Атомная бомба - Владимир Губарев

«В целях более успешного развития работ по урану:

1. Возложить на тт. Первухина М.Г. и Кафтанова С.В. обязанность повседневно руководить работами по урану и оказывать систематическую помощь спецлаборатории атомного ядра Академии наук СССР.

Научное руководство работами по урану возложить на профессора Курчатова И.В…»

Пожалуй, это первый документ, в котором ясно сказано, кто теперь возглавляет «Атомный проект СССР».

А за несколько дней до принятия этого документа С.В. Кафтанов уточняет:

«В представляемом проекте распоряжения ГОКО предусматривается создание комиссии для повседневного руководства работами по урану. Создание комиссии крайне необходимо, так как до сих пор Академия наук СССР (академик Иоффе) не проявила необходимой оперативности и проведения работ по урану.

В проекте также предусматривается перевод в Москву группы работников спецлаборатории атомного ядра (20–25 человек) для выполнения наиболее ответственной части работ по урану. Перевод этой группы работников в Москву даст возможность более конкретно и систематически наблюдать за работами по урану, кроме того, в Москве будут созданы лучшие технические условия для работы спецлаборатории и условия для обеспечения секретности в работе».

Так появилась лаборатория № 2 — будущий Институт атомной энергии имени И.В. Курчатова.

У Игоря Васильевича появляются мощные союзники, и в первую очередь академик Владимир Иванович Вернадский. Из Борового, где живет, великий ученый обращается к президенту АН СССР:

«Я считаю необходимым немедленно восстановить деятельность Урановой комиссии, имея в виду как возможность использования урана для военных нужд, так и необходимость быстрой реконструкции последствий разрушений от гитлеровских варваров, произведенных в нашей стране. Для этого необходимо ввести в жизнь источники новой мощной энергии…»

По сути дела, Вернадский говорит о получении электроэнергии с помощью атомного ядра, то есть об атомных электростанциях!

А потом президенту Академии наук он пишет личное письмо, в котором критикует своего коллегу:

«… Я убежден, что будущее принадлежит атомной энергии, и мы должны ясно понимать, где у нас находятся руды урана. Мы топчемся в этом вопросе на месте уже несколько лет. К сожалению, Иоффе не понимает или делает вид, что не понимает, что для использования атомной энергии прежде всего надо найти урановые руды и в достаточном количестве. Я думаю, что в одну летнюю кампанию это может быть разрешено. Насколько я знаю, Ферсман и Хлопин того же мнения».

Неужели академик Иоффе не верил в создание урановой бомбы?!

Тайна Сергея Вавилова

При назначении на должности Сталин умел удивлять своими нестандартными решениями. Министрами, директорами предприятий, дипломатическими представителями подчас назначались молодые люди, не известные широкой публике. Но очень скоро они оправдывали доверие или… исчезали столь же стремительно, как и появлялись.

Он уже сам не мог передвигаться — отказывали ноги. Два сотрудника практически несли его к столу президиума. Зал молча наблюдал за происходящим.

— Кто это? — спросил Сталин у Молотова, хотя он прекрасно знал, что президент Академии наук В.Л. Комаров давно уже не может самостоятельно передвигаться. Не дождавшись ответа, Сталин заметил, — Зачем же мучаете старого человека?! Совести у вас нет…

Накануне он сам сказал Молотову, чтобы в президиуме торжественного заседания, посвященного великой Победе над Германией, обязательно был и Комаров.

Ночью Сталин распорядился присвоить президенту АН СССР В.Л. Комарову звание Героя Социалистического Труда и поручил подготовить характеристики на тех, кто может возглавить Академию. Народный Комиссариат по государственной безопасности немедленно занялся этой работой. 8 июля 1945 года Сталин, Молотов и Маленков получили список из 23 человек, каждый из которых мог возглавить Академию. Документ № 812/б «Сов. Секретно. Особая папка» был подписан Начальником 2 Управления НКГБ Федотовым.

В эти дни академик Сергей Иванович Вавилов записывает в своем дневнике:

«В Москве 24-го был на кремлевском приеме. Блистательный Георгиевский зал не красивый, но блистательный. Чинные гости — около тысячи. Громкие победные туши. Замечательные сталинские слова о русском народе. Концерт — помесь Улановой с хором Пятницкого. Гомерическая еда. Прошел по подчищенному Кремлю, миом Успенского собора, немецко-русского тоновского Кремлевского дворца».

«29 июня 1945 г. Москва.

Юбилей продолжается. Концерты в Большом в стиле московской солянки: Шостакович и Уланова вместе с ансамблем песни и пляски, украинские танцы и пр.

Ящик для деловых конвертов. Вчера вечером опять прием в Кремле, в Георгиевском зале. Речи.

А сумею ли я что-нибудь сделать для страны, для людей? Повернуть ход науки? Неуютно, смутно, тяжело…»

Сергей Иванович еще не знает, что как раз в эти дни решается его судьба. Она станет непредсказуемой, удивительной, неповторимой. И ему придется пройти новые испытания. В том числе для того, чтобы достойно ответить на те вопросы, которые его мучили — о родине, о науке.

Сталин еще не принял окончательного решения. Он размышлял: кого из троих выбрать?

Список кандидатов в президенты уменьшился на двадцать человек. Он вычеркнул тех, кто был слишком на виду — политиканство к науке не должно иметь отношения, ну и, конечно же, ни Лысенко, ни Вышинский не имеют права претендовать на столь исключительную должность. Да и следует помнить, что выборы в Академию тайные — если он предложит уж слишком одиозную фигуру, то могут набросать «черные шары». а интересно: провалят ли они Молотова? Нет, рисковать нельзя — его выбор должен быть неожиданным и верным. Итак, осталось три кандидата: Христианович, Курчатов и вавилов.

Из справки, представленной НКГБ:

«Курчатов Игорь Васильевич — директор Лаборатории № 2 Академии наук СССР, 1903 года рождения, русский, беспартийный, академик с 1943 года, профессор МГУ, лауреат Сталинской премии. Орденоносец.

По специальности — физик-ядерщик. Работает в области исследований радиоактивных явлений. Основная работа по новому виду радиоактивного распада урана и использования его энергии.

В области атомной физики Курчатов в настоящее время является ведущим ученым СССР.

Обладает большими организаторскими способностями, энергичен. По характеру человек скрытный, осторожный, хитрый и большой дипломат».

Характеристика Игоря Васильевича звучит весьма необычно. Пожалуй, это единственный случай, когда документы сохранили именно такие слова о руководителе «Атомного проекта». Обычно в воспоминаниях о подобных чертах характера друзья и коллеги не упоминают. Но тогда непонятно, как удалось великому ученому выстоять между научным миром и властью, где всегда идет беспощадная борьба — уж слишком велико различие интересов и помыслов! Осторожность, дипломатичность, хитрость — пожалуй, именно они позволили Курчатову добиться успеха и завоевать уважение власти.

Жена академика П. Л. Капицы Анна Алексеевна хорошо знала Курчатова. Много раз он бывал в их доме. Она так вспоминала о нем:

«Курчатов был очень хороший ученый, потрясающий дипломат и тактик. Он умел заставить наших правителей уважать его и слушать. Он умел подойти к ним с какой-то такой стороны, когда они чувствовали, что их не презирают, наоборот — запанибрата; когда надо, тогда надо… Курчатов обладал дипломатическим тактом и умением схватывать этих людей. Нужно было уметь с ними обращаться и заставлять их делать то, что надо. И Курчатов это умел… он был очень храбрый человек…»

Но по мнению Сталина, Курчатов не подходит. Сталин прекрасно помнит, как при выборах в академики его «прокатили». Пришлось потом добавлять еще одну ставку специально для Курчатова. Нечто подобное может случиться и теперь. Да и бомбу Курчатову нужно делать, забот у него хватает и без Академии.

Значит, остается двое — Христианович и Вавилов.

Из дневников академика С.И. Вавилова:

«26 марта 1940 г. Барвиха.

Я благодарен прожитым 49 годам за то, что я узнал настоящее, подлинное величие искусства. Я видел, понял Пестумские храмы. Св. Петра, Джорджоне, Леонардо, я слышал и понял Баха, Россини, Моцарта, Бетховена, я знаю Пушкина, Гете, Тютчева, я знаю Рим и Петербург, Микеланджело и безголовую римскую Венеру. Когда вспоминаешь об этом, — тихая радость и удовлетворенность, как ни от чего другого.

Почему это так? Во мне, человеке абстрактного склада! Красота?