Искусство и кофе - Софья Ролдугина

   Ноэль щурится, глядя вдаль.

   - Да, это она, - он запинается. - Сэран...

   - Иди, - бледный легонько толкает его в спину. - Таи не стала бы приходить зря. А я догоню позже. Мне хочется еще побыть здесь... я так редко вижу солнце.

   Ноэль кивает ему, а потом бежит вдоль прибоя - в ослепительно-белое нигде, к невидимой Таи, которая ждет его и машет рукою. Горькие брызги летят во все стороны, штаны уже промокли до колен. Он весь - солнце, соль и ветер.

   Сэран долго смотрит ему вслед; губы беззвучно шевелятся. Я не слышу - угадываю слова.

   - ...Поздно... Но если понадобится, я сожгу все эти проклятые картины, одну за другой, Ноэль, чтобы вернуть тебе душу. Даже если потом ты будешь меня ненавидеть.

   Порыв ветра, нежданный в этом испепеляюще-жарком затишье, срывает с его головы нелепую шляпу и треплет белые волосы. Океан блестит ослепительно. Соль и свет въедаются в кожу.

   Жара.

   Невыносимо.

   Закрываю глаза...

   Проснулась я лицом в подушку, под двумя одеялами. Воздуха отчаянно не хватало - отсюда и кошмары об удушливой жаре. За окном было темно. Кажется, до утра оставалось еще далеко. Я встала, прошла к окну и выглянула наружу.

   Туман. Ничего не видно.

   Прохладный воздух в комнате освежил меня и изгнал последние призраки жутковатого сна. Через некоторое время взволнованность сменилась равнодушием, а затем - вновь апатичной усталостью. Я прилегла на кровать поверх одеял и сама не заметила, как уснула - на сей раз до утра. Проснулась рано. Укрытая - видимо, Магда заглянула ночью в комнату, услышав шаги, и позаботилась обо мне.

   Неплохое начало нового дня.

   До завтрака я разобралась с несколькими деловыми письмами, проглядела кое-какие счета и только затем позволила себе насладиться утренней безмятежностью за чашкой кофе и свежей газетой. На первых полосах не нашлось ни одной интересной статьи, они были полностью посвящены политическому скандалу - канцлер Алмании срочно отзывал своего посла. В интригах такого рода я не понимала ровным счетом ничего, да и не любила их, потому пролистала сразу до последних страниц, к экономическим новостям и светским сплетням.

   Одна заметка сразу привлекла мое внимание.

   В ней говорилось - какая неожиданность! - о краже только недавно обнаруженной картины Нингена. Подробности дела не совпадали с тем, что сообщил мне Эллис - неудивительно, вряд ли мистер Остроум, как подписался автор статьи, имел отношение к следствию. А вот история приобретения картины показалась мне весьма любопытной, хотя и изрядно мистифицированной.

   "Неизвестный источник" мистера Остроума - кстати, не ла Рон ли скрывался за этим псевдонимом? - утверждал, что на картину указал... сам Нинген. Точнее, его призрак. Якобы мистеру Уэсту явился покойный художник и посетовал, что с его картиной обращаются неподобающим образом. На резонное возражение, что "Островитянка и цветы" спокойно висит себе в галерее и находится в прекрасном состоянии, погибший двадцать лет назад Нинген вздохнул и признался, что речь идет о другой картине.

   А затем - назвал имя нехорошего человека, хранящего "Островитянку у каноэ" вопиюще "негодным образом". Ну, дальше дело было за малым - наведаться к пребывающему в счастливом неведении владельцу неизвестного шедевра и выкупить картину за бесценок.

   Так мистер Уэст получил еще одну "Островитянку" в свою коллекцию.

   Пожалуй, в этом абсурдном рассказе была доля истины. Наверняка владельцу галереи кто-то шепнул, что картину в нингеновском стиле видели на каком-нибудь развале. Надо потом спросить у Эллиса, как все было на самом деле...

   Вот неприятность!

   Я совсем забыла о Рокпорте! Ведь теперь он наверняка станет следить за нами с Эллисом, уберегая мою честь от выдуманных посягательств на нее. Под таким надзором и не встретишься толком... Разве что можно пригласить детектива в кофейню прямо в разгар дня. В "Старом гнезде" принято, чтобы хозяйка беседовала с гостями. Я часто подсаживаюсь за чей-нибудь столик, переброситься словом-другим, так что ничего предосудительного, даже с точки зрения маркиза Рокпорта, в беседе с Эллисом при таких обстоятельствах не будет.

   Но не успела я обдумать эту идею, как Магда принесла мне записку от леди Клэймор.

   "Прямо с утра?" - удивилась я, мельком взглянув на настенные часы, и пробежала глазами текст, написанный мелким аккуратным почерком. Закончила - и перечитала снова, уже внимательно.

   Глэдис предлагала мне наведаться в гости. Заехать на ланч - и не к кому-нибудь, а к мистеру Уэсту.

   "Это наверняка окажется интересно", - гласила приписка в конце, и тут я была всецело согласна с Глэдис. Какой замечательный шанс - узнать историю появления утерянной картины из первых рук, не привлекая Эллиса!

   А уж потом, усыпив бдительность маркиза скромным и тихим поведением, можно будет вернуться к привычному образу жизни.

   И - сейчас мне этого уже почти хотелось - поучаствовать в расследовании.

   - Марта, - окликнула я служанку, невольно улыбаясь. - Будь добра, скажи мистеру Маноле, чтобы он подготовил автомобиль. Через полчаса мы едем к Клэйморам!

   Домочадцы мистера Уэста говорили исключительно вполголоса, скромно потупив очи долу. У достопочтенной супруги лицо было заплаканное; во время беседы она время от времени прерывисто вздыхала, шептала трагически "Прошу извинить...", доставала вышитый голубой платок и промокала набежавшие слезы, чем-то напоминая при этом страдающую тяжелой простудой. Младшие дочки, очаровательные близняшки одиннадцати лет в скучных темно-серых платьях моды пятидесятилетней давности, тоже шмыгали носами и по большей части молчали. Сам мистер Уэст выглядел так, словно его минуту назад огрели по голове чем-то тяжелым, и он никак не мог прийти в себя - отвечал невпопад, моргал часто, ронял под стол то чайную ложечку, то салфетку.

   Пожалуй, самым разумным из всех казался старший сын Уэста, Лоренс. Этот милый юноша двадцати лет явно больше пошел в мать, чем в отца. Кареглазый, но при этом светловолосый - сочетание редкое и красивое. Сложение у него было скорей спортивное, нежели изящное - я легко могла представить Лоренса на утренней пробежке в парке, или уверенно держащимся в седле во время скачек, или даже боксирующим. Взгляд у него был цепкий, однако дружелюбный и приятный; Лоренс немного напоминал мне Эллиса, привыкшего везде и всюду прибегать к анализу ситуации, даже когда в этом нет нужды.

   С отцом юноша вел себя покровительственно и, пожалуй, по-дружески; с матерью держался почтительно; младших сестер опекал, но ненавязчиво, не подчеркивая при этом свое старшинство.