В полночном свете - Шеррилин Кеньон

Она медленно выдохнула, увидев в его ярости именно то, что М’Адок увидел в ее. Его гнев был безрассудным хозяином, который не отпустит его. Хуже всего был уровень, до которого он позволил гневу охватить себя. Он управлял и искажал все вокруг него к такой грани, что он был неспособен видеть за ее пределами.

— Согласна, есть люди, достойные сожаления. Но уверяю тебя, — не все такие. Как люди способны на любой жестокий поступок, точно также они способны проявлять доброту.

Он насмешливо улыбнулся ей.

— Ты простишь меня, если я категорично не соглашусь. — Он покачал головой, как если бы просто ее вид внушал ему отвращение. — Я поражаюсь тому факту, что ты дожила до такого возраста, и никто не снял эти розовые очки и не запихнул их в…

Она подняла свои руки, заставляя его замолчать.

— Ты имеешь право на свое мнение так же, как я имею право не выслушивать его.

Это еще больше вывело его из себя. Он оттолкнулся от стола и направился к входной двери.

— Ты вызываешь раздражение. Если я должен кого-то впускать в свой дом, то не могут они, по крайней мере, быть немыми? — Он поднял ружье и двинулся в небольшой холл, который вел в его комнату. — Не слишком тут располагайся. Я хочу, чтобы ты исчезла отсюда в то же мгновение, когда погода прояснится.

Ее взгляд устремился на оружие в его руках.

— Так мало мне доверяешь?

— Я не доверяю тебе вообще. — И с этими словами он ушел в свою комнату и оставил ее стоять на кухне.

Лета глубоко вздохнула, почувствовав, что его враждебность дотянулась до нее. Хорошо.

До настоящего времени Долору не удалось ворваться в пространство смертных. Но долго это не продлится.

Долор была вызван, чтобы убить Айдана, и он сделает все, что в его силах, которые были немалыми, чтобы достичь цели. Его ничто не остановит.

Это означало, что у нее не так много времени, чтобы нарастить свои собственные силы, получая энергию от Айдана. Она нахмурилась, почувствовав мучительное сознание своей вины. Как Ловец Снов, она вообще не должна была чувствовать ничего такого, и все же она не могла уничтожить ту часть себя, которая не хотела причинять Айдану боль, когда было так очевидно, что его достаточно ранили окружающие его люди.

Это для его же пользы.

Удивительно, как часто боги и человечество используют это, чтобы оправдать жестокость.

Зевс сказал то же самое, когда повелел лишить Ловцов Снов всех эмоций. Когда наказал их всех за преступление, которое совершил только один бог. Да и то, это не было преступлением. Это было задумано, как шутка над старой Громозадницей, чтобы заставить его не относится ко всему так серьезно. Вместо того чтобы посмеяться, Зевс жестоко употребил свои силы, чтобы наброситься на всех, кто был с ним не согласен.

Остальная часть богов сновидений была невиновна и просто попала под перекрестный огонь. Но страх Зевса быть свергнутым и высмеянным заставил его наказать их всех. Как печально, жить его жизнью в такой паранойе.

Однако комплекс бога Зевса ее не касался. То, на чем она должна была сосредоточиться, — это спасти жизнь Айдану, если получится, и убить Долора любой ценой.

Смех Долора из прошлого раздался в ее голове. «Я — Боль. Я вне времени. И ты ничтожна, Лета. Тебе никогда не победить меня».

До сих пор он был прав. Она не победила его, но она его ранила.

Его гордыня будет тем орудием, которое она использует, чтобы сломить его силу, а Айдан будет тем молотком, который ей нужен, чтобы вбить свой гвоздь прямо между глаз Долора.

Приняв решение, она пошла искать Айдана, чтобы разозлить его еще больше.

ГЛАВА 3

Айдан сидел на стуле, наигрывая «Strange Fire» группы «Индиго Герлз»[17] на своей электрогитаре, когда осознал, что завтра будет Сочельник, и третий год подряд он будет совершенно один в этот день. Именно поэтому он не потрудился украсить что-нибудь. Все это лишний раз напомнило бы ему о том, какой одинокой стала его жизнь.

Он устало вздохнул, подумав обо всем, через что он прошел. Как может один человек быть обожаемым миллионами и не любимым ни одним? Тем не менее — такова его судьба. Единственные люди, которые утверждают, что беспокоятся о нем, совсем его не знают, а люди, которых он когда-то любил всем сердцем, каждое мгновение своих жизней пытаются прикончить его.

— Веселого гребаного Рождества, — буркнул он.

Пытаясь забыть прошлое, он сосредоточился на песне в своей голове. Так как гитара не была включена в сеть, ноты были лишь шелестом вокруг него, но этого было достаточно, чтобы смягчить его раздраженное состояние. Музыка всегда была его убежищем. Неважно насколько тяжелой была жизнь, музыка и фильмы были тем, к чему он обращался в поисках утешения и воодушевления. Они давали ему успокоение тогда, когда ничто другое не помогало.

Он был настолько поглощен песней, что ему потребовались несколько минут, чтобы понять, что он больше не один. Открыв глаза, он поднял глаза на Лету и оборвал бренчание на середине. Свет образовал вокруг нее мягкий ореол, из-за которого ее темные волосы казались светящимися. В течение целой минуты он не мог даже дышать. Каждый гормон в его теле пылал огнем.

Прошло слишком много времени с тех пор, как он последний раз прикасался к женщине, не считая тех случаев, когда он вручал свою кредитную карту ей при расчете на кассе. И если подумать, он почти убедил себя, что не нуждается в женской мягкости.

Да…

Взгляд на него, соблазнительная полуулыбка, родившаяся на ее губах, и сияние ее ярких глаз сломили его решимость. Все, что он хотел сделать, — это отложить гитару в сторону и притянуть ее в свои объятия для продолжительного, порочного поцелуя, пока у них обоих не онемеют губы. Было так легко вообразить ее на его коленях, обнаженной. Один лишь этот образ опалил его изнутри и снаружи.

Его член отвердел до боли.

— Тебе что-то нужно? — Он презирал себя за то, что в его голосе слышались хриплые нотки, а не злость, которую он хотел излить на нее.

— Мне просто было любопытно, чем ты тут занимаешься в одиночестве. Между прочим, ты очень талантлив.

Он насмешливо улыбнулся, услышав ее похвалу.

— Не льсти мне.

— Нет, на самом деле.

— Ну да, и не льсти мне, — повторил он, обнаружив, наконец, злость, которую хотел услышать в своем тоне. — Я не люблю или не хочу комплиментов.

Ее брови нахмурились, выражая сильное недовольство.

— Ты серьезно?

— Ужасно. — Он сыграл неторопливый аккорд. — Видишь ли, я знаю эту игру. Ты льстишь мне, заставляешь меня смеяться и хорошо себя чувствовать. Затем следующей вещью, которую я осознаю, — будешь ты, идущая к двери с карманами, набитыми моими деньгами, и говорящая мне какой я засранец. Давай сразу перескочим прямо к концу, где ты уходишь из моего дома и рассказываешь всем, что я — дурак. — Покачивая гитару, он кивнул. — Да, это сработало на мне.