Я был драгдилером "Rolling Stones" - Тони Санчес

Я был тогда женат на Глории, и мы с нашим маленьким сыном жили в северной части Лондона. Вскоре Брайан начал звонить мне каждые несколько дней и приглашать в гости, но я знал, что это лишь предлог. Он хотел наркотиков — все больше и больше.

Затем умерла Тара Брауни. Ее «Лотус Элан» врезался в фонарный столб. Гибель близкого друга ошеломила и поразила Брайана. Он часами рассказывал мне, насколько бессмысленной начала казаться ему жизнь. Поначалу я понимал его чувства и разделял их. Однако постепенно в нем стали проявляться новые черты. У Брайана появилась паранойя, и он начал терзаться одиночеством и жалостью к себе.

Он говорил, что надежда, которую давала ему кислота, оказалась иллюзорной. Рассказывал, как затем он пробовал барбитураты, мандракс и туинал, чтобы как-то отвлечься от действительности, вгонявшей его в депрессию. Однажды, приехав к нему в Челси, я застал там Аниту, все лицо у нее было в синяках. Было очевидно, что он ее жестоко избил. Однако, когда я спросил ее, что случилось, она сказала: «Это не твое дело». В другой раз я застал его в истерике, «Анита умерла! Я не могу ее добудиться!» Анита лежала на их роскошной старинной кровати. Я встряхнул ее, легонько ударил по щекам — никакой реакции. Она приняла слишком много какой-то дряни. Мы с Брайаном отнесли ее вниз и, погрузив в мою «альфу», повезли в больницу. Там ей сделали промывание желудка, и когда она очнулась, Брайан разрыдался. А она только молча всхлипывала и смотрела на нас огромными глазами, на дне которых пряталась боль.

Тем временем Кит и Мик писали песни, работая с таким блеском и уверенностью, которого никогда ранее еще не испытывали. Я стал часто видеться с Китом и однажды в беседе с ним заметил:

— Такое впечатление, что вы с Миком вообще стараетесь не говорить о Брайане.

— Ну, так он же сторчался, разве нет? — шепотом ответил Кит.

И отвернувшись так, что я перестал видеть выражение его лица, добавил:

— Единственная проблема — что нам с ним теперь делать?

3

Если Анита была притягательна и загадочна, словно ночь, то эта женщина — жизнерадостна и чиста, как летний полдень. Стройная, как стебелек травы, она в чем-то была даже красивее Аниты. Самым прекрасным в ней было лицо — ангельское лицо с большими, невинными голубыми глазами, мягкими пухлыми губками и копной золотистых волос, отливающих солнечным светом. Вся она словно лучилась молодостью и здоровьем. Когда она входила в комнату, все разговоры замирали. Взгляды мужчин устремлялись в ее сторону, будто она подчиняла их своей воле. Ее звали Марианна Фэйтфул.

Дочь разорившейся австрийской баронессы и эксцентричного англичанина — блестящего ученого, профессора искусств и филологии, — она чувствовала себя своей и в академических кругах, и среди аристократов. Но оказавшись в среде грубоватых, талантливых молодых людей, игравших новую, энергичную и бескомпромиссную музыку, меняющую окружающий мир, она испытала необычайное волнение.

Марианне было семнадцать, и она находилась под надежным покровительством своего парня, который и вывел ее «в свет». Джон Данбар учился в Кембридже и стоял у истоков лондонского художественного и литературного андеграунда.

Именно через Джона Данбара Марианна познакомилась с Полом Маккартни и была сразу очарована его обаянием и открытостью, на которую не повлияла ни внезапная известность, ни богатство. Она ему, видимо, тоже понравилась и в начале 1964 года он пригласил их с Джоном на вечеринку в честь певца Адриена Поста. Там были и другие Битлы, «Роллинг Стоунз» и множество известных людей, которых Марианна узнавала, хотя и не была лично знакома с ними. С ней заговаривали мужчины, и она чувствовала, что они сражены ее красотой и хрипловатым аристократическим выговором. Ее радовала эта новообретенная сила. Что бы сказали ее школьные друзья, если бы увидели, как ухаживают за ней все эти молодые и богатые знаменитости?

В детстве Марианна болела туберкулезом и до сих пор быстро уставала. Штампованные комплименты молодых людей ей быстро наскучили. Почувствовав слабость, она присела на лестнице и разговорилась с другой девушкой. Когда Марианна подняла глаза, то увидела, что над ней возвышается Мик Джаггер. Он не носил галстука, что на вечеринке в 1964 году было достаточно необычно, а волосы у него были как у девушки — во всяком случае, таких длинных волос она еще не видела ни у одного парня. Ома никогда не слышала «Роллинг Стоунз» (Моцарт и Бах куда больше отвечали ее вкусам), однако знала, что Джаггер — новый кумир лондонской молодежи. Даже Пол Маккартни восхищался тем, как точно и искренне у Мика получается выражать свои мысли в песнях, а уж он-то не тот человек, который будет зря хвалить соперника.

Так что Марианна была заинтригована: Мик бросил свою девушку в одиночестве и подошел к ней поговорить.

— Привет, милашка, как тебе здесь? — спросил он с акцентом, который мог служить пародией на кокни.

Когда его лицо оказалось близко, она с отвращением заметила прыщи на жирной коже. Затем он капнул вином на ее блузку, которую она купила специально для этой вечеринки. Она бросила на него сердитый взгляд, отвернулась и молча отошла. Неотесанный работяга, тупая деревенщина. Гораздо симпатичнее ей показался необычного вида парень с макияжем, который назвался Эндрю Олдхэмом, менеджером «Роллинг Стоунз».

— Я сделаю из тебя звезду, — сказал он ей твердо.

Но Марианна, смеясь, уверила его, что она и так вполне довольна своей жизнью. Боже праведный, неужели человеку больше не о чем мечтать, кроме как о заметке в «Басби Беркли Мьюзикл»?

Однако Олдхэм был вполне серьезен. В то время он, можно сказать, держал палец на пульсе нового поколения. И ясно сознавал, что этой уникальной девушке-ребенку с ее совершенной красотой хватит обаяния и таланта, чтобы влюбить в себя всю страну.

Марианна тем временем не испытывала ровно никакого желания становиться звездой — по крайней мере, такого типа, каких мог бы создать этот странный Олдхэм. Она училась в женской школе при монастыре св. Жозефа в Ридинге, графство Беркшир. И все ее стремления и амбиции в этой жизни заключались в том, чтобы поступить в хороший университет, получить степень и жить так, как завещали ей родители.

Всю жизнь она чувствовала себя брошенной, была болезненным одиноким ребенком, Брак родителей распался, когда Марианне исполнилось восемь, после чего ее отправили жить в монастырскую школу-пансион. Трагедия маленькой, брошенной родителями девочки усугублялась еще и тем, что в школе всем заправляли католические монахини, а Марианна была другой веры. Родители же определили ее именно в эту школу скорее всего потому, что обучение в других стоило слишком дорого. Другие девочки, и даже некоторые монахини, обижали ее — пока, под давлением окружающих, она не была вынуждена принять католическую веру. Вдобавок ко всему она переболела туберкулезом, что сделало ее тощей, нервной и не очень привлекательной.