Территория Альфы - Ирина Субботина

И страна была уже другая – новая страна, неизвестная страна.

Меня не пугали все эти перемены. Слишком молод я был, чтобы бояться. Но по-любому требовалось время, чтобы понять, что происходит вокруг и кем можно быть в этом уже новом мире.

И вот началась жизнь.

Становление бизнеса захватило меня полностью. Это было время, когда страна стала похожа на челночный муравейник.

Мы с братом занялись коммерческой деятельностью, связанной с лекарствами. Сделали ставку на аптеки. Мы уже тогда понимали, что такое логистика. И не занимались междусобойчиком, перекидывая товар из города в город.

Тамара перевелась на заочный, продолжала учиться и занималась ребёнком.

У нас с женой было много сложных моментов. Некоторые из них я хорошо помню. А некоторые вспоминаю как фон к другим, более ярким и значимым эпизодам.

Это как смотреть в калейдоскоп, в котором ограниченное количество камней и цветов. Но при малейшем движении картинка меняется. И то, что видишь ты, уже не увидит другой.

Никогда нельзя одному конкретному человеку точно зафиксировать, «как было». Чаще всего фиксируется: «как казалось» или «как хотелось бы». Но «казалось» и «хотелось» – у каждого своё.

Не сомневаюсь, что у Тамары может быть своя версия наших с ней отношений. И возможно, она кардинально отличается от моей.

Но вот что одинаково, так это неизменная цепочка реакций на одни и те же поступки человека, с которым находишься в длительных отношениях: удивление – восхищение – раздражение – равнодушие.

Если справиться с равнодушием и как-то пережить этот период, то, наверное, можно узнать что-то новое в системе человеческих взаимоотношений.

Я пока не сумел зайти так далеко.

Видел фильмы, где герои проявляли свои сверхспособности и выходили на другой уровень отношений. Себя спасали, зрителей радовали. Но это всё игры супергероев.

Сам я считаю – чтобы справиться с раздражением и равнодушием в реальной жизни, надо быть или слабоумным, или просветлённым.

Может быть, когда-нибудь я сумею увидеть следующие звенья.

К определённому моменту жизни накопилось много вопросов, и для меня не ответить на них означало приблизительно то же самое, что захлебнуться в собственном дерьме. Причём добровольно. А меня такое положение вещей не возбуждало.

Новый жизненный ритм формировал и новый подход к удовлетворению своих желаний.

Вокруг меня были разные женщины. Я как бы жил со многими из них, – они были в моей голове, – но сказать, что с кем-то из них было что-то похожее на отношения, – нельзя. И не потому, что эти женщины были какими-то не такими. Все они по сути своей нормальные женщины, все желали полноценных отношений.

Возможно, я сам не мог ответить на их потребность любить. Я сам ждал определённого толчка внутри себя.

А пока меня не торкнуло, жил как живётся: в ярком калейдоскопе из женских особей. Называется это блядством: когда понравилась – и получил. Это было такое спонтанное удовлетворение желаний.

Бьянку я встретил в Амстердаме. Оказался там по приглашению приятеля, выходца из России, к тому времени осевшего в Европе. Он мне и показывал местные достопримечательности. И при его участии я познакомился с Бьянкой.

Неожиданно для себя я увидел ту, которую не рассчитывал увидеть в тех краях. Местные дамы были пресными и одинаковыми. Молодость их не спасала. Мой глаз ни за что не цеплялся. И я не искал романтики. Только Де-Валлетьес, квартал Красных Фонарей.

И тут такая роскошь, яркая, чем-то похожа на Тамару. Но более зрелая, она и была старше моей жены. И оказалась той редкой для меня женщиной, с которой мне сразу захотелось секса.

Бьянка работала в магазине «Versace», в отделе женской одежды. В тот раз я покупал много одежды, и мне понадобились помощь и внимание персонала.

И то и другое я получил от Бьянки.

Помощь и внимание русской девушкой чаще всего трактуются совершенно иначе, чем от неё требуется в предлагаемых обстоятельствах. Если ей по роду деятельности положено быть любезной и при этом ей самой хотя бы чуть-чуть симпатичен объект внимания, тогда за каждым её действием, за каждым жестом, можно видеть нечто большее, чем только желание выполнить свою работу хорошо.

Она посылает такие флюиды, что всё происходящее нельзя воспринять иначе, как готовность перевести отношения в иную плоскость, где мужчине будет принадлежать не только эта конкретная женщина, но и как приложение к ней все её проблемы сразу, а также проблемы её мамы, бабушки и сестёр, если таковые имеются. Чем больше русская девушка старается, тем больше у неё неразрешимых, с её точки зрения, проблем.

Голландка Бьянка вела себя иначе. Несмотря на кажущуюся открытость и эмоциональное участие в решении моей проблемы, она оставалась недоступна для того флирта, с помощью которого мужчина и женщина демонстрируют друг другу свои намерения. Она с какой-то до тех пор неизвестной мне в женщинах виртуозностью балансировала между доступностью и недоступностью.

Я стараюсь не использовать категории «лучше» – «хуже», просто когда знаешь, с каким материалом имеешь дело, тогда приблизительно понимаешь, какой результат получишь в итоге.

Бьянка была достаточно гламурная девица. Но голландская гламурность кардинально отличалась от российской. Бьянка сверкала изнутри. Может быть, это был признак породы.

На следующий день я вернулся туда, где эта девушка работала, и с помощью своего голландского друга объяснился в симпатии к ней, пригласил в ресторан. И она согласилась.

Первый вопрос, который меня интересовал: как я буду с ней общаться, не зная голландского, немецкого, английского?

Оказалось, в начале любовной истории язык не нужен. Ни о чём не надо договариваться. Всё накатывает само собой, в нужное время и в нужном месте.

Мы были реалистами. Оба уже взрослые: мне двадцать шесть, она, кажется, на пару лет старше.

Когда я прилетал в Амстердам, Бьянка приезжала ко мне в отель. Иногда мы наведывались к ней домой или в гости к её матери.

Несмотря на нашу связь, Бьянка по-прежнему оставалась автономной в решении своих проблем. Об их наличии она мне сообщала или заранее предупреждала. Мол, у неё появились такие-то проблемы, и какое-то время она потратит на их устранение. Сообщала не для того, чтобы меня подключить, – я, со своим менталитетом, всегда был готов помочь, – а для того, чтобы грамотно выстроить наше общее времяпрепровождение.

Бьянка не соединяла наши пространства в одно общее. Это была другая культура отношений. И я пытался её понять.

Бьянка стала той женщиной, ради которой я мог запросто сорваться и улететь из страны. И летел именно к ней. Я дорожил этими отношениями.

Вот тогда впервые подумал о перспективе нашего с ней союза – задумался: а может ли в моей системе координат существовать модель, где муж русский – и голландская жена. Выходило, что может.

У меня уже тогда были напряжённые отношения с Тамарой, и я не исключал возможности нового союза; но мне надо было сначала развестись. Но точно не из-за Бьянки, а вообще. Потому что, разведясь, я больше не планировал ни на ком жениться. Так уж мне нравилась моя предполагаемая холостяцкая жизнь.

Но… я всё ещё женат. Хотя более шести лет живу как холостяк в своём доме.

Так почему я до сих пор не развёлся?

Не потому, что не встретил ту, для которой хотелось бы стать мужем. А потому, что ещё не дошёл до такого отчаянья, за пределами которого теряется привычное одиночество.

Кто знает, может, это одиночество и есть та самая спасительная капсула, которая позволяет оставаться честным перед собой? А возможно, и перед другими.

Однажды я прилетел к Бьянке без предупреждения. Хотел сделать сюрприз. Пришёл в тот самый магазин, где она работала, а с некоторых пор там же работала и её сестра. Эта сестра и сказала мне, что Бьянка здесь больше не работает: вышла замуж и уехала.

Вот здесь я испытал шок. Я не понял, что произошло. Это было настолько неожиданно, – я и сейчас помню эту ситуацию до мелочей.

Я вышел из магазина, поплёлся по этой шопинговой улице, волоча по земле плащ, ценой в пять тысяч долларов. На улице зима, холодно, а мне всё пофиг. В голове осталась ясная картинка, словно в этот момент я сам от себя оторвался и смотрел сверху на то, что от меня там внизу осталось. Самое время было нажраться – а я тогда не употреблял алкоголь, лет до тридцати вообще пил спиртное раз пять. Курить марихуану в Амстердаме пробовал, но сказать, чтобы мне это понравилось, – нет, не понравилось. Я больше любил секс.

Тогда я так и не понял, что это за отношение такое, но не осуждал Бьянку за её поступок. Я всё списал на разницу культур.