Сэр Невпопад из Ниоткуда - Питер Дэвид

— Но он ведь самолично разжег этот огонь, если я не ошибаюсь, — с ноткой недоумения, но безупречно вежливо вставил Кореолис.

— Да, да, в том-то все и дело, — заливался я. — Он приказал поджечь город и истребить жителей, но это вовсе не значит, что в душе он не ужасался содеянному и не горевал обо всех невинно убиенных! Ведь душа у него была нежной… и ранимой… И раскаяние сэра Гранита вскорости переросло в глухое отчаяние, которое… которое едва не лишило его рассудка и былого мужества…

— Лишило мужества… — озадаченно бормотали все мои слушатели. Шепоток расползся по комнате, как чесотка по коже.

— Но ты-то тут при чем? — с подозрением вопросил сэр Юстус. — И как ты вообще здесь очутился?

— Случайно, милорд. По чистой случайности. Шел по коридору мимо этой двери и вдруг слышу жалобный плач. Мне показалось, это плачет женщина. Согласитесь, ваше величество, и вы, милорды, что даже скромный оруженосец обязан поспешить на помощь даме, если та чем-то расстроена или испугана. Во всяком случае, так меня учил мой добрый наставник и господин сэр Умбреж.

Этот старый идиот, как вы понимаете, ничего подобного и в мыслях не имел. Да он и вообще почти меня не замечал. Но на остальных это произвело именно такое впечатление, на которое я рассчитывал. Все как один с уважением посмотрели на Умбрежа и одобрительно закивали. А этот трухлявый пень напыжился от гордости.

— Я постучал в дверь, и женский голос пригласил меня войти. Здесь, в спальне, я застал леди всю в слезах и сэра Грэнитца, который так убивался из-за содеянного им, что больно было смотреть.

— Это кто, Грэнитц-то, убивался? — фыркнул недоверчивый Юстус. Я невольно поежился под его пронизывающим взглядом. — За все годы, что я был с ним знаком, он ни разу ни о ком не пожалел и ни в чем не раскаялся.

Со всех сторон послышалось недовольное бормотание. Я оказался на волосок от разоблачения. Надо было спешно что-то придумать. И мне на ум пришла спасительная мысль. Набрав в грудь воздуха, я возвысил голос:

— Но за все эти годы сэру Грэнитцу вряд ли случалось так обмануть доверие своего короля.

В помещении тотчас же воцарилось молчание. Сэры рыцари и король не иначе как принялись обмозговывать мои последние слова. Но мне-то меньше всего на свете нужна была эта пауза. Предоставить им достаточно времени на размышления, прежде чем я успел бы полностью осуществить свой план, было для меня равносильно гибели. И для Розали, если уж на то пошло. Я выставил немного вперед свою негодную ногу, чтобы выглядеть как можно более жалким и беспомощным перед лицом неумолимой судьбы… И продолжил разыгрывать комедию:

— Разве вам никогда не приходило в голову, что сэр Грэнитц был иным человеком, чем вы привыкли о нем думать? Более чувствительным и тонким? За долгие годы службы престолу он просто научился мастерски скрывать эти свои качества. И поверьте мне, он бывал столь неустрашим и отважен на поле боя, в частности, потому, что все время пребывал в состоянии войны с самим собой, если так можно выразиться… Его угнетала эта вечная необходимость представляться другим людям не таким, каким он на самом деле являлся. Эта внутренняя борьба все больше подтачивала его силы, ему все тяжелее становилось скрывать от окружающих истинный настрой своей души… И потому-то недавнее прискорбное происшествие в Пелле, немилость его величества, раскаяние в содеянном… совсем его подкосили. У него просто не осталось сил для дальнейшей борьбы.

Я смолк, сделав небольшую передышку. У меня от напряжения в глотке пересохло. Но долго молчать было нельзя: кто-то из рыцарей уже открыл было рот, собираясь что-то сказать, и я понесся дальше:

— Стоило мне войти, как сэр Гранит, то есть, виноват, сэр Грэнитц запер дверь и задвинул ее на засов, чтобы никто больше сюда не проник. И рассказал мне все. Ему было стыдно глядеть в глаза вашему величеству, а также и вам, милорды, после того как он, можно сказать, разорил казну и недостойным рыцаря поступком — истреблением мирных жителей Пелла — запятнал свою честь. Сэр Гранит был убежден, что после всего этого единственным выходом для него будет смерть. А именно самоубийство. Он был так тверд в своем решении, что даже мольбы и слезы леди Розали его не тронули. Ну а я, разумеется, постарался помешать ему осуществить это ужасное намерение. Я говорил, что доблестной службой в течение последующих долгих лет он загладит эту свою единственную вину перед короной, что жителей Пелла уже не вернешь и убиваться по ним — все равно что рыдать о пролитом молоке. И леди меня поддержала. Но сэр Гранит, виноват, сэр Грэнитц в ответ только головой качал. — Я заставил свой голос дрогнуть якобы от сдерживаемых рыданий. — Но мне удалось, хотя я и слабосильный калека, предотвратить первую из его попыток вонзить свой могучий меч этими вот могучими руками в эту вот могучую грудь!

Король округлил глаза. Остальные словно по команде всплеснули руками. Они купились, клянусь! Честное слово, я купил их всех! Но мне нельзя было останавливаться на достигнутом. Стоит только этим остолопам заподозрить, что я попросту насмехаюсь над ними, упиваясь своим враньем, и от меня только мокрое место останется. По сути, я играл с огнем. И мне просто необходимо было довести игру до конца. Я скорчил жалобную мину и всхлипнул:

— Я с ним боролся, милорды. Как бы смешно это для вас ни звучало, учитывая, кто я такой, а кто… кем был сэр Грэнитц. Но отчаяние придало мне сил. Поэтому наша борьба была довольно долгой. Но под конец я совсем ослабел. Простите меня, сэр Умбреж, — смиренно обратился я к моему «учителю», — вы ведь мне строго-настрого приказали (чего он, разумеется, никогда не делал: смотри выше) во всем повиноваться приказам любого из рыцарей, невзирая на обстоятельства. Но в данном случае я этим правилом пренебрег. Мне так хотелось спасти от гибели одного из отважнейших рыцарей нашего короля! Я пытался вести себя как герой, милорды. Чтобы уподобиться вам. — Все милорды как один снова одобрительно закивали. Мне стало трудно дышать. Я и вправду выложился до конца, неся всю эту чушь. — А после… после того, как я в очередной раз помешал сэру Грэнитцу осуществить его замысел…

Но тут слово взяла Розали.

— О, что это было за зрелище, милорды! — вскричала она, шмыгнув носом.

У меня потемнело в глазах. Стоило одному только неверному слову слететь с этих прелестных губ, и мы оба погибли бы безвозвратно. Но Розали на сей раз оказалась на высоте. Я даже не ожидал от нее такого.

— Ведь сила и боевые навыки моего супруга — это нечто из ряда вон выходящее. Но этот юноша… этот скромный оруженосец сражался против него как лев! Он почти ни в чем не уступал милорду Грэнитцу, он был так близок к тому, чтобы его спасти… — Тут она вытерла слезы, катившиеся по щекам. — Но в конце концов мой благородный супруг одолел его и… и осуществил свой ужасный замысел. Супруг мой бросился на свой страшный острый меч, который пронзил его грудь, как все вы видите. Последнее, что мы с сэром оруженосцем услыхали, было: «Во имя чести!» Он это произнес, когда клинок уже пробил его бесстрашное сердце.

Это звучало чертовски трогательно и поэтично. Представляете, даже Юстус зашмыгал носом! Я мысленно ей аплодировал.

После того как Розали закончила свое выступление, все взоры обратились на короля. Рыцари могли сомневаться в правдивости моего рассказа, они могли недоумевать и в душе оспаривать мои слова, но в конечном итоге судить обо всем дозволено было одному лишь королю. Его мнение очерчивало и исчерпывало любую реальность.

Он же не сводил с меня пристального, изучающего взгляда и молчал. У меня насчет его величества давно сложилось определенное мнение. Я его побаивался. И чувствовал себя, как вы догадываетесь, далеко не лучшим образом. Должна же была его репутация человека тонкого и проницательного хоть на чем-то основываться. А если так, то он может в два счета вывести меня на чистую воду.

Но наконец эта пытка молчанием закончилась. Его величество негромко произнес два слова, только два:

— Славная работа. — Ничего к этому не добавив, он повернулся и вышел из покоев Гранита, а шут вприпрыжку помчался за ним следом.

За те несколько секунд, пока король молчал, я столько раз мысленно простился с жизнью, что теперь, когда все закончилось благополучно, едва не свалился наземь от пережитого. Мне стоило большого труда устоять на ногах. Некоторые из рыцарей подходили ко мне и одобрительно трепали по плечу, другие окружили погибшего боевого товарища и склонились над ним, один или двое выражали бедняжке Розали свои соболезнования и предлагали помощь.

Поймав на себе мой взгляд, она потупилась с притворной скромностью, а между тем всем своим видом словно говорила мне: «Видишь, я еще половчей тебя умею врать!» Еще бы она этого не умела! После такой богатой практики. Я в душе за нее порадовался. Она-то оказалась в завидном положении, обретя свободу от чурбана Гранита, унаследовав титул и все его владения и получив возможность флиртовать и заводить шашни с кем ей вздумается. Интимные услуги оруженосца и чистильщика конюшен ей вряд ли впредь понадобятся. Да и мне осторожности ради следует отныне держаться от нее подальше, как ни мила она моему сердцу. Не приведи бог чтобы после всего этого чудовищного нагромождения лжи нас кто-нибудь увидел вместе. Это сразу повлекло бы за собой разоблачение и расправу.