Эшли Белл - Дин Кунц

– Биби – исключительно одаренная девушка, – промолвил Мэрфи.

Пожалуй, никто, кроме Нэнси, не смог бы почувствовать, как он волнуется. Он смотрел только на врача, словно боялся, что, взглянув на жену, может расклеиться.

– Она умная, куда умнее меня. Биби догадается, если вы от нее хотя бы что-то утаите, и очень огорчится. Она предпочтет узнать все наверняка, без экивоков и недоговоренностей. Характер у нее куда сильнее, чем может показаться.

Мэрфи принялся рассказывать врачу о смерти Олафа, золотистого ретривера, который умер лет шесть назад, когда Биби исполнилось шестнадцать. Сначала Нэнси показалось странным, почему муж счел, что эта история имеет хоть какое-то отношение к происходящему с ними сейчас. Однако, слушая Мэрфи, она поняла, что этот рассказ может дать доктору Чандре вполне ясное представление о том, какой девушкой является Биби.

Врач слушал не перебивая, только кивнул несколько раз, словно и не имел других пациентов, кроме Биби.

Когда Мэрфи окончил рассказ о смерти Олафа, Нэнси отважилась задать вопрос, хотя голос ее при этом дрогнул:

– Доктор Чандра… А что вы за врач? Ну, я хочу знать, какая у вас специализация…

Медик смотрел ей в глаза прямо, будто решил для себя, что свое упрямство и стоицизм Биби унаследовала от матери.

– Я онколог, миссис Блэр. А еще точнее – онколог-хирург.

– Рак? – промолвила Нэнси таким тоном, словно «рак» был близким синонимом слова «смерть».

Зрачки цвета темного шоколада светились теплом и сочувствием. А еще Нэнси увидела в них то, что приняла за печаль.

– Хотя мне бы хотелось еще раз перепроверить результаты ее обследования, я в достаточной мере уверен в том, что мы имеем дело с глиоматозом головного мозга. Болезнь зарождается в клетках соединительной ткани этого органа и быстро распространяется вокруг пораженного участка.

– А что служит причиной? – задал вопрос Мэрфи.

– Мы не знаем. Это очень редкое заболевание. Ученые просто не имеют возможности досконально изучить его. Во всех Соединенных Штатах случается не более сотни случаев за год.

Нэнси вдруг осознала, что подалась всем телом вперед и теперь держится обеими руками за краешек стола, словно желая обрести точку опоры в надвигающемся на нее урагане.

– Вы собираетесь удалить опухоль? – произнес Мэрфи.

В его интерпретации вопрос прозвучал преисполненным надежды.

После непродолжительного колебания онколог сказал:

– Эта опухоль не похожа на другие раковые. Строением она напоминает паучью сеть и поражает не только лобную долю головного мозга. Ее трудно обнаружить, выявить злокачественные клетки… Иногда, главным образом, когда это маленькие дети, мы оперируем, но в редких случаях добиваемся удовлетворительных результатов.

По-видимому, немного успокоенный тем, что глиому трудно обнаружить, Мэрфи ухватился за другую надежду:

– И как ее лечить? Химиотерапией? Излучением?

– Часто так и бывает. Именно поэтому мне надо посмотреть результаты ее обследования, прежде чем решить, как мы сможем продлить ей жизнь.

Хотя Нэнси вцепилась в край стола мертвой хваткой, она почувствовала, что ее уносит волной отчаяния, такой же реальной, как любая океанская волна.

– Как так продлить?

В сверкающих глазах врача таилось знание, спрятанное в самой их глубине. Внезапно Нэнси захотелось, чтобы он ничего им не рассказывал.

Доктор Чандра окинул взглядом сидевших напротив него за столом Мэрфи и Нэнси, а потом очень тихо произнес:

– Мне тяжело говорить это вам, но излечить подобную болезнь невозможно. Обычно люди живут после установления диагноза около года.

Нэнси едва могла дышать… Ей вообще не хотелось дышать…

– А с химиотерапией? – спросил Мэрфи.

Смятение онколога было столь очевидным, а его сочувствие – настолько искренним, что Нэнси, хотя иррационально желала его ненавидеть, не могла добиться этого от себя.

– Год с химиотерапией, – сказал Санджай Чандра. – И еще… у вашей дочери рак находится в очень запущенной стадии…

Когда Биби проснулась, она первым делом освежилась в ванной комнате. Отражение в зеркале ее удивило. Глаза сверкали. Щеки горели румянцем, а губы казались подведенными, хотя она не делала макияж. Она выглядела куда лучше, чем чувствовала себя, словно сейчас девушка смотрела не в зеркало, а заглядывала в параллельную реальность, где жила другая, здоровая Биби Блэр, которую ничто особенно не тревожило.

Ощутив голод, девушка прилегла, решив дожидаться возвращения родителей или больничного ужина. Покалывание в левой стороне ее тела стало менее заметным. Левая рука теперь лучше слушалась ее, а левую ногу при ходьбе больше ни разу не доводилось тащить за собой. За последние несколько часов она не ощущала мерзкого вкуса во рту.

Биби довольно ясно понимала, что это избавление от неприятных симптомов ее болезни, какова бы она ни была, временное. Несмотря на мириады чудес и утонченную красоту, мир жесток. За днями радости и покоя в этом мире следуют дни тревог, бед и страданий. Таким мир сделали сами люди. До сих пор в ее жизни было больше спокойной радости, чем уныния, больше успехов, чем невзгод, но Биби знала: рано или поздно ей придется столкнуться с бедой и пройти через горнило испытаний. Пока есть шанс все выдержать и победить, она не станет донимать окружающих своими жалобами, не станет тратить силы на то, чтобы желать волшебного избавления от своей болезни.

Было время, когда маленькая Биби верила в волшебство. Популярная серия книг о юных волшебниках произвела на девочку должное впечатление, хотя даже тогда ей больше нравились другие книги. К тому же кое-какие события в ее жизни навели Биби на мысль, что иной мир существует. Этот мир может быть как светлым, так и темным. Во-первых, ее песик Олаф появился у нее словно по волшебству в тот момент, когда она больше всего в нем нуждалась. А до и после появления золотистого ретривера в жилых помещениях над гаражом происходило такое, что легко могло быть объяснено вмешательством сверхъестественного.

Все это осталось в далеком прошлом. Время имеет свойство умалять то, что кажется чудесным в детстве, отбрасывая на него свою тень. Сейчас, вспоминая о тех событиях, Биби видела, что прежнее яркое сияние тайны теперь покрывал тусклый налет. Возможно, всему случившемуся тогда есть вполне разумные объяснения.

В четверть шестого принесли ужин, и Биби очень удивилась тому обстоятельству, что еда на подносе разительно отличалась от общепринятого представления о больничной пище. Она вновь едва не поверила в волшебство при виде толстого куска мясного рулета, картофельного пюре со сливочным маслом и политой соусом овощной смесью, над которой поднимался пар. Овощи на вкус совсем не были похожи на консервированные. Засунув бумажную салфетку себе за вырез пижамы, Биби принялась есть с энергией вернувшегося после долгого рабочего дня лесоруба.

Она как раз доедала вишневый пирог с толстой верхней коркой, запивая его кофе, когда в палату вошли ее родители. С первого взгляда дочь определила, что с ними что-то не так. Перед ней стояли точные копии ее мамы и папы, добротно сделанные из пастообразного вещества внеземного происхождения. Внешне они были неотличимы от настоящих Мэрфи и Нэнси, вот только вели себя по-другому. Они слишком много фальшиво улыбались. Сколько Биби себя помнила, ее родители были очень жизнерадостными людьми. Теперь они представляли собой бомбы с часовым механизмом.

Биби подумала, а не могут ли они знать что-то такое, чего не знает она. Скорее всего, нет. Вполне возможно, того, что она загремела в больницу со всеми этими тревожными симптомами, оказалось достаточно, чтобы лишить родителей покоя. Философия типа «плыви по течению» хороша до тех пор, пока ты не сталкиваешься с такой проблемой, что плыть дальше просто не получается. Сейчас ее мать и отец сели на мель, но продолжали стараться плыть по течению.

В любом случае, если они даже знают что-то неутешительное, Биби предпочла бы услышать об этом не от них. Родители разволнуются, и ей придется их успокаивать. Когда утром она будет разговаривать с доктором Чандрой, ей понадобятся самообладание и ясная голова. Что бы это ни было, Биби следует все хорошенько обдумать, тщательно просчитать варианты. Ей надо найти правильную дверь, ведущую из темной комнаты, или, если ситуация хуже, чем ей сейчас кажется, попытаться пролезть в ушко иглы дьявола и улизнуть прежде, чем он зашьет ее в саван.

Когда стало ясно, что родители не решаются покинуть свою дочь, несмотря на то что часы приема уже истекли, Биби притворилась, будто начинает засыпать, хотя угол подъема больничной кровати удерживал ее в полулежащем положении. Это вынудило родителей попрощаться с ней. Напоследок они поцеловались, обнялись и сказали друг другу, что все будет хорошо.

Как только они ушли, Биби пожалела, что отпустила их, но назад не позвала. Оставшись одна, девушка вытащила из лежащего на тумбочке рюкзачка ручку и перекидной блокнот небольшого формата. Она прихватила с собой книжку в бумажном переплете, однако читать ее сейчас не хотелось, как не хотелось и смотреть телевизор. Вместо этого она аккуратным почерком принялась записывать события минувшего дня, уделяя особое внимание всему тому, что чувствовала и о чем думала по мере того, как ухудшалось ее состояние. Наиболее интригующим было то обстоятельство, что в своих мыслях она сегодня несколько раз возвращалась в те годы, когда была маленькой, верящей в волшебство девочкой, жившей вместе со своими родителями в бунгало в Корона-дель-Мар.