Невероятное путешествие из Нью-Йорка в Голливуд: без денег, но с чистым сердцем - Леон Логотетис

сквозь надуманные различия и трогает самое чувствительное место, запрятанное глубоко в нашей душе, место, которое невозможно различить невооруженным взглядом. Магия человеческого общения не ограничена условностями происхождения и воспитания. Изоляция, которую мы добровольно создаем вокруг себя, является именно этим — искусственным нашим созданием. В основе своей все мы суть одно, благодаря нашей возможности к взаимодействию с другими человеческими существами рассеивается иллюзия разобщенности.

Так «невидимка» прозрел.

2. Братская любовь

Никто не может просвистеть симфонию в одиночестве.

Х.И. Люккок

«Ну а ты, Леон? Кем станешь ты?»

На борцовском мате расположилась пара дюжин моих одноклассников, мальчиков 11 лет, одетых в одинаковые короткие белые спортивные трусы и голубые футболки, и все они не сводили с меня глаз, с нетерпением ожидая ответа. Мистер Голдстейн также пристально смотрел на меня своими голубыми неморгающими глазами, на его шее болтался на тесемке спортивный свисток, подпрыгивая на внушительном животе.

«Ну же? — спросил он опять, на этот раз несколько громче, — Леон? Когда ты вырастешь и станешь мужчиной, кем ты будешь?»

Ответа у меня не было. У любого другого мальчика имелся заготовленный план или по крайней мере была мечта. Обычная — стать врачом, юристом или банкиром. Или необычная: биологом, океанологом, гидом на сафари, архитектором. Я же не чувствовал ничего и близко схожего с тем оптимизмом, который демонстрировали мои бодрые сверстники в зале для борьбы. Чем я хочу заниматься в будущем? Я даже не был уверен, есть ли у меня это будущее.

Однако я открыл рот, чтобы ответить хоть как-то. Я надеялся, что язык мой знает больше, чем мой мозг, и что-нибудь интересное сможет слететь с моих обветренных губ. А зря. Ничего не произошло.

«Ну что же, хорошо», — сказал Голдстейн примирительным тоном, и я вздохнул с облегчением. Голдстейн окинул взглядом класс. «Все мы понимаем, что Логотетис несколько глуповат и не может многого делать самостоятельно. Скорее всего, он будет жить за счет своего отца до конца своих дней».

Мальчик слева от меня сдержанно хихикнул, остальные же открыто рассмеялись, и вскоре весь класс корчился от смеха. Я продолжал сидеть тихо, опустив глаза в пол. Это был первый раз, когда я ощутил свое полное одиночество, и я помню его до сих пор.

Если Таймс-сквер — это Земля Счастья, то Нью-арк — Республика Меланхолии.

— Итак, это и есть Нью-Джерси, — сказал я, спустившись с лестницы станции подземки. Я глядел на открывшиеся передо мной асфальтовые бездны. Дом и Дон стояли на нижней ступеньке лестницы, оба — держа руки в карманах.

— Точно. Во всей своей красе, — сказал Дон. — Что думаешь?

— Я бы точно не стал проводить здесь медовый месяц.

Печальная тощая собака проковыляла через улицу и скрылась в переулке.

— Ага, — рассмеялся Дон и похлопал меня по спине, — Я бы тоже не стал! Ну, ладно, пошли.

Как же я радовался тому, что сделал первые шаги на пути к успеху своего путешествия, однако не было похоже, чтобы пустынные улицы Ньюарка готовы были разделить со мной торжество. В любом случае, это была слишком незначительная победа: чтобы преодолеть 11 миль, у меня ушел практически целый день, и я еще ничего не ел и не пил с самого начала своей одиссеи. Я был голоден, страдал от жажды и уже начинал волноваться по поводу того, что же делать мне дальше.

Знакомое чувство начинало зарождаться где-то внутри меня: я был готов к одиночеству. Я был готов к тому, чтобы поблагодарить Дона и Дом, быстро пожать им руки и приобнять и свернуть на свой приятный проторенный путь, назад, в мир самодостаточности. Мне повезло с Доном и Дом, повезло найти пару сострадательных людей, которые показали мне свою уникальную доброжелательность. Какова вероятность того, что подобные ангелы будут встречаться мне снова? Я доказал свои предположения: редкая доброта в людях существует, и я испытал ее на себе. Должен ли я и дальше продолжать свой путь? И как я смог бы это сделать?

Я уже открыл было рот, чтобы первым попрощаться со своими спутниками, как появившийся из-за угла священник чуть не сбил меня с ног.

— О, здравствуйте! — радостно приветствовал он меня. — Прошу меня извинить!

— Ничего страшного, — ответил я. — Я в порядке.

— Ну, приятного вам вечера, — сказал священник и продолжил свой путь.

— И вам того же… Подождите…

Это не могло быть случайным совпадением. В тот самый момент, когда я был почти готов повернуть обратно, сдаться, когда я думал, что не в состоянии когда-либо еще обратиться к полностью незнакомому мне человеку за помощью, несмотря на то что Дон и Дом пытались научить меня этому, я столкнулся лицом к лицу со служителем Господа. «Не могли бы вы…»

Он остановился и повернулся ко мне: «Да».

«Не могли бы Вы быть столь любезным и помочь мне купить билет на автобус до Шарлотсвилля».

Он пристально смотрел на меня большими немигающими глазами.

Логотетис несколько глуповат и не может многого делать самостоятельно…

Пауза затянулась, Дон и Дом начали перетаптываться за моей спиной, явно испытывая неловкость. Я был уже готов развернуться и зашагать прочь, лишь бы уйти из-под его пронзительного взгляда, когда он наконец заговорил со мной.

— И что же там, в Шарлотсвилле? — спросил он.

— Я точно и сам не знаю. Просто это место кажется мне подходящим для следующего шага.

— Шага на пути куда?

— В Лос-Анджелес.

— Расскажи ему, лысый, — вмешался из-за моей спины Дон.

Священник улыбнулся.

— Расскажи мне что?

Я обернулся к Доне и Дом, а затем снова к священнику.

— Нравится ли вам слушать истории?

— В любое время, — ответил он с улыбкой, удобно прислоняясь к кирпичной стене заброшенного здания и скрещивая руки на груди.

Я потратил несколько минут, объясняя свою ситуацию: молодой человек из Лондона выползает из своего кокона и отправляется путешествовать по США, чтобы найти доброту в сердцах незнакомых людей и исследовать возможности человеческой взаимопомощи. Я старался не пропустить ни одной важной детали, одновременно следя за тем, чтобы мое повествование не скатилось до уровня слезливой истории. Я чувствовал, как Дон выглядывает из-за моего плеча, готовый в любую минуту призвать меня к реальности, если я слишком глубоко погружусь в пучину жалости к себе.

Священник выглядел искренне заинтересованным, он признательно улыбался и кивал. Тут я нажал на нужную кнопку, думал я, с этой своей историей о социальной интеграции и культурном воссоединении. Достигнув кульминационной точки рассказа, я вернулся к своей изначальной просьбе касательно билетов до Шарлотсвилля, в полной уверенности,