунд – время, за которое при отказе компенсаторов двигатель автоматически останавливается. Ни один человек не способен такого выдержать. А их вот – сумели адаптировать. Каста космонавтов. Блин.

Люки, ведущие в трюм, были огорожены изящными перилами, словно бы выгнутыми из цельных побегов бамбука. Только темно-бордового цвета.

Очень не хотелось спускаться…

Когда Адам выбрался обратно, солнце как раз уходило за высокий неровный край котловины. Оно казалось нереально маленьким – гораздо меньше нормального закатного солнца и даже меньше, чем просто солнце посреди небосвода. Почти звезда… Адам зажмурился от нестерпимого блеска этой белой звезды и стянул с лица противогаз. С мерзким мокрым чпоком присоска маски отпустила его.

– Липо… – Голос был знакомым, и прозвище тоже. Но словно многие километры лежали между ним – и этим голосом, и прозвищем. Потом его тормошили за плечо, за руку. – Липо, что там? Липо! Говори же!..

– Да, – сказал он наконец. – Много…

– Что?

– Их там много. В трюме. Полный трюм. В три этажа…

Только теперь он посмотрел на Сигги. Под его взглядом она сомнамбулически поднесла руки к лицу и содрала маску. Лицо её было в ярких красных пятнах.

– Невольничий корабль, – сказал Адам. – Это был невольничий корабль.