Чаша Грааля и потомки Иисуса Христа - Лоренс Гарднер

Исследование свитков, в особенности «Экзегез», «Наставлений о порядке», «Закона общины» и «Ангельской литургии», выявило такие тайнописные толкования и псевдонимы, которых ранее не понимали или которым просто не придавали значения.

Например, слово «бедные» вовсе не относилось к живущим в нищете и лишенным прав гражданам; ими были те, кто, будучи избранными в совет старейшин общины, был обязан оставить свое имущество и земные сокровища. Словом «многие» титуловали старейшин монашеских общин, в то время как «толпой» называли местных тетрархов (правителей), а «множеством» — римских прокураторов. Послушников внутри религиозных общин именовали «детьми»; вероучение называли «путем истинным», а тех, кто следовал его основным принципам — «детьми света».

Понятие «прокаженный» относилось к тому, кто не был принят высшим обществом, или же был им отвергнут. «Слепым» именовали того, кто не следовал «путем истинным», и поэтому не мог видеть «Света». В этом аспекте упоминание в евангельских отрывках об «исцелении слепых» или «исцелении прокаженных» в конкретном случае относится к процессу наставления на «путь истинный». Принятие в лоно религиозной общины после отлучения описывалось как «воскрешение из мертвых» (данное понятие имеет важное значение, и к нему мы вернемся позже). Определение «нечистый» относилось, главным образом, к неевреям, не подвергнутым обряду обрезания, а словом «расслабленный» именовали тех, кто запятнал свою репутацию в глазах общества и церкви.

Эта скрытая в Новом завете информация, бывшая весьма актуальной для той эпохи, не утратила большого значения и в наши дни. Для маскировки истинных значений слов прибегали к аллегориям, символике, метафорам, сравнениям, к сугубо специальным понятиям и псевдонимам. Истинный их смысл, тем не менее, был очевиден для тех, кто «имел уши и слышал».

В современном английском языке существуют весьма похожие жаргонные выражения. Иностранцам было бы трудно понять такие расхожие английские фразы как «спикер обращается к будуару (кабинету министров)», «шелк (королевский адвокат) ведет дело» или «кресло (председатель) не согласно с подмостками (правлением)». То же самое было и в эзотерическом языке Нового завета, который пестрел такими словами как «облака», «овцы», «рыба», «хлеба», «вороны», «голуби» и «верблюды». Все они были вполне уместны, — равно как и современные «шланги», «чайники», «ослы», «волки», «акулы», «ангелы» и «звезды», — поскольку подразумевали людей.

Следует добавить, что некоторые эзотерические понятия в Новом завете были не просто описанием общественного положения человека, но также и званиями, имевшими особую важность и в ветхозаветных преданиях. Вероучение, рассматривавшееся религиозной общиной в качестве своей руководящей идеи, именовалось «Светом». «Свет» представлялся в виде высокопоставленных триархов (соответствовавших первосвященнику, царю, пророку), которые носили титулы, символизировавшие монаршее звание, власть и славу. В церковной иерархии верховным властителем был Отец, а двумя его непосредственными заместителями — Сын и Дух Святой.

Некоторые наиболее важные жизнеописания новозаветной эпохи сохранились в трудах древнееврейского историка Иосифа Флавия. Его «Иудейские древности» и «Иудейские войны» отражают личную позицию автора, который в период восстания иудеев в первом столетии христианской эры возглавлял оборону Галилеи.

Согласно Флавию, ессеи в совершенстве владели искусством врачевания, и их лекарский опыт уходил корнями в глубокую древность. Действительно, название «ессеи» вполне соответствовало такой квалификации, так как арамейское слово «ассайя» и древнегреческое «ессеной» обозначали человека, занимавшегося целительством.

Основополагающим принципом вероучением ессеев являлась вера в то, что в основе мироздания лежит борьба двух противоположных начал — духов Света и Тьмы. Свет олицетворял собой истину и справедливость, а Тьма была средоточием зла и порока. Баланс обеих сил определялся движением небесных светил, и в процессе его установления, сообразно расположению планет в момент рождения, принимала участие душа каждого человека. Таким образом, космическое сражение между Светом и Тьмой было перенесено на род человеческий и увековечено в душах людей. Души людские бились между собой; одни из них вмещали в себя какое-то количество «тьмы», другие, соответственно, состояли из определенного количества «света».

Бог почитался верховным правителем обеих противоборствующих начал, но человеку для нахождения пути истинного к Свету требовалось следовать долгой и многотрудной дорогой конфликтов. Своей кульминации путь достигает в Судный День, когда на весах справедливости взвешиваются все пороки («тьма») и добродетели («свет») человека. Считалось, что, по мере приближения светопреставления, духи Тьмы будут накапливать силы в так называемый «Век Искушения». Люди, естественно, должны были подвергнутся при этом суровому испытанию. Те, кто следовал путем истинным к Свету, таким образом старались избежать соблазна, прибегая к молитве: «И не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого».

По традиции Верховного демона Тьмы отождествляли с Велиалом («никчемным» — иврит), чьи дети (Второзаконие 13:13) поклонялись иным богам, нежели Иегова. Дух Света изображался символически в виде меноры — ритуального светильника с семью лампадами или свечами. Во времена царствования потомков Давида наиболее ревностными приверженцами Духа Света являлись первосвященники из рода Садока.

Подобно Духу Света, своих представителей на Земле имел также и Верховный демон Тьмы. Исполнение этих функций выпадало на долю главного писца, что обеспечивало существование формальной «оппозиции» внутри иерархической системы. Изначально обязанности назначенного «Князя Тьмы» заключались в проверке на девственность принимаемых в религиозную общину женщин, и в этом качестве он титуловался на иврите Сатаной («обвинителем»). Равнозначным ему было древнегреческое слово Диаболос («зачинщик») от которого и произошло имя врага рода человеческого, — Дьявол. (Интересно сравнить все это с обязанностями «адвоката дьявола», старающегося выяснить всю подноготную «кандидата в святые» в процедуре канонизации, принятой в католической церкви.)

В книге Откровения Иоанна Богослова (16:16) предрекается заключительное сражение в великой войне между светом и тьмой, между добром и злом. Оно произойдет у города Армагеддон (Хар Мегиддо — «холмы Мегиддо»), — получившего известность, как место кровавых битв и умерщвления Иосии. В «Военном свитке» грядущая схватка между «детьми света» и «сыновьями тьмы» описывается во всех деталях [17]. На одной стороне будет племя Израилево, а на другой — «хетты» (римляне) с ордою варваров. В описании этого кульминационного момента великой битвы, тем не менее, не упомянут всемогущий Сатана, поскольку его мифическая личность, по представлениям религиозной общины, не принимала участия в событиях Судного Дня. Сущность конфликта заключалась в схватке не на жизнь, а на смерть, исключительно между «светом», представленным народом Израиля, и «тьмой» имперского Рима.

Гораздо позднее это основополагающее понятие древнего вероучения было усвоено нарождавшейся римской церковью и приспособлено сообразно своим нуждам. Знаменательное сражение при Хар Мегиддо было перемещено из своего места и развернуто в мировом масштабе, а Рим (прежняя «тьма») присвоил себе полномочия «света». Ради торжества власти епископов римских было немедленно заявлено, что День Страшного суда еще не наступил. Тем, кто с этого момента строго соблюдал пересмотренные правила католической церкви, епископы торжественно обещали право входа в Царство Небесное. В результате некогда существовавшая крепость на холмах Мегиддо была окутана настолько сверхъестественной завесой тайны, что само слово «Армагеддон» приняло форму жуткого намека на апокалиптические ужасы. Оно подразумевало страшный конец всего сущего, и единственный способ спасения от него был в полной покорности власти Рима. В этом отношении маневр католической церкви оказался одним из остроумнейших политических ходов за всю историю человечества.

Глава третья

Иисус, Сын человеческий

Четыре новозаветных Евангелия написаны в манере, которая не характерна для других литературных произведений. Способ изложения материала в них, тем не менее, не был случаен, поскольку все книги имели одну и ту же четко сформулированную цель и не предназначались для повествования об исторических событиях. Главная их задача состояла в передаче евангельской (по-гречески «благовестной») идеи. В значительной степени Евангелия можно рассматривать как восторженную проповедь и по этой причине, не принимая за чистую монету, следует воспринимать их содержание весьма осторожно.