Газета Завтра 482 (7 2003) - Газета Завтра Газета

И вдруг... Впрочем, совсем не "вдруг", а просто не очень давно один из коллег, в ответ на такие вот сетования, спросил, не попадались ли мне "Уроки нашей жизни" Насимы Столяровой? Имя как будто было знакомо, но работу такую я точно пока не читал. Через день эта книга в обложке черно-багровых тонов была у меня в руках, через два-три дня я ее прочел, а через неделю встретился с автором и сказал, что хочу написать о ней для газеты. Не о книге — о самой Столяровой. Точнее, о них обеих. Так возник этот очерк, где книга представлена через историю ее написания, а Насима Калимовна — через историю ее жизни. Собственно, и сама эта книга — тоже часть ее жизни, и очень существенная, поскольку посвящена памяти сына. О сыне в книге речь не идет, вся она о политике, но посредине титульного листа начертано, словно высечено на камне, признание автора:

"Я строила свою жизнь из любви к сыну. Похоронив сына, я похоронила мир. И только любовь к сыну, память о нем и ответственность перед его любовью заставляют меня жить, и жить достойно."

* * *

Она живет на краю Москвы, где птицы пока еще звонко свистят по утрам, а солнце встает не среди домов, а из-за дальнего леса на горизонте. На работу ей — в самый центр, подниматься надо чуть свет, но такие ранние пробуждения ей привычны давным-давно, еще с детских лет в Казахстане. Отец уходил на завод, трудился для всей их большой семьи, у матери на руках было пятеро, и дети росли ей помощниками по дому. Младший родился, правда, уже в Татарии, куда возвратились родители, заскучав по родной земле, а Насима там пошла в первый класс. Говорили в семье их и по-татарски, и так же легко по-русски, деревня тоже имела татарское имя, но жили в ней больше русские — еще со времен Ивана Грозного. Так что и русские, и татары, и степняки-казахи — все для нее родные, все до сих пор — советские.

Училась в школе с охотой, особенно увлекали история, литература и математика — спасибо преподавателям, которых помнит и по сей день. Получив аттестат, собралась в Ульяновск, в педагогический, но не хватило лишь балла, чтоб стать студенткой. Неудачу преодолела спокойно, работала в школе и продолжала готовиться, так что спустя один год была принята на юрфак в университет, но это уже в Казани. Радость была заслуженной, гордость — законной: в эти же двери входили когда-то Магницкий и Лобачевский, Толстой и трое Ульяновых... Учеба — на то и юность — промчалась быстро, распределили ее в Марийскую АССР, помощником прокурора. Там же и замуж вышла, стала мамой Андрея. Все — как у всех, если не принимать в расчет ворчанье отца, что избрала в мужья не татарина... Было обидно, но одолела и это: когда старик остался один, перевезла его жить к себе, старалась как дочка и как жена — и мужики сошлись душа в душу. Тогда поняла: чтобы с чем-то справиться в жизни, надо поверить, что это возможно.

Но если бы только мелочи быта пришлось преодолевать! На работе ее уже прочили в прокуроры, однако сперва должна была стать партийной, а с этим как раз-то и были свои проблемы. Нет, не на службе и не в райкоме — в ее, Насимы, душе. Еще ребенком, слыша, как сам Хрущев чернил и порочил Сталина, горько переживала эту несправедливость. "Я тогда думала: это же так нечестно и подло! Все лучшее из большого сталинского наследия так велико и значительно, что этим с лихвой покрываются все его прегрешения, — но нас о нем заставляли думать только плохое. Причем, поносили совсем не простые люди — допустим, мои родители или учителя — а те, кто повыше, сами же члены партии, еще вчера его возносившие, и это особенно поражало. Так что, входя во взрослую жизнь, когда у руля давно стоял Брежнев, я все равно очень зорко смотрела на этих людей, тем более руководящих. И часто, увы, замечала в них признаки перерождения, грозящего — страшно сказать — деградацией там, где тогда еще в самом деле народ видел честь и совесть эпохи..."

Конечно, она понимала, что беспартийных прокуроров не бывает, но, видимо, карьеризмом не отличалась, как каждый, кто больше привязан к семье, чем к любому креслу. Тем более, ради здоровья сына пришлось опять вернуться в Татарию, снова осесть в селе, и вопрос о ее партийности как-то уже лет несколько не всплывал. А тут еще грянула эта лукавая "перестройка", понес свою околесицу Горбачев, и ему, пустозвону, опять присягнули на верность такие, кто ждал от его деяний блага не для народа, а для самих себя. Она же, послушав разок-другой про "новое мЫшление", подумала: этот наделает бед похуже хрущевских...

* * *

Важно сказать, что как раз к тому времени, поработав и следователем, и юрисконсультом, она вдруг круто сменила профессию и оказалась в районной газете "Йолдыз" — "Звезда". Может быть, это те самые школьные увлечения враз и историей, и литературой как-то объединились в желании делать то дело, в основе которого и наблюдение жизни, и точность слова... Была и корректором, и переводчиком, и замредактора по дубляжу, сама писала статьи, следила за ходом баталий в центральной прессе. Послала даже письмо поддержки Нине Андреевой, разделяя позиции ее знаменитой статьи, поскольку нашла там немало суждений, очень тогда ей понятных и близких. Они переписывались, потом даже дважды встречались в Москве, на тех полемичных, разноголосых собраньях и съездах, где страсти кипели горячие и тревожные, так как все сущее рушилось на глазах. В газетах и с телеэкрана открыто шло шельмование строя, идеологии, тех коммунистов и патриотов, которые были такими не на словах, а встали, подобно фронтовикам, в ряды защитников Родины.

Вот это, почувствовала она, и были ее товарищи! И когда после августа девяносто первого перетрусившие предатели жгли и топтали свои партбилеты, ринувшись угождать "демократам", осатаневшим от беспредела, она уже четко видела, где и с кем навсегда ее место. Безусловно, с несчастной страной и народом, с уже запрещенной партией. В середине декабря, еще будучи беспартийной, участвовала в учредительной конференции по воссозданию компартии Татарстана. А еще через неделю — в роковые, последние дни жизни СССР — Насима Столярова стала коммунистом.

Это был шаг не сиюминутный, а взвешенный, выстраданный за долгие годы. Это был поступок. Тот самый момент в судьбе — и ее, и ей подобных людей — когда в ряды партии шли не с мыслью: а что же она мне даст? — но с твердым решением дать ей самой свои силы, свою поддержку. Партия очищалась от потребителей, от разложивших ее верхи паразитов, которых она, Насима, еще смолоду разглядела и так ненавидела, так ощущала в них знак беды. Беда и случилась, и вот теперь ее было нужно одолевать.

"Я понимала: как ни суди, а коммунисты — единственные, кто остается сейчас на позициях целостности государства и защиты всех интересов его народов. Их продолжали за это третировать, обвинять во всем, что было и чего не было, могли безнаказанно оболгать и поиздеваться на поле информвойны. Им было всех труднее, им требовалась поддержка."

Поддержку и помощь она несла и несет до сих пор с полнейшей отдачей. Хронику всех ее дел за минувшие годы в очерке не охватить — разве что можно назвать главнейшие. В огне девяносто третьего выпускала для земляков газету "Слово коммуниста", встречалась с ними в поездках по Татарстану, часто бывала в Москве, общалась с единомышленниками, вникала в работу патриотической оппозиции, вместе с нею росла, училась, боролась. А дома растила сына, взяла под опеку племянницу, дала приют одному из братьев — всем ведь тогда стало трудно жить. И продолжала делать газету, даже порою и не одну...

В девяносто пятом, по списку КПРФ, Столярова пришла в Госдуму. Депутатские дела потребовали не меньшей энергии, но она у нее всегда находилась, это уже давно стало жизненной нормой. Работала в Комитете по делам СНГ, возглавляла подкомитет по связям с Украиной. Снова поездки, встречи, работа с избирателями, море вопросов, участие сразу в двух внефракционных группах — "Союз" и "Границы России", в Комиссии Межпарламентской Ассамблеи по внешней политике.

Работалось интересно, многие начатые дела требовали развития, продолжения, она пошла на новые выборы, уже по одномандатному округу, но тут вдруг случилось такое горе — не стало сына, и вся кампания скомкалась, отошла на десятый план... Да и особой борьбы с конкурентом не получалось: Олег Морозов, поддерживаемый руководством Татарстана, в ответ на ее предложение вместе пойти к избирателям — пусть сравнят и сами решат, кто им сейчас важнее, коммунисты или "реформаторы", — откровенно ответил: "Я же себе не враг..."

Сейчас Насима Калимовна руководит аппаратом думской Комиссии по избирательному законодательству. Эта структура изучает практику применения такого законодательства при подготовке и проведении выборов и референдумов, вносит дополнения и изменения с целью его совершенствования. Вопросы, как можно судить уже по названию, рассматриваются острейшие. В минувшем году, например, Комиссия работала над новыми федеральными законами “Об основных гарантиях избирательных прав и права на участие в референдуме граждан РФ”, о выборах депутатов Госдумы России, ее президента. Сейчас готовятся дополнения и изменения в Уголовный кодекс и кодекс об административных правонарушениях, усиливающие ответственность за нарушения избирательного законодательства. У главы аппарата Комиссии работы всегда с избытком, но у нее в эти годы нашлось где-то время даже на книгу. "Это что, — спросили у Столяровой, увидя сигнал издания, — вхождение в новую избирательную кампанию?" Она улыбнулась: "Это моя работа."