Лодейцин - Иван Олейников

господин Цеб — это так… инструмент. Просто другой воли у вас, кроме воли этой клетки, нет. Отсюда всё. Весь корень отсюда. Клетка жить хочет. Живет в Цебе, ну так получилось, судьба. Не виновата клетка.

Следователь придвинул к себе планшет.

— Эксперты у нас, я вам доложу, — он прижал руку к груди, — золотые люди. Не нарадуюсь. В такие дебри зайдут, мое слово… только и тяни их на свет.

Он помолчал и сменил тон на более строгий:

— Болезнь ваша, господин Цеб, науке пока неизвестна. Суть вашего заболевания вы знаете. Не досконально, но в общих чертах свое состояние понимаете. С вами что-то случилось, и случилось давно. Много лет ваш мозг работает неправильно. В нем есть участки, совсем небольшие, они держат вашу волю в плену, подменяют ее. И скорее всего, действительно, не участки, а прямо одна клетка. Она-то, ради своего выживания, и готова на всё. Вся ваша жизнь, ваше преступление, даже вот молчание — это всё она.

Уоннел посмотрел на экран.

— Наши специалисты назвали ее маршалом. Рядом с ней группа подчиненных — это генералы. Клетка-маршал и клетки-генералы…, — снова руку к груди. — Золотые люди, говорю же. У нас и методы есть. Было трудно, но вот… Химические маркеры, формула тестирующего вещества. Я, простите, без деталей. В общем, все больные нейроны обнаруживаются за секунды. И вчера у вас была процедура, вы ее за всей круговертью наверно и не заметили. Она прошла успешно. Теперь все, подчеркиваю все, зараженные клетки вашего мозга найдены и помечены. Точные координаты, характеристики, всё. Лазером чиркнем — и нет их. Все разом без остатка. Завтра и сделаем.

— Во сколько? — спросил его Цеб.

Тот аж дернулся от неожиданности.

— Вы, однако… — следователь взял себя в руки.

Цеб повторил свой вопрос:

— Во сколько завтра операция?

— Думаете, принципиально? Ну, допустим, после обеда.

— Давайте ближе к вечеру, — попросил Цеб.

Уоннел с паузой, чуть прищурившись, посмотрел на собеседника.

— Нет, — решил он, — думаю в три будет хорошо.

— Что вы хотите знать? Только не говорите, что всё.

— Ладно, не всё. Самое главное.

— За свои ответы я беру цену, — заявил Цеб.

— Что?! — почти засмеялся следователь.

— Моя цена — это время. Спрашивайте.

Уоннел снял улыбку с лица и отодвинул планшет.

— Вы больны?

— Да, с общей точки зрения я болен.

Тут нельзя было начинать философские прения.

— Когда вы заболели?

— За этот вопрос я возьму один день.

— Не понял, — сказал следователь.

— Это значит, что за мой ответ операция отодвинется на один день вперед. То есть она состоится послезавтра в три часа дня.

— Знаете, — сказал Уоннел, — это чересчур большая цена. У меня много вопросов. Эдак вы отодвинете лечение в далекое будущее.

— Как хотите, но это моя цена. Какова ваша?

— Пятнадцать минут, — подумав, предложил следователь.

Они спорили еще долго и сошлись на получасе.

— Итак, повторю мой вопрос. Когда вы заболели?

— То, что вы называете болезнью, вовсе не болезнь. Но не буду спорить о терминах, я вас понимаю. Я заболел сорок два года назад.

— Я так и думал. Скажите, вы именно из-за болезни бросили музыку?

— За этот вопрос я возьму полчаса.

— Цеб, да вы издеваетесь! Мы что, будем торговаться за каждое слово?

— Да, я бы этого хотел, — признался тот.

— Помилуйте, сударь, — сказал следователь. — Для вас наверно и хорошо, но мне торговля представляется муторной. Я предлагаю такую сделку: все вопросы за пять дней. Если мы не закончим, то вернемся к этой теме и обговорим заново.

— Десять дней, — жестко сказал Цеб, — и ни минутой меньше.

— По рукам, — спокойно принял следователь.

— Но я требую гарантии, что вы, получив ответы, не пустите меня на смерть раньше срока.

Уоннел не отреагировал на слово "смерть", будто не заметил.

— А моего обещания мало?

— Да, мало, — настаивал Цеб.

— Какую же гарантию вы просите?

— Простое официальное свидетельство.

— Ладно, кого предлагаете свидетелем?

— Мою жену и личного юриста.

— Думаете они согласятся?

— Насчет жены не уверен, но попробуйте. А юрист с высокой вероятностью придет. Теперь он хоть и не имеет ко мне обязательств, но много лет был у меня на жаловании. Среди них репутация не последнее дело.

— Согласен, — сказал следователь, — давайте так и сделаем.

Через несколько часов явились жена и юрист Цеба, оба были напуганы и говорили только по делу. При них под личную архивную запись Уоннел озвучил договор:

— В ответ на честное и полное сотрудничество господина Цеба со следствием я беру на себя обязательство в рамках моей власти не допустить проведения каких-либо медицинских процедур с мозгом господина Цеба до 15 часов 211 дня этого года.

Когда они снова остались наедине, допрос продолжился без досадных пауз. Уоннел начал с неотвеченного вопроса.

— Вы забросили творческую карьеру из-за болезни, правильно? — спросил он.

— Да.

— Расскажите как именно вы заболели?

— Я был музыкантом, вел богемную жизнь. Изредка пил наркотические добавки вместе с алкоголем.

— Тогда в вашей среде это было в порядке вещей?

— Трудно сказать. Всё было скрыто, никто ничего не знал. Я сам был знаком только с одним нужным барменом, но у того редко что-то появлялось.

— Я так понимаю, этим барменом был…? — следователь назвал имя, но на записи я услышал только цензурное бульканье.

— Да, это он. Он давно умер.

— Всё-таки, давайте подробней о болезни. Когда и как?

— Это было в тот вечер, когда я получил премию. Прямо с телешоу я на радостях пошел из бара в бар и здорово напился. Встретил того бармена, он рассказал мне, что познакомился с хорошим человеком, и теперь постоянно будут особые коктейли. Сказал, что от того человека кое-что есть. Я был в таком веселом настроении, что смешал два наркотика разом. И тут я, как вы говорите, заболел.

— Как быстро подействовал напиток?

— Я даже не успел допить.

Следователь удивленно поднял брови.

— Однако! Но попробуйте вспомнить те наркотики. Дозы, в какой форме, названия?

— Один из них назывался "Черный свет", второй не знаю. Всё это с алкоголем, так что уточнить не могу.

— Но вы сказали, что смешали два.

— Да, перелил из двух стаканов в один, заиграли пузырьки, мне это показалось смешным.

— "Черный свет"… — пробормотал Уоннел. — И впоследствии вы не пытались его найти?

— Найти? Зачем? Я мгновенно протрезвел. Раз и навсегда. Всё уже было при мне. А искать отраву, которая сократит мне жизнь, не входило в мои планы.

— Понимаю. Давайте дальше. Зачем вы заморозили себя?

— Чтобы продлить свою жизнь.

— Вы ее, конечно, продлили, но ведь это был анабиоз, он затормаживает всё тело, и мозг в