The Woman in Me. Автобиография - Бритни Спирс

Новом Орлеане в полутора часах езды от нас. Это демо я приносила на встречи с музыкальными лейблами в надежде получить контракт.

Примерно в то же время Джастин и еще один «мыш-кетер» ДжейСи Шазе стали участниками начинающего бойз-бэнда NSYNC. Еще одна коллега по съемкам, Никки, с которой я делила гримерку, присоединилась к девчачьей группе. У меня тоже был такой вариант, но, обсудив все с мамой, было решено пойти по сольному пути.

Ларри дал послушать мое демо нескольким продюсерам из Нью-Йорка, и они сказали, что хотят посмотреть, на что я способна. Я надела туфли на низком каблучке, милое платьице и поехала в Нью-Йорк.

Я пыталась быть обычным подростком, но не вышло. Мне хотелось чего-то большего.

8

«Кто этот мужчина? – подумала я. – Понятия не имею, но мне нравится этот офис и его собака». На вид он – невысокий старичок, но энергетика у него была бешеная. Я подумала, что ему примерно лет шестьдесят пять (на самом деле ему было около пятидесяти).

Ларри сказал, что это очень известный человек по имени Клайв Колдер. Я понятия не имела, чем он знаменит. Если бы тогда я знала, что это продюсер, основавший Jive Records, возможно, я бы сильно нервничала. Но мне скорее было просто любопытно с ним познакомиться. И он мне моментально понравился.

У Клайва был невероятный (и устрашающий) трехэтажный офис. В его кабинете сидел малюсенький терьер размером с чашку – порода, о существовании которой я даже не подозревала, – и, клянусь Богом, это самое крохотное и прекрасное существо. Войдя в кабинет и увидев эту собаку, я словно попала в параллельную вселенную. Я погрузилась в удивительный сон, попала в другое измерение.

– Привет, Бритни! – сказал Клайв, преисполненный энтузиазма. – Как ты?

Он вел себя так, словно был частью какого-то могущественного тайного общества. У него был южноафриканский акцент, из-за которого Клайв напоминал мне персонажа какого-нибудь старого фильма. Я никогда не слышала, чтобы в реальной жизни кто-то так говорил.

Он разрешил мне взять собаку на руки. Держа это крошечное теплое создание и оглядывая гигантский офис, я не могла перестать улыбаться. В этот момент мой план по осуществлению мечты сдвинулся с мертвой точки.

Я еще ничего не записывала, кроме демо. Я ездила к тем, с кем Ларри советовал встретиться. Я знала, что нужно будет спеть песню для продюсеров из звукозаписывающих компаний. А еще знала, что мне очень хочется как можно больше времени проводить рядом с этим мужчиной, мне хотелось стать похожей на него. Было бы не удивительно, если бы в прошлой жизни он оказался моим дядей. Жаль, что мы не были знакомы раньше.

Все дело в его улыбке. Умной, хитрой, мудрой. А еще загадочной. Я никогда ее не забуду. Я чувствовала себя беззаботно рядом с ним и поняла, что не зря поехала в Нью-Йорк: даже если все, что я в итоге получу, – это встреча с тем, кто поверил в меня.

Все только начиналось. Ларри возил меня по городу, я заходила в кабинеты, полные больших шишек, и пела I Have Nothing Уитни Хьюстон. Смотря на мужчин в костюмах, оглядывающих меня с ног до головы, я пела громко.

Клайв сразу же меня подписал. Так в пятнадцать лет я заключила контракт с лейблом Jive Records.

Моя мать тогда преподавала во втором классе кентвудской школы, а Джейми Линн была еще маленькой, поэтому мы попросили подругу нашей семьи Фелицию Кулотту (я звала ее Мисс Фи) везде меня сопровождать.

Представители лейбла захотели, чтобы я незамедлительно отправилась в студию звукозаписи. Нас с Фи поселили в квартире в Нью-Йорке. Мы каждый день ездили в Нью-Джерси, я заходила в звукоизоляционную кабину и пела перед Эриком Фостером Уайтом, продюсером и автором песен, который работал с Уитни Хьюстон.

Честно говоря, я ничего не понимала и не соображала, что происходит. Я просто знала, что люблю петь и танцевать, поэтому, какой бы из богов ни сошел на землю и ни предоставил мне эту возможность, я собиралась показать все, на что способна. Если кто-то был способен придумать мне образ и формат выступлений, близкий и интересный публике, я готова на все. Не знаю, что произошло, но Бог сотворил чудо, и я оказалась на записи в Нью-Джерси.

Кабина, в которой я пела, находилась под землей. Внутри вы слышите лишь свое пение, и больше ничего. Я месяцами оттуда не вылезала.

После беспрерывной работы я однажды отправилась к кому-то на барбекю. В то время я одевалась очень женственно – всегда ходила в платьях и на каблуках. Я общалась с гостями, пытаясь произвести хорошее впечатление, и в какой-то момент решила сбегать за Фелицией и отвести ее на балкон. Я не заметила, что там была дверь с москитной сеткой. На бегу я врезалась в нее, ударилась носом и упала. Все обернулись и увидели меня лежащей на полу, держащейся за нос.

Клянусь Богом, мне было жутко неловко…

Я поднялась, и кто-то сказал:

– Знаешь, там сетка.

– Ага, спасибо, – ответила я.

Конечно, все умирали со смеху.

Мне было так неловко. Разве не забавно, что из всего произошедшего со мной в первый год записи это – одно из самых ярких воспоминаний? Это было больше двадцати пяти лет назад! Я тогда страшно расстроилась! Но, честно говоря, думаю, шок и удивление из-за дверцы все-таки перевесили мою тоску в тот момент. Я стала задумываться, что слишком долго торчала в кабине для записи и не видела света.

Примерно спустя год в Нью-Джерси дело шло к созданию моего первого альбома. Вдруг один из менеджеров сказал:

– Тебе нужно встретиться с продюсером из Швеции. Он профессионал своего дела и пишет классные песни.

– Хорошо, – сказала я. – А с кем он работал?

Не знаю, как я решилась задать этот вопрос, но, несмотря на свою неопытность, я четко представляла, как хочу звучать. Я выяснила, что этот человек писал песни для Backstreet Boys, Робина и Брайана Адамса.

– Что ж, – ответила я. – Хорошо.

Макс Мартин прилетел в Нью-Йорк, и мы встретились за ужином: только я и он – ни ассистентов, ни представителей лейбла. Несмотря на то что из-за возраста за мной обычно кто-то приглядывал, в этот раз все решили, что на встречу я пойду одна. Когда мы сели, официант подошел принять заказ.

Каким-то образом свеча перевернулась, и весь стол загорелся.

Мы пришли в один из самых дорогих ресторанов Нью-Йорка, а наш стол превратился в