Две операции майора Климова - Огнев Владимир Федорович

— Сделаем, товарищ полковник, — ответил Климов. — Сегодня же. Рачинский исчез около месяца назад, быть может, они уже осуществили или пытались осуществить прорыв через границу.

— Кстати, запроси-ка, майор, — вновь переходя на привычное «ты», заметил Васильев, — не регистрировались ли в течение этого времени такие попытки.

Климов кивнул и продолжал:

— В основу второго направления розыска, мне кажется, нужно положить глубокую проработку прошлого Рачинского. Организовать ее здесь, в Свердловске, Верхнереченске, Москве.

— Согласен. Но учти, при такой проработке нужно не только искать самого Рачинского, но и разобраться, в чем же истоки его падения. Колчин нам ясен, а Рачинский? Что его толкнуло на предательство? Работа предстоит трудоемкая, так что организуй, Алексей Петрович, оперативную группу. Возглавишь ее сам, а все текущие дела по отделению передай Лютову. Прикомандировываю к тебе капитана Гребенщикова, ну и, пожалуй, Березкина. От всех других дел их освободи. И практиканта своего используй на полную мощность. Я смотрю, он, брат, так и рвется в дело. Ребят собери сейчас же, наметьте, что нужно делать, и начинайте. О проделанной работе и ее результатах докладывай мне каждый день. И помни: главное — чтобы секретная информация не ушла за границу.

Спустя полчаса оперативная группа начала работу. Майор Климов понимал, что начальник управления не случайно предложил именно такой ее состав: полковник, как всегда, позаботился о сочетании опытных и молодых кадров, подумал не только об успехе розыска, но и о том, чтобы на сложном деле училось новое поколение чекистов.

За плечами Евгения Андреевича Гребенщикова двадцать лет оперативной работы. Правда, скептик, и язычок не в меру остер, но это не порок. Зато умен. Схватывает все на лету. Давно бы пора ему в начальство выйти, майором стать, да повышать некуда. Штатное расписание — штука жесткая. Вот и Климов сидит в одном звании уже восемь лет.

Николая Ивановича Березкина еще по привычке называют молодым чекистом, хотя ему уже к тридцати и работает он пятый год. Немного пижонистый, но толковый парень. Пожалуй, медлителен; наверное, от великой силы, надо же таким богатырем уродиться.

Работали напряженно. За два дня были подготовлены и направлены ориентировки в органы КГБ областей, где жил и куда предположительно мог выехать Рачинский, сделаны все необходимые запросы.

Одновременно пытались восстановить возможно более полную картину жизни инженера в Долинске: как вел себя, где бывал, с кем имел знакомство.

Подолгу засиживались вечерами, подводя итоги сделанному, намечая новые мероприятия, обсуждая технику их исполнения. В орбите розыска появлялись все новые люди: с одними можно было побеседовать доверительно, у других приходилось получать нужные сведения, не раскрывая заинтересованности Рачинским (и, конечно, Колчиным); третьих следовало проверить, так как их контакты с Рачинским выглядели подозрительными.

Капитан Гребенщиков работал среди бывших соседей Рачинского. «Гиблую линию сунули, черта с два тут найдешь что-нибудь путное», — думал он, отправляясь в среду (в который раз!) на проспект Строителей, в новеньком, сверкающем свежей краской троллейбусе было свободно: час пик миновал. Ерзая на скрипящем кожаном сиденье, Евгений покусывал губы. «Какой-то он неуловимый, этот профессор. Опять напрасно еду».

Профессор политехнического института Вадим Александрович Громадский оказался дома. Живой, загорелый, подтянутый старик сам открыл посетителю. Усмехаясь, подтвердил: да, летом дома его застать трудно. Хобби такое...

Страстный любитель-садовод, профессор Громадский проводил на своем садовом участке все свободное время. Он, конечно, знает соседа, молодого инженера Рачинского. И еще в мае обратил внимание на то, что молодой человек, кстати, не состоящий в обществе садоводов, вечерами навещает сторожа коллективного сада.

— Что у них могло быть общего, Вадим Александрович? — интересуется Гребенщиков.

— Не знаю, не знаю. Право, не задумывался над этим, — хмурит брови профессор.

— А как фамилия сторожа? Как он выглядит?

— Фамилии не скажу, ни к чему мне было узнавать ее, молодой человек. А зовут Петр Степанович. Лет около пятидесяти-пятидесяти пяти. Высокий, светло-русый. Нос с горбинкой. Окладистая с проседью борода. Вот, пожалуй, и все, что могу сказать.

....Гребенщиков сидит в профессорском кабинете с маленькой чашечкой кофе в руке. Чашечка начинает предательски подрагивать, и, чуть пригубив, Евгений спешит поставить ее на стол.

— Извините, профессор, еще один вопрос. Как часто вы видели Рачинского у этого сторожа?

— Пожалуй, раза три-четыре. В июне он же, кажется, уехал...

С трудом скрывая возбуждение, помчался Евгений к товарищам. Возраст, приметы, имя... Неужели «Оборотень» живет в Долинске, у них под носом? Но почему же он не уехал с Рачинским? Впрочем, действительно ли Рачинский уехал, еще не установлено. Это же только предположение, что они намереваются уйти за границу.

Быть может, «Оборотень» просто избавился от партнера, чтобы не делить с ним будущие барыши?..

Почти двое суток ушло у Евгения на проверку сторожа. Увы, он оказался местным жителем, ничего общего с Колчиным не имеющим. А ларчик открывался просто: в своем дачного типа строении сторож устроил нечто вроде дома свиданий, за определенную мзду уступая его желающим. Не забывал при этом и снабжать гостей горячительными напитками, разумеется, по повышенным ценам, как в лучших ресторанах. Словом — обычный содержатель притона, спекулянт. И действительно Рачинский бывал у него, бывал для встреч с некоей Людочкой Александрович, легкомысленной и любвеобильной супругой постоянно разъезжающего по командировкам ревизора облпотребсоюза...

Кажется, это новая ниточка... Но и она быстро обрывается. Выясняется, что Людочка действительно горевала, проводив своего возлюбленного, что вначале даже порывалась съездить к нему в Челябинск, но довольно скоро утешилась. У нее новый любовник, ей уже дела нет до Рачинского.

И Гребенщикову приходится начинать все сначала...

Прошла неделя, началась вторая. А утренние доклады Климова начальнику управления оставались однотипными: намечавшиеся на день мероприятия выполнены, следы преступников пока не обнаружены.

Полковник Васильев, выслушав, молча махал рукой — работайте. Иногда взрывался, требовал материалы, изучал их и, убедившись, что все возможное делается, остывал, переходил на дружескую беседу, давал советы.

Новые сведения о Рачинском поступали ежедневно. Но в них не было главного: где он сейчас? Что же касается его личности, то Владислав Сергеевич Рачинский в анкете писал правду. Только не всю правду. Климов докладывал...

Рачинские жили широко. Если говорить об обстановке их квартиры, то она безусловно была на уровне века. Впрочем, нет, она значительно опережала век. Почти ежедневно в доме бывали гости. Глава семьи любил сыграть в преферанс, у супруги собирался свой кружок жен именитых мужей, а со временем и Славика стали частенько навещать модно одетые молодые люди.

Соседей это не удивляло. Сергей Марианнович занимал солидный пост, по утрам возле дома на Садовой-Каретной его всегда ожидала комфортабельная машина, он часто выезжал в заграничные командировки. Агния Николаевна не работала, однако и домашним хозяйством ей заниматься было некогда: косметические кабинеты, портнихи, комиссионные магазины отнимали уйму времени. Домработницы (в некоторых семьях, кстати, играющие немалую роль в воспитании детей) в этой семье подолгу не держались: характер Агния Николаевна имела вздорный, и ужиться с нею было нелегко. Славик, предоставленный самому себе, со школьной скамьи в расходах не ограничивался и рано привык ни в чем себе не отказывать. В институт его устроил папа, папа же протащил лоботряса через, весь курс.

За ровными строчками деловых бумаг видятся картинки из той жизни Славика Рачинского.