Шерсть дыбом: Медведи-взломщики, макаки-мародеры и другие преступники дикой природы - Мэри Роуч

подходит к мешкам, которые до этого момента полностью захватывали его внимание, и тут видит нас. Зверь щелкает зубами – похоже, он нервничает. На него уставились два человеческих существа, одно из которых не уступает ему ростом, а в это время ночи люди здесь нечасто встречаются. Но, с другой стороны, это же кухонные объедки итальянского ресторана «Кампо де Фиори»! Немного подумав, медведь опускает голову и принимается за еду.

Съесть медведю нужно много. Стоит ранняя осень, а в это время года черные медведи едят целенаправленно и самозабвенно, запасая жир, который будет поддерживать их всю долгую зиму в берлоге[6]. Черный медведь в состоянии гиперфагии удваивает или даже утраивает суточную дозу калорий, съедая до 20 000 калорий в день. Медведи всеядны и с удовольствием поглощают самую разнообразную пищу; в период жора их сильнее всего привлекает максимально калорийная еда. Они хотят получить как можно больше калорий и при этом потратить как можно меньше энергии на их поиск. Горы вокруг Аспена всегда в изобилии снабжали их пищей: дубы, устилающие землю желудями, ирга и черемуха, дикие яблони, которые плодоносят как сумасшедшие. Но пришли 1950-е и 1960-е годы, и в горы стали приезжать лыжники. Медведи оторвались от своих ягод и орехов и подумали: «Что? Кормушка для птиц на дереве? Мешок собачьего корма на крыльце? Не откажусь!» Вскоре медведи стали забредать в города – они шли за людьми, потому что люди снабжали их пищей. Переулки позади многочисленных ресторанов Аспена – это концентрированно-калорийный рай.

Брэк слегка толкает меня локтем. По переулку идет еще один медведь; этот немного поменьше и потемнее. Светлый, доминантный медведь переключает на него свое внимание и издает низкий раскатистый рык. Можешь взять кочерыжку от салата и ньокки со шпинатом, но к моему лососю на гриле с экофермы в Скуна-бей даже не приближайся.

Брэк поднимает телефон, чтобы сделать фото, и это меня удивляет. Этот человек использовал слово «рутина», рассказывая, как собственными руками вонзил в черного медведя в берлоге дротик со снотворным, чтобы поменять на нем радиоошейник. Но оказалось, что он фотографировал не медведя – он хотел запечатлеть иронию ситуации. «Посмотрите на крышку». Брэк направляет луч фонарика на открытый и перевернутый бак для компоста. На крышке из формованного пластика – медвежья морда, а в нескольких дюймах от декоративного медведя – морда медведя настоящего, с удовольствием пожирающего содержимое этого сертифицированного противомедвежьего контейнера, который не справился со своей миссией.

«Они на них прыгают, – говорит Брэк, – и крышки открываются».

Или же запорный механизм может быть сломан, как у другого компостного бака той же модели, который мы видели чуть дальше по переулку. Брэк подошел к нему, поднял крышку и увидел гору гнилых бананов. «Убедитесь, что крышка заперта, – взывала наклейка. – От этого зависит жизнь медведя». На соседней улочке Брэк показал мне открытую бочку отработанного фритюрного масла. Бочка была огромная и высоченная, словно питьевой фонтан; именно так медведи иногда ее и используют. Брэк видел жирные отпечатки лап, удаляющиеся вниз по переулку.

Пункт 12.08 кодекса Аспена по обращению с бытовыми отходами озаглавлен «Защита диких животных» и списан с кодекса горнолыжного курортного поселка Сноумасс, расположенного неподалеку. На этом сходство заканчивается. Департамент ветеринарного контроля (а заодно и дорожного движения) Сноумасса – это два человека: Тина Уайт и Лорен Мартенсон, и они от своего не отступятся. «Мы штрафуем всех», – сказала мне Уайт на вчерашней встрече. Она только что составила презентацию на испанском языке для работников кухни, многие из которых не задумываются, что происходит с медведями, которые начинают совершать налеты на мусорные баки, если люди их не запирают. Ее усилия оправдываются. Прошло уже несколько лет с тех пор, как последнего медведя, создававшего проблемы жителям Сноумасса, «вывели из игры», как сказала Уайт. К моменту моего приезда таких медведей в Аспене бывало до девяти в год. Но опять же, в Аспене народу больше в три раза, а ресторанов – в четыре.

В Аспене за соблюдением мусорного кодекса следят офицеры городской службы реагирования в количестве пяти человек. Мы с Брэком встречались с их представителем Чарли Мартином вчера утром в конференц-зале полицейского участка Аспена. На Чарли была черно-желтая униформа и носки, на которых единороги перемежались радугами. «Сейчас не пятница, и я не участвую в велопатруле», – сказал он загадочно, когда я отпустила замечание насчет его носков. Чарли перечислил проблемы, с которыми его команда и так еле справлялась, когда к списку добавилось несоблюдение связанных с медведями правил обращения с мусором: нарушения ПДД, лающие собаки, строительная техника с незаглушенным двигателем, звонки 911, зараженные бешенством летучие мыши, потерянные и найденные вещи, нечищеные тротуары, автомобили, которые нужно «прикурить» или отпереть, городские пикники и уборка сбитых оленей с проезжей части.

Когда мы заговорили о состоянии переулков, Чарли принялся оправдываться: «Мы в этом году штрафов выписали почти на десять тысяч долларов». Штраф за незакрытый мусорный или компостный бак составляет от 250 до 1000 долларов. Мы с Брэком могли бы выполнить их годовую норму за день. А кроме того, подчеркнул Чарли, люди отказываются платить штрафы. «Одним и тем же мусорным баком пользуются несколько собственников, – объяснял Чарли, имея в виду контейнеры в кондоминиумах и в переулках позади ресторанов. – Выписываешь кому-нибудь квитанцию, а он говорит: "Это не мы. Мы уходили в десять вечера, и контейнер мы заперли. Докажите, что он был не заперт, когда мы уходили"».

По закону мусорные компании Аспена должны присваивать каждому контейнеру для мусора и компоста уникальный номер и вести базу данных, где указывалось бы, какое лицо или предприятие несет ответственность за надлежащее использование этих контейнеров и кто будет платить штраф в противном случае. В Аспене работают пять предприятий по утилизации отходов, и ни одно из них такой базы данных не ведет. (Сноумасс вывозит мусор самостоятельно. Кроме того, Тина Уайт не побрезгует залезть в контейнер и перетряхнуть мусорные мешки на предмет конвертов с именами и адресами. Она слышала, как люди называют их с Лорен «медвежьими сучками».)

О таких вещах читаешь снова и снова, когда речь заходит о поселениях, пытающихся перейти на противомедвежьи контейнеры. Вообще говоря, мусорные компании крайне озабочены собственной прибылью, а вот благополучием медведей интересуются очень мало. Контейнеры должны подходить к подъемникам мусоровозов, а это значит, что кроме стоимости самого контейнера придется потратиться еще и на покупку новых мусоровозов или на переоборудование старых, и в любом случае это деньги, которые компании предпочли бы сэкономить. Кроме того, на вызовы встревоженных граждан отвечают одни люди, законы пишут другие, а мусорными компаниями руководят третьи. Это одна большая вонючая помойка.

Прочесывая переулки днем, Брэк заглянул под крышку мусорного