Юрген Лаос - Вячеслав Еропов

в силах пошевелиться. Свет лез ему под ресницы, чей-то знакомый голос поблизости кричал:

– Хонори!

– Хонори! Бежим!

– Хонори! Бежим из Кальки!

Молодой человек протянул руку, будто пытаясь дотянуться до голоса. В мгновение его окружили странные темные люди, взяли за ноги, руки, волосы, и потащили к реке.

– Папа, – крикнул молодой человек из последних сил. – Папа!

Один из темных людей подошел к стоящему на коленях мужчине, направил на него странное оружие, похожее на пистолет Густа, нажал на курок. Выстрел унес с собой окружающее пространство: пуля прошлась через сон Юргена, вылетела резким пробуждением. Весь в поту и слезах, он подскочил с кровати.

Хонори!

Хонори!

Хонори!

Голос все еще пульсировал в голове. Отдышавшись, Юрген снова лег. Перед глазами мелькали картинки, раскрашенные сном. Кто такой Хонори? Не первый раз он слышит это имя. Скорее всего, это все из-за символов на медальоне, которые он вчера прочел, они отразились у него во сне. Переживать не о чем. Юрген натянул на себя мех и, немного полежав, снова погрузился в сон.

Глава IV

Минула спокойная неделя. Юрген хорошо держался в кузнице до полудня, затем отправлялся домой помогать по хозяйству Лоре. Всё шло своим чередом, пока из кузницы не пропал Свен. Юрген начал беспокоиться спустя три дня. Возможно, старик умер в своем доме, но кому до этого есть дело? А может, он и вовсе умер по дороге к священной Реке. Густ обещал разобраться во всем. Ему тоже было не по себе, а в глазах у него застывал страх, когда речь заходила об исчезновении Свена.

В кладовой продолжали появляться бутыли. На некоторых были странные черные полоски, но Густ уверял Лору, что это просто новая вода. Долго в хранилище она не задерживалась, иначе могла испортиться. Ее там держали на крайний случай и в основном давали больным. Густ заливался смехом. Говорил, что им положено куда больше воды, потому что с ними живет больной Юрген.

Сегодня отца не было дома целый день. Вечер наступил быстро. В комнате Юргена внезапно отворилась дверь. Вошел Густ. Он принюхался и сделал такое лицо, будто готов был изрыгнуть назад все то, что вдохнул. Он держал в руке бутылку с красной жидкостью. Густ уселся на кровать, твердым голосом приказал Юргену сесть рядом.

– Значит, мы с тобой особенные люди, так? – спросил он.

Юрген несколько секунд молча смотрел в серые глаза Густа. Тот улыбнулся, показав желтые зубы, поднял неаккуратным движением бутыль с красной жидкостью и поднёс её прямо к носу Юргена.

– Пей! – приказал он.

– Что это?

– Особая вода для особых людей, – засмеялся он. – Красная жидкость для красненького человечка, смекаешь?

– Это алкоголь?

– Да. Пей, я тебе говорю.

Юрген откупорил бутылку. В воздухе поплыл мягкий дымок с древесными оттенками. Он сделал два глотка и спустя несколько секунд почувствовал, что его рот становится деревянным, а язык немеет. Густ расхохотался.

– Этот алкоголь напоминает тебе, что каждый день ты живешь в Альте, а не в каком-нибудь «городе цветов».

– Наве-е-ерное, – неуверенно протянул Юрген. Ему было непонятно, зачем к нему пришел Густ, ведь раньше он никогда так не делал.

– Как ты считаешь, Юрген, стоит ли нам здесь оставаться? В этом Богом забытом месте, где нет никаких перспектив.

– Что вы имеете в виду?

– Я прожил на этой земле достаточно долго. Привык. Но бывают такие случаи, когда ты плюешь на привычки и вынужден действовать решительно, иначе помрешь. Это как с зараженной ногой, которую необходимо отрезать. Ты привык ходить ногами, но у тебя нет выбора, и ты действуешь как угодно, но лишь бы спасти себя. Так же и с этим местом. Альта – это зараженная нога, понимаешь?

Юрген молчал. Он не знал, что ответить.

– Ну да, конечно, – разочарованно кивнул Густ. – Ты слишком юн, чтобы что-то понимать. Да и вообще, какая разница. Всё это не имеет значения для тебя. – У Густа начал заплетаться язык, он опустошил бутыль.

– Забудь, что я тебе сказал, – невнятно произнес Густ. – Зачем я вообще сюда пришел. К черту всё это.

Он встал с кровати и вышел, закрыв за собой дверь. Спустился на первый этаж и направился пьяной походкой в сторону спальни. Затем ненадолго остановился, глянул на кровать и смахнул несколько крупных капель, которые лились откуда-то сверху. Он облизнул губы, почувствовал соль на языке. Проклятая вода: она все струились и струились на пол. Густ прикоснулся к своему лицу и тут же отдернул руку. Лицо было холодным и скользким, как неживое.

Он так привык к вещам, привык к телу женщины и даже к собственным сапогам, которые терли ему ноги. Потерять независимость для мужчины – страшно. Осознать её потерю еще страшнее. И вот он стоит, окруженный своими зависимостями. Ни к чему не следует привыкать, особенно к живому. Он взглянул на Лору, на её крохотное личико и слабые руки. С какой целью Бог поселяет в этом месте таких женщин, если заранее знает, что им здесь не выжить? Это настоящая издевка. Если его не станет, Лора до реки не дойдет. О Юргене и говорить нечего. Юрген напоминает вещь, которая держит тепло, пока к ней прикасаешься, но стоит её ненадолго оставить, – тут же становится холодной, мертвой. Он сжал кулак, двинул им несколько раз по лбу, пытаясь протрезветь. Нужно что-то решать прямо сейчас. Но какое ему вообще дело до Лоры с Юргеном?! Это всё необходимо отрезать. Прямо сейчас. Отрезать, оборвать, отпустить. Он подошел к своему письменному столу. Достал записную книжонку, вынул из кожаной кобуры пистолет и, порывшись как следует в ящике стола, вытянул ключ. Тот самый ключ, от хранилища Альты с пресной водой. Он со злостью швырнул его в сторону.

«Ну что же, если я выбрался из Суула, то и из этого ада выберусь, так ведь?» – он посмотрел вверх, будто обращаясь к кому-то. Затем вернулся к Лоре, положил свою холодную руку ей на щеку. У него в запасе ещё несколько минут, и он решил, что эти минуты будет рядом с ней. Все предметы теперь казались ему противными и отталкивающими.

Глава V

Следующие два дня Юрген выпустил из-под контроля. Особенно в три часа дня, когда время имеет привычку останавливаться, ему казалось, что день никогда не закончится, а значит не закончится дождь, не закончится работа в кузнице и вечная ломота в костях. Два дня. Это был бессвязный бред: очертания родной местности расплывались перед глазами, будто