Пётр из Дусбурга. Хроника земли Прусской. Текст, перевод, комментарий - Петр из Дусбурга

погибают в битве, получив пять ран «наподобие пяти ран Христа» (III. 150, 20)] или на рвение крестоносцев (в духе средневекового немецкого мистицизма) подражать Христу. Неслучайно Пётр из Дусбурга включил в свою «Хронику» эпизод, в котором образ распятого Христа (тоже в духе немецкого мистицизма) благословляет молящегося перед распятием рыцаря (III. 69). Не исключено здесь и влияние Бернарда Клервоского (Trupinda 2000b: 199), взгляды которого, как известно, были усвоены крестоносной идеологией, особенно в том, что касается спасения души: погибшие рыцари навеки «воссоединяются со своим Господом» (…magis exsulta et gloriae, si morieris et iungeris Domino – PL. 182: Col. 923B). В этом усматривают проявление новой христианской религиозности со свойственным ей восприятием Христа как богочеловека, говорят о типологической связи рыцарей Тевтонского ордена с Христом, превращающей их в некий образ Христа (imago Christi) (Dygo 1993: 172–173).

Крестоносную идеологию питают библейские сюжеты и библейские герои (Rousset 1983: 53), представляя собою параллели между библейской и современной историей, героями Библии и рыцарями ордена. Почти эпического масштаба в этом отношении достигает образ комтура Кёнигсберга Бертольда Брюхавена (III. 236), который в представлении хрониста во всем превосходит библейских персонажей и оказывается «сильнее Самсона, …святее Давида, …мудрее Соломона» (Там же).

Ярчайший пример использования Библии – это, разумеется, глава «Об оружии плотском и духовном», в которой хронист виртуозно истолковывает библейский текст, превращая его в аллегорию: «плотское» оружие (щит, меч, копье, лук, праща, шлем и др.) становится оружием «духовным», в конечном счете – оружием спасения (II. 8). Вот где особенно проявился тот «вкус к риторике» (le gout de la rhétorique), который отметил в своей монографии об истории крестоносной идеологии П. Руссе (Rousset 1983: 51). Война с язычниками превращается здесь в нечто более изощренное, чем священная война; эту войну хронист называет новой (novum bellum), ведь теперь каждому виду оружия придается духовный смысл – «оружие Божье», оружие добродетели и правды. Образцами для подражания становятся библейские герои – царь Давид и Иуда Маккавей, носители именно такого (духовного) оружия, а вслед за тем рыцари ордена перевоплощаются в «новое воинство» (nova militia), в духе «терминологии» Бернарда Клервоского (S. Bernardi).

В XIV веке Тевтонский орден превратился в институт, старавшийся донести до своих рыцарей содержание Библии [“eine Institution, die sich… während des gesamten 14. Jhs. darum bemühte, ihren Mitgliedern die Bibel zu vermitteln” (Löser 1998: 37)]. Орденские поэты (часто безымянные) создали поэтические парафразы многих книг Ветхого Завета на немецком языке (см.: Матузова 2010b; 2019а). Книги Ветхого Завета давали возможность не только аллегорически переосмыслить, но и вспомнить пережитое, как, например, в «Книге Ездры и Неемии» (Esdras und Neemyas 1938), один из эпизодов которой происходит в Святой земле, где идет восстановление храма в Иерусалиме; он явно относится не столько к библейским героям, сколько подразумевает испытанное самими крестоносцами: “Wir kerten alle wider hin / Ieclicher zu dem werke sin, / Ein teil der iungen zv arbeit, Die andren waren zv strite bereit / Mit spere schilde vnd halsperc. / Die eine hant treib vf das werc, / Die andre steteclich daz swert / Zv strite hielt gar vnervert…” (vv. 1622–1629). Этот же фрагмент позволяет Петру из Дусбурга отнести его к орденским рыцарям в Пруссии: «Воистину, воплотилось в них то, что говорится об иудеях, желавших восстановить святой град Иерусалим, противостоя сопротивлению язычников, когда половина их занималась работою, а другая держала копья от восхода зари до появления звезд; одною рукою производили работу, а другою держали меч» (III. 172). В Крестовых походах на Ближний Восток тевтонские рыцари воочию увидели землю, где происходили описанные в Библии события. В поэтическом парафразе «Ездра и Неемия» имеются и другие фрагменты, напоминающие эпизоды «Хроники» Петра из Дусбурга и, видимо, ставшие для него образцом: “Wir riefen gotes helfe an / Vnd satzen vnser hutesman / Der muren tac vnd ouch die nacht / Daz vnser arbeit wurde volbracht” (vv. 1594–1597) («Мы воззвали к помощи Божьей и разместили наших стражей, денно и нощно охранявших стены, ради исполнения нашего труда.»); или содержащие мольбу к Господу о спасении: “Dv bist gerecht got israhel, / Wir sint verslan. gib vns din heil” (vv. 1200–1201) («Ты справедливый Бог Израиля, Мы убиты. Даруй нам спасение»).

Особое место в идеологии ордена среди памятников орденской литературы занимали Книги Маккавейские, «краеугольный камень переложения Ветхого Завета на немецкий язык» (“Das Buch der Maccabäer soll den Schlußstein zu der Verdeutschung des Alten Testaments bilden…”) (Jungbluth 1969: 40). Маккавеев считали ранними христианами, а Книги Маккавейские привлекли к себе внимание в конце XII в., на волне Третьего крестового похода, поскольку виделись содержащими образец рыцарства, рыцаря-крестоносца (miles Dei), слуги Божьего (Матузова 2011). В немецком парафразе Иуда Маккавей – «вождь рыцарства» (“vurste… der ritterschaft”, v. 1997), сражающийся с язычниками (die heiden). Библейский сюжет вполне вписывается в мир реалий немецкого крестоносца. Маккавеи стали прообразом Тевтонского ордена в Пруссии с той лишь разницей, что немецкие крестоносцы не только защищали свою веру, но обращали в нее прусские племена, выступая при этом словно бы наследниками маккавейских войн. Поэтический парафраз Книг Маккавейских (Buch der Maccabaer 1904) появился в ордене в XIV веке. Его автор (возможно, им был верховный магистр Лютер Брауншвейгский (1331–1335 гг.) искусно соединяет исторический и аллегорический смысл (“nach sinnen der historien / und ouch der allegorien”, vv. 107–108). Впрочем, аллегория преобладает настолько, что исторические границы размываются, и Маккавеи превращаются в прообраз тевтонских рыцарей в той же мере, что тевтонские рыцари – в их преемников, воплощая собою «новых Маккавеев» (“novi sub tempore gratie Maccabei”), как назвал их в булле от 16 января 1221 года папа Гонорий III; т. е., они ведут войну и как ветхозаветные, и как новые Маккавеи (Wüst 2013: 161). И Маккавеи, и рыцари ордена объединены общим понятием – «рыцарство» (ritterschaft), с которым контрастирует понятие «язычество» (heidenschaft). В прологе к Статутам Тевтонского ордена Маккавеи тоже названы предтечами крестоносцев и Крестовых походов (Statuten 1890: 25). Книги Маккавейские, позволяющие усмотреть аналогию между подвигами Маккавеев и историей христианства, прочно вписались в круг сочинений, образующих основу орденской идеологии, как об этом свидетельствует не только «Хроника» Петра из Дусбурга, но и хроники Генриха Латвийского и Николая фон Ерошина. Основное содержание Книг Маккавейских воспринималось как войны между христианами и язычниками, пусть даже праведниками, каковыми мыслятся то греки, ведомые Александром Македонским против язычников – персов, то израильтяне, живущие в языческом окружении в царстве Давида. Иудеи побеждают язычников силою веры (“Die Juden striten