Вишенка на торте - Кристофер Дж. Брайс

Я люблю это время года. Деревья

всевозможных цветов, от красного и оранжевого до желтого и оттенков коричневого.

Листья хрустят под ногами, когда я спешу мимо старых кирпичных зданий, которые

составляют большую часть кампуса.

Даже фонарные столбы тоже в духе: вокруг них привязаны маленькие тыквы и маленькие

украшения в виде пугала. Это пошловато, но так, что заставляет вас чувствовать себя

теплым и пушистым внутри. Ну, может, не тепло - я все еще отмораживаю свой пенис, но

вы поняли идею.

Доски объявлений, обклеенные миллионом различных листовок, усеивают дорожку как

разноцветным конфетти, и я с визгом останавливаюсь, чтобы просмотреть наиболее

интересные из них.

Одна из них посвящена поэтическому слэму в эти выходные в «Пивоварне», другая - клубу

вязания, и даже одно - о поездке на выходные в Бостон, чтобы посмотреть на аквариум. На

последнем я задерживаюсь чуть дольше: мне всегда хотелось увидеть пингвинов.

Как бы весело все это ни звучало, большую часть моего времени занимает хоккей.

Тренировки, игры и случайные встречи с командой оставляют мене расписание плотнее, чем новая пара коньков.

Я думаю о том, чтобы сорвать флаер поэтического слэма. Оливеру наверняка понравится

такое мероприятие, и это может стать поводом потусоваться с ним за пределами

Хоккейного дома. С другой стороны, он может подумать, что я пытаюсь подкупить его, чтобы освободить от уборки ванной или еще чего-нибудь. Я оставляю это и продолжаю

двигаться.

Если тренер узнает, что я потерял клюшку, он оторвет мою голову. Папе тоже наверняка

будет что сказать по этому поводу. Ведь из-за него причина, по которой я здесь, в конце

концов.

Выпускник БГУ, он прославился как звездный центр «Барракуды» в начале 90-х годов.

Когда он рос, наш дом был святыней его студенческих лет: футболки в рамке, фотографии

команды и его коллекция хоккейных клюшек занимал каждый дюйм свободного

пространства на стене.

Мои самые ранние воспоминания о том, как он держал меня за руку, когда я ковылял как

новорожденный жираф, на замерзшем озере за нашим домом. С того момента я подсел на

него.

Есть что-то такое в том, чтобы быть на льду - как он скользит под тобой, резкий укус

холодного воздуха в легких, звук лезвий, прорезающих дорожки. Это заставляет меня

чувствовать себя живым. Порыв ветра обрывает мои шорты, и я бегу быстрее. Библиотека

так близко, что я почти чувствую, как ее тепло проникает в мои кости.

Когда БГУ предложил мне стипендию, это не было большой неожиданностью. Имя

Гуннарсон все еще имеет здесь вес, и я знаю, что большая часть этого - наследие отца. Но

я не наивен: знаменитая фамилия поможет мне продвинуться только вперед. Мне нужно

проявить себя на льду и в классе, если я хочу, чтобы он гордился мной, и если я хочу сделать

себе имя.

Но в последнее время я оказался на волоске от гибели, имея две постоянные работы - хоккей

и школа. Если первое дается мне легко, то второе на сто процентов нет.

Назвать меня старательным так же точно, как сказать, что хоккейная шайба мягкая. Моя

учительница в шестом классе, миссис Хенли, благослови ее душа, проводила со мной

больше времени, чем на разгадывание кроссвордов, пытаясь вдолбить в мою тупую

белокурую голову тайны дробей.

«Запомни, Джерард», - говорила она, указывая на цифры, как будто это были позиции в

пьесе. «Нижняя цифра - это твоя команда, она решает, как ты играешь». В ее словах был

смысл.

На уроках английского я был тем учеником, который всегда старался не отклоняться от

темы. Я писал о своих летних каникулах, а в итоге три абзаца о том, почему собаки гоняются

за своими хвостами. Или о том, что облака похожи на зефир, если сильно прищуриться.

Шли годы, а мир образования продолжал ставить меня в тупик.

Возьмем, к примеру, прошлый семестр. Статистика надирала мне задницу сильнее, чем мул во время истерики. Я был близок к тому, чтобы провалиться, когда Оливер усадил

меня и показал, как вычислять средние показатели, используя наши сезонные статистики.

Все защелкало, как хорошо смазанная шестеренка, и я отделался тройкой с минусом.

Теперь я так поступаю со всеми своими предметами. Я нахожу способ связать их с чем-то, что меня волнует - обычно хоккеем, - и продираюсь через все, что могу. Конечно, это

требует больших усилий, чем простое передвижение, но ничего никогда не дается легко.

Я огибаю угол здания и вижу студентов, сидящих на скамейках, наслаждаясь утренним

кофе и прижимаясь друг к другу, чтобы не замерзнуть. Запах мокрой листвы и эспрессо

наполняет воздух, и я делаю глубокий вдох, смакуя его.

Зайцы-шайбы из моего класса социологии замечают меня и хихикают. Они манят меня, но

я не останавливаюсь, чтобы пофлиртовать. Вместо этого я улыбаюсь и продолжаю бежать.

Мои товарищи по команде влепили бы мне пощечину за то, что я не уделил им времени.

Они красивые, с длинными волосами и грудью, между которой можно затеряться, но я не

хочу вести их за собой. Другие парни, может, и не против. Я хочу, чтобы