Искатели алмазов - Николай Золотарёв-Якутский

Бекэ занялся осенним промыслом: ловил петлями зайцев и глухарей. Прасковья целыми днями мяла заячьи шкурки, из которых собиралась сшить сыну теплое одеяло, накладывала заплаты на сильно поношенную зимнюю шубейку мужа, тачала ему меховые чулки-кэнчи, чинила обувь-торбаса. Один Алексашка беззаботно встречал надвигающуюся зиму, играл себе с утра до вечера высохшими, похожими на щепки заячьими лапками. То они у него изображали оленей, бегали и прыгали с громким хорканием, то превращались в собак и заливались веселым лаем. Бекэ радовался: помощник растет, хороший охотник будет.

Неотвратимо надвигалась холодная пора. Задули северные ветры. Низко, задевая вершины сопок, мчались серые клочкастые тучи, окатывали землю шквалами холодного дождя, посыпали белой леденистой крупой. Недаром говорят об этом времени люди, что погода на дню три раза меняется.

Однажды утром выглянул Бекэ из юрты: все кругом покрыто толстым слоем снега. Наступило время зимнего промысла. Теперь Бекэ целыми днями колесил по бесчисленным притокам Малой Ботуобии, осматривал распадки, ущелья, подножия сопок, разыскивая следы лисиц, горностаев, белок и колонков.

Начало зимы было раздольем для охотника. Неглубокий снежок, слабые морозы веселили зверя, он резвился на снегу, так и лез на глаза охотнику.

Но недолго стояла благодатная пора. Задула пурга, намела сугробы по пояс, ударили лютые морозы, день стал короче воробьиного носа: только доберется охотник до звериных лежбищ — начинает смеркаться. Все чаще возвращался Бекэ в свою юрту промерзший, и, что хуже всего, с пустыми руками.

Однажды в верховьях Иирэляха Бекэ наткнулся на след колонка. Осторожно снял снег, припорошивший отпечаток лапы, и ему стало ясно, что след свежий и принадлежит крупному самцу. След привел охотника на пойму, сплошь покрытую холмиками кочек. Стало темно, след затерялся между кочками, и, не поставив черкана, Бекэ вернулся домой.

На следующий день он разыскал на пойме место, где ночевал колонок. Чуткий зверек, заметив погоню, выгнул спину, распушил хвост и бросился наутек. Он пересек несколько междуречий, попал на гарь и ужом прополз под беспорядочно наваленными деревьями, прыжками пронесся через густую чащобу тонкомера и к ночи, видно изрядно утомившись, скрылся в валежнике у безымянной речки. Проклиная быстроногого зверька, Бекэ опять ни с чем вернулся домой.

Но, как всякий настоящий охотник, Бекэ был упрям и терпелив. Едва забрезжило утро, он отправился в тайгу и убедился, что колонок ночевал под кучей валежника. Снова началось преследование. Только на пятый день удалось загнать выносливого и быстрого зверька в дупло дерева и тут убить. Никогда еще не приходилось Бекэ целых пять дней возиться с одним колонком. Добившись своего, он уселся на ствол лиственницы и с облегчением закурил трубку. Колонок, вытянувшись, как обрубок веревки, лежал рядом на снегу, пламенел огненно-рыжим мехом.

«Даст или не даст больше тридцати копеек за исто торговец Кокорев? — гадал Бекэ. — Неужели не даст? Ведь сколько из-за одного этого колонка порвано одежды, истрепано обуви, сколько потрачено сил! Попробуй-ка кто-нибудь предложи мне: «Побегай пять дней по тайге — получишь тридцать копеек», — в глаза бы рассмеялся такому благодетелю. А я за тридцатикопеечным колонком бегал».

Бекэ выбил трубку о ствол, поднялся и только сейчас почувствовал, как сильно устал. Казалось, мыла каждая косточка, каждый мускул. «Пусть сейчас встретится след любого, даже самого ценного зверя, — думал Бекэ, — я и не посмотрю на него, Скорей бы добраться до дому и — спать».

Он прошел несколько шагов и увидел след горностая. «Эге, — усмехнулся охотник, — видно, лесной дух Баянай нарочно искушает меня». Все же он пощупал указательным пальцем ямку следа. Зверек пробежал давно — след его простыл и загрубел. «Теперь его все равно не догонишь… Однако, интересно, куда он побежал…» Бекэ постоял в раздумье и пошел по следу. Вскоре вышел к пойме. Здесь следы зверька запетляли в разных направлениях. Горностай нашел мышиные норы и, видно, хозяйничал в них всю ночь. Вот на снегу, рядом со следом, борозда. Значит, горностай на спине тащил мышь. «Эге, — смекнул охотник, — если этот дьявол нес добычу, то далеко уйти он не мог».

И верно. След показывал, что со своей ношей горностай вернулся на опушку леса и юркнул в дупло старой сухой колодины. Бекэ обошел вокруг нее — выходного следа не было. Обрадовался: значит, он здесь и притаился.

Зарядил черкан, поставил у отверстия колодины и постучал по ней обушком топорика. Черкан щелкнул. Бекэ подскочил к нему — в черкане бился горностай.

«Вот она, охота, — размышлял Бекэ, шагая к дому. — На горностая мне потребовалось не больше часа, на колонка — пять дней! А разве торговец понимает это? Разве ему есть дело до того, сколько сил и труда я затратил на добычу колонка и сколько на горностая? Он знай себе твердит: «Шкурка колонка — тридцать копеек, горностая — двадцать пять копеек». А ведь если по справедливости, то за этого колонка я должен получить раз в десять больше, чем за горностая…»

Наступил декабрь. Крепчали морозы. Стало невозможно промышлять горностая, колонка, белку. Не выйдешь надолго в тайгу, с якутским морозом шутки плохи! Но сидеть дома у теплого очага — тоже не резон, шкурки сами не прибегут в юрту. А ведь это не просто шкурки, это сахар, табак, чай…

В такое время охотники-якуты настораживают самострелы на самого ценного промыслового зверя — на лисиц. Поставит охотник на лисьей тропе самострел — и домой. Отогреется — идет проверять. Но лиса — хитрый и осторожный зверь. Она может на большом расстоянии почуять самострел и свернуть с тропы. Если даже и разрядит снасть, то может уйти подранком — нет зверя более живучего, чем лиса. Можно истыкать самострелами всю округу, но за целую зиму так и не увидеть ни одной лисьей шкурки. Тут требуются терпение и настоящее охотничье мастерство. Бекэ не был обделен ни тем, ни другим. С помощью трех имевшихся у него самострелов он в течение декабря и января добыл пять лисиц-огневок. От всей души он благодарил лесного духа Баяная. Он почитал себя счастливчиком, богачом и с нетерпением ожидал приезда торговца, Прасковья и Алексаш совсем обносились, наступит лето — не в шкурах же им ходить. Теперь есть на что купить легкую полотняную одежду. Будет теперь и табак, и чай, и мука для оладий к весенним праздникам. И все потому, что Бекэ — неутомимый охотник и не берут его ни морозы, ни болезни.

Как-то на исходе февраля сынишка вбежал в юрту, часто дыша и возбуждено вытаращив глазенки, крикнул:

— Бубенчик звенит! Торговец едет!