Лихо ветреное - Ирина Волчок

— Рэкетир? — прервал Павел тревожную скороговорку Макарова.

— Да ты чё? — удивился тот и даже засмеялся. — Рэкета у нас практически нет, так, если только к челнокам на барахолке кто примотается… Сдуру, шпана какая-нибудь мелкая… Рэкет у нас года два как завял. Между прочим, тоже из-за Серого. У него клуб свой, спортивный. Школа всякой борьбы, стрельбы и прочих единоборств. Все на законном основании. Тренеры классные. Детишки заниматься ходят. Дорого только… Так вот, однажды к нему в клуб пачка бугаев приперлась, целый джип, штук шесть, наверное. Ну, как водится: предлагаем охрану, цена разумная, а то мало ли что… Так Серый их, говорят, вежливо так в тренировочный зал пригласил — мол, давайте посмотрим, какие такие вы охранники… И выставил против них ребятишек из средней группы! Лет по пятнадцать-шестнадцать, пацаны совсем. Так пацаны этих бугаев за полминуты раскидали. Честное пионерское! Мне один наш рассказывал, он сам видел, он тогда у Серого тоже занимался. Бугаи, конечно, взбесились, двое — за ножи, но тут старшие за них взялись. У Серого вообще компания еще та… Бугаев этих маленько помяли, а потом умыли, почистили и в тир отвели — показать, как ученики Серого сто из ста лупят. Из любого оружия, из любого положения и по любой мишени. И все, и спеклись бугаи. Больше никто к нему не приматывался. Звали, правда, на работу. И его, и его людей. Но те с криминалом не связываются. Да они и так неплохо зарабатывают — уроки, охрана банкиров всяких, сопровождение ценных грузов… В казино у Семеныча — тоже его мальчики подрабатывают.

— Понятно, — перебил Павел. — А Зоя ему кто?

— А ты как думаешь? — саркастически осведомился Макаров и злобно фыркнул. — Двоюродная тетя Зоя ему! А он ей — внучатый племянник! — Он подчеркнуто противно захихикал, потом замолчал и вдруг сказал совершенно серьезно: — А вообще-то никто не знает, что у них там как. И спрашивать не ре-ко-мен-ду-ется. Понял? Вредно для здоровья. А ведь я тебя предупреждал! Предупреждал ведь, а? Зоя ему кто… Ишь ты… Лихо ветреное, вот кто ему Зоя.

Макаров посидел молча, опять вздыхая и цыкая зубом, и полез из машины, путаясь в ремне безопасности и раздраженно ругаясь сквозь зубы.

Глава 2

— Все в порядке, Том, езжай. Кто это был-то, ты заметила?

— Черт его знает. Вроде раньше не видала. Сейчас рассмотрю… — Томка вдруг злорадно хихикнула в трубку. — Вона, и он меня рассмотреть захотел. Фары включил, придурок… Ага, выключил. То-то. Слушай, Зой, это черный какой-то! К тебе сегодня кто в кабаке приматывался? Не Хаз-Булат удалой какой-нибудь?

— Никто не приматывался. — Зоя, прижимая трубку ухом к плечу, одновременно стаскивала туфли, вешала плащ и рылась в пакете в поисках кошелька. — Том, ты бы ехала, а? Опять ввяжешься во что попало, а Сережа меня винить будет. Езжай, будь друг…

— Сроду я ни во что не ввязывалась, — с достоинством возразила Томка. — Слушай, тире-точка — это что?

— Не ввязывалась она! — рассердилась Зоя. — А сейчас ты что делаешь? Вот выйду и разберусь… Нет, лучше Сереже позвоню. Уезжай немедленно, кому говорю!

— Бессовестная, — жизнерадостно сказала Томка и опять хихикнула. — Все, уехала. Спокойной ночи. Ты завтра в клубе когда будешь?

— С двенадцати до трех. Зайдешь?

— Зайду. Тетку одну приведу. Ничего?

— Приводи, — сказала Зоя и вздохнула. — Все твои тетки больше двух недель не выдерживают.

— Ну и фиг с ними. Ты им кто — мать родная, да? Бери за полгода вперед, а там — глаза бы твои их не видели… Ладно, пока. А то я язык чуть не прикусила — колдобина какая-то попалась.

Зоя положила трубку, повесила наконец плащ, с наслаждением влезла в большущие растоптанные шлепанцы и оглянулась на едва слышный шорох за спиной. Ну конечно. Бдительный Федор, наверное, с самого начала здесь стоял и слушал, с кем это и о чем она по телефону разговаривает.

— Я тебя разбудила? — Зоя чувствовала себя виноватой. — Или ты вообще не ложился?

Федор молчал, поджав губы, и пристально разглядывал синяк у нее на бедре.

— Это так, ударилась об угол какой-то, — торопливо объяснила Зоя, перехватив его взгляд. — Ерунда, через пару дней ничего не останется. Что ты молчишь? Случилось чего? Или с детьми умаялся?

— Ничего я не умаялся, — надменно сказал Федор и вздернул подбородок. — Просто Манька долго не засыпала. Тебя все время требовала. Бросала бы ты это дело, а? Мать Стасика приходила, деньги принесла.

— Сколько?

— Тысячу.

— Ну вот! — Зоя наконец откопала в пакете кошелек и протянула его Федору. — А я сегодня почти две принесла. И полтонны всяких вкусностей. Неси пакет в кухню, чайку попьем. Только большие коробки не открывай, мы их на взятки пустим. Или на Аленкин день рождения съедим, да? Я сейчас, умоюсь только.

— Горячей воды не было. Я тебе в кастрюле согрел. — Федор вздохнул, подхватил пакет и зашлепал по коридору.

— Спасибо, мой хороший, — растроганно пробормотала Зоя. — И что бы я без тебя делала?

Действительно, что бы она делала без Феди? Горячей воды не было, а он и джинсы постирал — и свои, и ее, — и все детское барахлишко, и четыре больших махровых полотенца, и еще воды ей согрел. «Кастрюлю»! Целую огромную выварку, в нее ведра четыре входит, не меньше. Ах, как же повезло с Федором, просто невероятно повезло, особенно в наше время, да еще с его внешними данными… Пойти свечку, что ли, в церкви поставить?

— Я думаю, надо мне свечку в церкви за тебя поставить, — сказала Зоя, входя в кухню умытая, успокоенная и умиленная видом уже накрытого к чаю стола. — Ты моя надежда и опора. И каменная стена. Пропала бы я без тебя совсем.

— Ага, — нескромно согласился Федор, наливая в чашки чай. Потом уселся напротив нее, долго молча возился, вскрывая пачку с печеньем, и наконец сказал: — А я без тебя.

— Что? — не поняла она.

— Пропал бы, — объяснил Федор невозмутимо. — Пропал бы я без тебя совсем, понимаешь? И все мы пропали бы.

— Солнышко мое, — с трудом сказала Зоя, стараясь не заплакать. — До чего же я тебя люблю… Знаешь, я даже не ожидала, что ты таким умным окажешься. Обычно красивые мужики умными не бывают… И эгоисты жуткие… И…

— А красивые бабы? — вкрадчиво спросил Федор, чуть улыбаясь и подрагивая бровью.

— Тьфу на тебя… — Зое тут же расхотелось плакать. — О красивых бабах я вообще ничего не знаю. Если хочешь знать, я вообще красивых баб не видела. Намажутся как не знаю кто, а умой ее — и никакой красоты, кроме мешков под глазами… — Она машинально дотронулась пальцами до лица и вздохнула. — Не надо бы мне столько перед сном пить… А, ладно, ведь не каждый день, правда? Иди ложись, а то опять не выспишься. Разбуди меня, если я будильник не услышу, ладно? Я утром успею обед приготовить. И еще чего, может, сделаю. Общественно полезного. А то все ты да ты… Это несправедливо.