Истории о Боло - Кейт Лаумер

Проходивший мимо официант налил в мой бокал на целый дюйм настоящего древнего вина, наклонил голову и пошел дальше. Я выпил его залпом, как терпкий виски. Мое внимание было сосредоточено на другом.

Суматоха возле большой двери свидетельствовала о том, что, возможно, моя догадка была верной. Пузатые чиновники выстроились в нечто вроде очереди в приемную у большой двойной двери. Я начал отступать в задние ряды, наткнулся на толстяка в медалях и при ленте, который сверкнул глазами, потрогал монокль пухлой, унизанной кольцами рукой и сказал вкрадчивым голосом:

— Предлагаю вам занять свое место, полковник.

Должно быть, на моем лице отразилось сомнение, потому что он толкнул меня своим животом и прорычал:

— В конец очереди! Рядом с конюшим, идиот. — Он оттолкнул меня локтем в сторону и вразвалочку прошел мимо.

Я шагнул за ним, вытянул левую ногу и зацепил его блестящий черный ботинок. Он полетел вперед, потеряв равновесие, зазвенев медалями. Я быстро скрылся, пока он все еще нащупывал свой монокль, и занял место в конце очереди.

Разговор стих до нервного шепота. Двери распахнулись, и пара стражей, выглядящих краше фальшивых акций, развернулись лицом друг к другу и предъявили оружие — в данном случае хромированные автоматические винтовки. В поле зрения появился смуглолицый мужчина с редеющими седыми волосами, курносым носом и подстриженной под Вандайка бородой, слегка прихрамывающий из-за негнущегося колена.

Его неукрашенный серый наряд делал его таким же заметным в этом сборище, как журавля среди павлинов. Он небрежно кивал направо и налево, проходя между рядами ожидавших его лакеев, которые, когда он поравнялся с ними, замирали и испускали вздохи у него за спиной. Я внимательно изучил его. Ему было пятьдесят, плюс-минус возраст бутылки второсортного бурбона, обветренное лицо человека, который когда-то бывал на природе, и настороженно-скучающее выражение лица, какое бывает у фермера, разводящего гремучих змей, как раз перед смертельным укусом.

Он поднял голову и поймал мой взгляд, и на мгновение мне показалось, что он собирается что-то сказать. Затем он прошел мимо.

В конце очереди он резко повернулся и что-то сказал мужчине, который поспешил прочь. Затем он вступил в беседу с группой гостей, покачивающих головами.

Следующие пятнадцать минут я потратил на то, чтобы незаметно подобраться к двери, ближайшей к той, через которую вошел Барон. Я огляделся; никто не обращал на меня внимания. Я прошел мимо стража, который протягивал оружие. Дверь тихо закрылась, оборвав шум разговоров и отвратительную музыку.

Я дошел до конца коридора. Из поперечного холла поднималась величественная лестница, отделанная ярким хромом и светлым деревом. Я не знал, куда она ведет, но она выглядела красиво. Я направился к ней, двигаясь бодро, как человек, у которого на уме важное дело и нет времени на пустую болтовню.

Двумя пролетами выше, в широком коридоре с приглушенным светом, глубокими коврами, парчовыми драпировками на стенах, зеркалами, вазами и запахом гаванского листа[8] и русской кожи[9], из бокового коридора выбежал невысокий мужчина в черном. Он увидел меня. Он открыл рот, закрыл его, отвернулся, затем снова повернулся ко мне лицом. Я узнал его; это был метрдотель, который полчаса назад указал на недостатки в моем стиле обслуживания.

— Вот... — начал он.

Я оборвал его ревом, в котором, как я надеялся, была подлинная ярость аристократа.

— Отведи меня в апартаменты его превосходительства, мразь! И поблагодари своего беса-хранителя, я слишком тороплюсь чтобы высечь тебя за наглый вид!

Он побледнел, тяжело сглотнул и указал пальцем. Я фыркнул и протопал мимо него к указанному повороту.

Да, это была страна баронов. В дальнем конце коридора стояла пара охранников.

Я прошел мимо полудюжины из них, и они лишь щелкнули каблуками, давая понять, что заметили меня. Эти двое ничем не отличались от других, и было бы нехорошо, если бы я повернулся и пошел обратно, завидев их. Первое правило незваного гостя — выглядеть так, будто ты на своем месте.

Я направился в их сторону.

Когда я был в пятидесяти футах от них, они оба подняли винтовки — не в боевое положение, а наизготовку. Никелированные штыки были нацелены прямо на меня. У меня не было времени выказывать сомнения, я продолжал приближаться. С расстояния в двадцать футов я услышал, как щелкнули затворы их винтовок. Теперь я мог видеть выражения их лиц: они нервничали, как пара моряков-подростков, впервые попавших в публичный дом.

— Засуньте свои ножи для масла в угол, вы, хлопкорезы с пальцами-бананами! — Сказал я со скучающим видом, не дрогнув. Я вытащил свою трость и похлопал ею по руке в перчатке, давая им время подумать. Дула их пушек опустились — совсем чуть-чуть. Я быстро проследил за ходом разговора.

— Где вход в апартаменты Барона? — потребовал я.

— Э-э... Это апартаменты его превосходительства, сэр, но...

— Не устраивай мне лекцию, ты, молокосос, — оборвал я его. — Где здесь прихожая, черт бы тебя побрал!

— У нас приказ, сэр. Никому не позволять подходить ближе, чем к той последней двери.

— Мы получили приказ стрелять, — перебил его другой. Он был немного старше — может, лет двадцати двух, я повернулся к нему.

— Я жду ответа на вопрос!

— Сэр, статьи...

Я прищурился.

— Думаю, вы найдете, что параграф 2-Б касается Специальных Космических Сверхсекретных Курьеров. Когда вы закончите дежурство, позаботьтесь о своем наказании. А теперь в приемную! И побыстрее!

Штыки уже опускались. Младший из них облизнул губы.

— Сэр, мы никогда не были внутри. Мы не знаем, как там все устроено. Если полковник хочет просто взглянуть...

Другой охранник открыл рот, чтобы что-то сказать. Я не стал дожидаться, чтобы узнать, что именно. Я встал между ними, бормоча что-то о чертовых новобранцах и важных сообщениях, и повернул причудливую ручку на большой бело-золотой двери. Я остановился, чтобы пристально посмотреть на двух часовых.

— Надеюсь, мне не нужно напоминать вам, что любое упоминание о передвижениях Космического Курьера карается медленной смертью. Просто забудьте, что вы когда-либо видели меня. — Я вошел и закрыл дверь, не дожидаясь реакции на это замечание.

Барон преуспел в вопросе декора. Комната, в которой я находился — что-то вроде лаунж-бара — была устлана двухдюймовым нейлоновым пухом цвета морского тумана, который пенился по краям на фоне стен, обитых бледно-голубой парчой с крошечными желтыми цветочками. Барная стойка представляла собой тиковое бревно, расколотое пополам и отполированное. Бокалы, стоявшие на ней, были похожи на тонкую бумагу, на которой были выгравированы изображения нимф и сатиров. Откуда-то доносился приглушенный свет и тихая мелодия, которая, казалось,