Азимут бегства - Стивен Котлер

Он сворачивает карты и вставляет их в пустой кувшин, который относит подальше от окна, чтобы завтра утром на карты не упал убийственный солнечный свет. Надо было бы сложить карты обратно в ящик, но ему нравится смотреть на них. Тени карт, расползаясь, пляшут на стенах.

Теперь он извлекает из ящика толстый конверт, на котором темными чернилами написано: «Падре Исосселес». Анхель находит и портрет этого человека: очень высокого, с темной бородой, коротко подстриженными волосами и узкими, плотно сжатыми, словно зашитыми губами, губами человека, способного на вспышку гнева. Рисунок похож на ветку, которую изо всех сил тянет в воздух ворона. Напоминает о жути По или Лавкрафта. Описание каких-то строений в Байи. Там была старая миссия, построенная в восемнадцатом веке и заброшенная после того, как все ее обитатели умерли от гепатита. Вокруг не было ни одного местного жителя, а суеверные католики предпочитали держаться подальше от этого проклятого, по их мнению, места. Исосселес поселился там почти двадцать лет назад, отмыл и очистил все помещения, больше пятидесяти, одно за другим, наталкиваясь при этом на истлевшие кости мертвецов, живых ящериц и старые книги. Сорняки лезли из всех щелей, заполонив комнаты, не видевшие света на протяжении ста лет. Он очень страстный человек, человек, слова которого доходят до других, и эти другие и присоединились к нему. Странные, печальные подвижники. Надежда стала их последним проклятием. Исосселес называл их беглецами. Он учил их традиционным католическим обрядам. Все дни были заполнены ладаном и латынью. У них было мало денег, не хватало еды — для прокорма только жесткая нещедрая земля для возделывания, немного рыбы в море и кактусы.

Пена нашла их странный монастырь, место, в котором много лет назад было спрятано великое множество книг. Она жаждала ответов. Она нашла падре полностью в своем уме — внимательного собеседника, готового выслушать человека, видевшего Иисуса в тусклом холодном свете, но которому, как это ни странно, нравилось то, что он видел. У этого человека наверняка были вещи, которые он был бы не против продать.

В тот раз Пена искала копию грузовой декларации единственного корабля, который шел из Барселоны через Лигурийское море в Ватикан в августе 1493 года. Прошло семнадцать месяцев после падения гренадского халифата, четырнадцать месяцев с того дня, когда ста тысячам испанских евреев было предложено выбрать между изгнанием и христианством, христианством или смертью. Прошло четырнадцать месяцев с основания испанской инквизиции. Четырнадцать месяцев с того момента, когда королева Изабелла решила заплатить свою церковную десятину еврейскими книгами и произведениями еврейского искусства. Пена как раз и искала книгу, которая попала в этот список. То была сложная и длинная история. Книгу вывезли из Александрии незадолго до сожжения библиотеки. Книга каким-то образом сохранилась или была переписана. Достоверно было известно только одно — она пропала в Испании после введения инквизиции.

— Но это было больше трехсот лет назад, — заметил Исосселес.

Пена согласилась.

Они пили шерри-бренди.

В конверте Исосселеса он находит копию декларации. Заголовки книг на многих языках, многие имеют еврейские заголовки, а возле одного еврейского названия поставлен вопросительный знак, а возле вопросительного знака, другими чернилами, проставлена звездочка. Здесь же он находит пачку писем, эти писаны по-английски, так как это переписка Пены с Ватиканом десятилетней давности. Ватикан начисто отрицал само существование книги. Она прекратила переписку, высказав им все, что думала, с упоминанием имен.

Анхель взвешивает папку на ладони, стараясь определить невидимую, скрытую тяжесть, которая, если он перевернет папку и как следует встряхнет листы, разрешится одной или двумя тайнами. Он не придает большого значения деталям, как не может придавать значение тому, что она у него спрашивает.

Но если честно, то он просто не знает, чего она хочет, а она продолжает себя так вести. Но ничего, он справится. В любом случае он еще мальчик, а это будет великим приключением и как приятно так думать.

В папке короткое эссе о Гематрии, написанное анонимным автором и опубликованное в подпольной газете. Оригинал на латинском языке, кроме этого, есть еще один оттиск, на итальянском. Заголовок переведен, перевод написан тут же тонким карандашом. Тусклые серые буквы время сделало еще более неразборчивыми.

Анхель встает и подходит к книжному шкафу. Пена подарила ему словарь религиозных терминов, это был один из ее первых подарков, которым он очень дорожил. Религиозный словарь переплетен в темную кожу. Там масса информации, сведений, которые мучают, там нет болтовни по поводу «как» и «почему», там остаются открытыми мириады возможностей.

На второй день пребывания в Санта-Фе он зашел в букинистический магазин и там впервые увидел эту книгу. Он хотел украсть ее, так как у него не было денег, чтобы заплатить цену, проставленную на переплете, и даже начал обдумывать план, но все его элементы оказались на редкость грубыми и неуклюжими — для того, чтобы красть, ему не хватало вороватости, ловкости и очарования от такого ремесла. Он не мог просто взять и вынести ее из магазина. В тот день он всего лишь бегло просмотрел книгу и все понял. Потом он просто держал ее в руках и испытывал неподдельное счастье. У него было сто восемьдесят шесть долларов, которые стоило потратить на такую цель, — ровно столько денег, чтобы купить этот объемистый, тяжелый словарь. Потом он вышел и отправился домой. Четыре дня спустя он снова пришел в магазин, но книги уже не было. Пена видела, как он в первый раз заходил в магазин, и тогда же впервые обратила внимание на этого мальчика. Она сама тут же купила книгу.

Гематрия — это одно из аггадических герменевтических правил интерпретации Торы. Каббала. Это система замены. Буквы обозначают цифры. Еврейские слова принимают числовые значения. Можно устанавливать связи и соединения. Иногда гематрия оказывается не чем иным, как простым замещением букв числами. Иногда числа складываются в ряды и уравнения, становясь элементами длинных и сложных вычислений. Впервые этим занялись вавилоняне. Потом — греки. Во втором веке гематрия проникла в раввинистическую литературу. Шло время, и системы гематрии становились все сложнее и сложнее, квадраты численных значений вели от слова к слову. Таким путем четыре буквы тетраграммы превращались в числа, которые, если возвести их в квадрат и сложить, давали в результате число 186.186 — это слово «место». Так слово «место» стало еще одним словом, обозначающим Бога.

— В конце концов, Он везде, — громко произносит Анхель в пространство пустой комнаты.

Гематрия то расцветала, то почти исчезала, и никто не кодифицировал ее в жесткую систему до того момента, когда рабби Элеазар из Вормса в тринадцатом веке силой своего воображения развил систему медитации, основанную на численном представлении имен ангелов и имен Бога. Числа визуализировали во время молитвы. Система оказалась настолько мощной, что Элеазар советовал, и это стало правилом Каббалы на многие годы, ни в коем случае не записывать ни божественных имен, ни вокализаций их. Критики обрушились на его новации, утверждая, что обретение такой силы приведет к злоупотреблениям. Это одна из тайн Каббалы, которая и сама являет собой великую тайну.

Что-то во всей этой заметке сильно беспокоит Анхеля, но он слишком устал, чтобы сейчас об этом думать. Глаза его горят, предметы потеряли четкость. На столе перед ним стоит пустой ящик. Он встает и потягивается, потом наклоняется к столу и задувает керосиновую лампу. Пламя гаснет, и комната погружается в безмятежный мрак. Анхель добирается до кровати, сбросив по пути башмаки, и натягивает на себя одеяло, как пояс безопасности на карнавальной карусели.

6

— Это письмо действительно пришло из Ватикана? — спрашивает Анхель.

— Какое письмо? — Пена поддразнивает его, и он чувствует это по выражению ее глаз. — Конечно, оттуда.

Одновременно она наклоняется, чтобы подобрать с земли палку. Женщина сгибает колени и протягивает руку к палке, повинуясь сигналам какого-то внутреннего радара, так как продолжает при этом не отрываясь смотреть на Анхеля. Надо долго тренироваться, чтобы проделывать подобное с такой неподражаемой легкостью и небрежностью, как это делает Пена. Она отдает палку Анхелю, и тот, изо всех сил размахнувшись, швыряет ее вдаль.

Они выгуливают собак. Довольно холодно, дыхание вырывается из их ноздрей в разреженный воздух облачками белого пара. Если собаки и замечают эти султаны, то не обращают на них внимания. Анхелю прежде приходилось видеть собак, которые гонялись за такими облачками пара, но, правда, однажды он видел человека, который за завтраком выпивал семь рюмок виски. Псы приносят палку, Анхелю приходится резво поворачиваться, чтобы ухватиться за нее, потом надо несколько раз повернуть ее, чтобы вырвать из крепкой челюсти. Пронзительное тявканье, потом тишина, начинаются собачьи хитрости — собаки, подпрыгивая, отстают, превращаясь во внимательных охотников, — они пристально смотрят только на пальцы Анхеля и на палку, в них зажатую, готовые в любой момент бежать за ней. На этот раз Анхель бросает палку на восток, туда, где перед рассветом начинает светлеть край пустынного горизонта. Вот над ним прорывается один случайный луч, выдергивает из сумрака плоскую, покрытую кактусами степь, выхватывая куски ночного оцепенения, поразившего заросли ежевики и колючки юкки. Палка описывает пологую дугу, уходя в предрассветное небо.