Путевые заметки от Корнгиля до Каира, через Лиссабон, Афины, Константинополь и Иерусалим - Уильям Теккерей

Церковь св. Іоанна не изящна снаружи, но великолѣпна внутри. Войдя въ нее, вы видите большую залу, украшенную позолоченной рѣзьбою; по обѣимъ сторонамъ расположены часовни разныхъ вѣроисповѣданій, тоже незамѣчательныя по своей архитектурѣ, хотя и богатыя внутренними украшеніями. Храмъ этотъ показался мнѣ очень приличнымъ мѣстомъ для богатой общины аристократическихъ воиновъ, которые произносили въ немъ обѣтъ свой, какъ бы на парадѣ, и, преклоняя колѣна, никогда не забывали ни своихъ эполетъ, ни своей родословной. Эта смѣсь религіи и свѣтской гордости поражаетъ съ перваго взгляда; но развѣ въ нашей англиканской церкви нѣтъ феодальныхъ обычаевъ? Какою рыцарской странностью покажется вамъ знамя высокаго и могущественнаго принца, висящее надъ его ложею въ виндзорской капеллѣ, когда вспомните вы о священномъ назначеніи этого мѣста! Полъ церкви св. Іоанна покрытъ девизами покойныхъ рыцарей умершаго ордена. Можно подумать, что они надѣялись переселиться въ тотъ міръ съ своими родословными. Стѣны капеллъ украшены картинами и великолѣпными памятниками гросмейстеровъ мальтійскаго ордена; въ подземномъ склепѣ погребены знаменитѣйшіе рыцари, а въ алтари хранятся ключи Акры, Родоса и Іерусалима. Сколько пролито крови для защиты этихъ эмблемъ! Сколько вѣры, терпѣнія, мужества и великодушія, сколько ненависти, честолюбія и дикой кровожадности потрачено людьми для того, чтобы сберечь ихъ!

До-сихъ-поръ въ залахъ и корридорахъ губернаторскаго дома остались портреты нѣкоторыхъ гросмейстеровъ. Въ столовой виситъ очень хорошій портретъ рыцаря, писанный извѣстнымъ Караваджіо; но, изо всѣхъ Мальтійцевъ, одинъ только Виньякуръ можетъ похвалиться почтенной наружностью; другіе предводителя знаменитаго ордена — гордые старики, одѣтые въ черное платье, въ огромныхъ парикахъ, съ коронами на шляпахъ, и каждый съ парочкою задумчивыхъ пажей, разодѣтыхъ попугаями. Однако именами большей части гросмейстеровъ названы разныя постройки въ крѣпости; такимъ образомъ мальтійская миѳологія обезсмертила ихъ, обративъ въ отесанные камни.

Въ арсеналѣ хранятся латы благороднаго старика Ла-Валета, который спасъ островъ отъ власти Мустафы и Драгута. Онъ съ мужествомъ и рѣшимостью Эліота отразилъ войско этихъ варваровъ, столь же гордое и многочисленное, какъ армія Крильона, хотѣвшая овладѣть Гибралтаромъ. Вокругъ стѣнъ красиво разставлены копья, алебарды, маленькія пушки, шлемы и кирасы. Тутъ же находится мечъ знаменитаго корсара Драгута. Вмѣстѣ съ этой почтенной стариною, найдете вы здѣсь большой запасъ огнестрѣльнаго оружія, сабель, дротиковъ для абордажнаго боя, и пару старыхъ, изорванныхъ знаменъ одного изъ англійскихъ полковъ, которые преслѣдовали и разбили въ Египтѣ остатки французской республиканской арміи. При появленіи этихъ молодцовъ передъ Валетою, мальтійскіе рыцари отворили настежъ ворота всѣхъ своихъ крѣпостей и согласились на уничтоженіе ордена, не топнувъ даже съ досады ногою.

Мы углубились во внутрь острова, желая познакомиться съ его природою. Поля здѣсь гранитныя и заборы каменные. Насъ удивляло множество церквей, прекрасныхъ виллъ и деревенъ, мелькавшихъ повсюду, посреди каменныхъ холмовъ Мальты. Долго ѣхали мы вдоль водопровода и наконецъ остановились у загороднаго дома губернатора. Здѣсь увидали мы первый садъ съ померанцовыми деревьями, съ водою и густыми кустарниками. Съ какимъ наслажденіемъ отдохнуло зрѣніе на этой темной, прохладной зелени, утомясь сухостью и однообразіемъ общей сцены. C. Антоніо также хорошъ послѣ Мальты, какъ Мальта послѣ моря.

Въ ноябрѣ мы посѣтили въ другой разъ этотъ островъ, проведя семнадцать дней въ заведеніи, извѣстномъ подъ именемъ Форта Мануэля. Правительство такъ внимательно здѣсь къ путешественникамъ, что само отводитъ имъ квартиры, сбрызгиваетъ письма ароматическимъ уксусомъ прежде, нежели вручитъ вамъ ихъ, и каждую ночь запираетъ васъ на замокъ, изъ опасенія, чтобъ не ушли вы прогуливаться въ припадкѣ лунатизма и не спрыгнули съ зубчатой стѣны въ Средиземное море. Если бы вздумалось вамъ нырнуть въ него, часовые пустили бы въ васъ нѣсколько пуль съ противоположнаго берега. Однако пора прекратить шутки. Тѣ, кому извѣстно, что такое карантинъ, могутъ представить, какъ становится невыносимо для насъ мѣсто, гдѣ находится подобное зданіе. И хотя ноябрьскій климатъ Мальты нисколько не уступаетъ самому теплому маю въ Англіи; хотя городъ богатъ разнообразными удовольствіями: въ немъ есть премиленькая небольшая опера, хорошая библіотека, наполненная безполезными книгами двухъ послѣднихъ столѣтій, гдѣ никто не помѣшаетъ вамъ заняться чтеніемъ; хотя общество Валеты чрезвычайно пріятно, любезно и гостепріимно: однако же, не смотря на все это, нельзя чувствовать себя безопасными на Мальтѣ, видя безпрестанные проблески огня съ противоположнаго берега. Потому-то, боясь, чтобы карантинныя власти не возъимѣли намѣренія овладѣть вами въ другой разъ, подъ предлогомъ не совсѣмъ выкуренной изъ васъ чумы, поспѣшили мы воспользоваться первымъ случаемъ и махнули въ Неаполь. Впрочемъ не весь комплектъ нашъ возвратился изъ маленькой восточной экспедиціи. Богъ, дарующій жизнь и смерть, призвалъ къ себѣ двоихъ изъ нашихъ товарищей. Одного оставили мы умирать въ Египтѣ на рукахъ матери, оплакивающей его потерю; другаго схоронили на кладбищѣ карантина.

Эти горестныя происшествія должно отвести къ прочимъ обстоятельствамъ нашего путешествія. Болѣзнь и смерть стучатся, можетъ быть, въ дверь сосѣдней съ вами каюты. Вашъ добрый и любезный товарищъ совершилъ съ вами свою послѣднюю прогулку и съ вами же выпилъ свой послѣдній стаканъ вина. Любящія сердца стремятся къ нему издали, и собственныя мысли и чувства его несутся къ той точкѣ земли, куда зовутъ ихъ любовь и дружба, а между тѣмъ Великій Отецъ призываетъ его къ себѣ, повелѣвая покинуть навсегда то, чѣмъ дорожитъ онъ болѣе всего въ мірѣ.

Такой случай, какъ смерть въ карантинѣ, очень возмутителенъ. Два дня назадъ тому мы ходили съ своимъ пріятелемъ по палубѣ. У одного изъ насъ эскизъ его, у другаго карточка, на которой написалъ онъ вчера свой адресъ, приглашая посѣтить его по возвращеніи на родину. Но вотъ сегодня умеръ онъ, и погребенъ въ стѣнахъ своей темницы. Докторъ, не покидая необходимыхъ предосторожностей, ощупалъ пульсъ его; изъ города пришелъ пасторъ совершить надъ нимъ послѣдній обрядъ религіи, друзья, собравшіеся на его похороны, разставлены карантинной стражею такъ, чтобы имъ нельзя было прикоснуться другъ къ другу. Каждый изъ нихъ возвратился потомъ въ свою комнату, прилагая урокъ къ самому себѣ. Никому не хотѣлось бы умереть, не взглянувши еще разъ на милыя, дорогія для него лица. Мы скидываемъ со счетовъ тѣхъ, кого любимъ; ихъ остается очень мало, и отъ этого любовь наша къ нимъ усиливается. Не за нами ли ближайшая очередь? Почему же нѣтъ? Горько или сладостно думать о той привязанности, которая бодрствуетъ надъ нами и переживаетъ насъ?

Творецъ сковалъ весь родъ человѣческій неразрывной цъѣпью любви. Отрадно думать мнѣ, что нѣтъ на землѣ человѣка, чуждаго привязанности къ другому существу, которое въ свою очередь любитъ также кого-нибудь, и такимъ образомъ чувство любви охватываетъ всю великую семью человѣчества. И не здѣсь конецъ этой незримой цѣпи: землю соединяетъ она съ небомъ. Въ замѣну друга или сына минувшихъ дней, дается мнѣ другъ или сынъ въ этомъ мірѣ или въ странѣ, уготованной для насъ Отцемъ небеснымъ. Если эта взаимная связь, согласно съ ученіемъ нашей вѣры, не расторгается могилою, не утѣшительно ли думать человѣку, что тамъ, посреди праведныхъ, есть одна или двѣ души, любовь которыхъ незримо бодрствуетъ надъ нимъ и слѣдитъ за бѣднымъ грѣшникомъ на трудномъ пути его земной жизни?

V

Воспоминанія о глаголѣ tupto. — Пирей. — Пейзажъ. — Basilena. — Классическія памятники. — Опять tupto

Не чувствуя ни малѣйшаго энтузіазма при мысли объ Аѳинахъ, я считаю долгомъ потрунить надъ тѣми, кого приводитъ въ восторгъ этотъ городъ. Въ самомъ дѣлѣ, можетъ ли юристъ, читающій только дѣловыя бумаги да газеты, одушевиться восторгомъ, чуждымъ его природѣ, и лишь только выдалось ему свободное времячко предаться поэтическимъ мечтамъ, которыя по большой части бываютъ, ей-ей, очень сомнительны? Какое право имѣютъ леди, почерпнувшія свои миѳологическія познанія изъ Пантеона Тука, считать Грецію страною романтическою? И почему йоркширскіе сквайры, эти порядочные кутилы, молодые дэнди іоническихъ полковъ, разбитые моряки съ кораблей, стоящихъ въ здѣшней гавани, и желтые, старые Индѣйцы, возвращающіеся изъ Бундель-Кунда, почему могли бы они восхищаться Греціею, о которой ровнехонько ничего не знаютъ? Пластическая красота и тѣ характеры, которые существовали здѣсь до тысячи четыреста лѣтъ назадъ тому, не могутъ быть приняты въ разсчетъ въ этомъ случаѣ. Первой, то-есть, пластической красоты, они не въ состояніи понять; что же касается до характеровъ, то есть ли что нибудь общее между этими господами и, напримѣръ, Перикломъ, между этими леди и Аспазіею? (фи!) Какъ вы думаете, многіе ли изъ Англичанъ, приходящихъ поклониться могилѣ Сократа, не согласились бы отравить этого генія? Очень немногіе; потому что ты же самые предразсудки, которые водятъ за носъ людей въ наше время, управляли ими и въ тотъ вѣкъ, когда правдивый мужъ Ксантипы былъ осужденъ на смерть за то, что дерзнулъ думать просто и говорить правду. На толпу сильнѣе всего дѣйствуетъ ея собственное убѣжденіе. Греки, изгоняя Аристида и отравляя Сократа, были убѣждены, что они совершаютъ правдивые подвиги во имя добродѣтели. «Исторія заблужденій народныхъ во всѣ вѣка» такая книга, за которую философъ былъ бы непремѣнно повѣшенъ, хотя бы вѣроятно и похвалили его.