Пусть смерть меня полюбит - Рут Ренделл

Найджел усвоил хорошее правило: всегда говорить всем одну и ту же ложь, поэтому объявил своим безразличным сотоварищам по жилью, что отбывает в Ньюкасл на пару недель. Никто не сказал «удачной поездки», «пришли нам открытку» или что-нибудь в этом роде. Такое у них было не в обычае. Одна девушка спросила – не против ли Найджел в таком случае, если Саманта на это время займет его комнату? Найджел углядел в этом свой шанс и поинтересовался, не внесет ли она тогда арендную плату. Последовал вялотекущий спор, в результате которого никто не стал сильно возражать, чтобы Найджел взял десять фунтов из жестянки, где жильцы общины держали деньги для уплаты за жилье, свет и тепло, – с условием, что в конце месяца он вернет эти деньги.

С шестнадцатью фунтами в кармане Найджел упаковал большинство своих вещей в рюкзак, который взял у матери Саманты, и в чемодан, который давным-давно позаимствовал у собственной матери. Выйдя из дома, он сел на автобус до Криклвуда. Дом, где жил Марти, стоял на улице между Чичели-роуд и Криклвуд-бродвей и все еще сохранял дух несколько выцветшей респектабельности. Летом большие раскидистые деревья – липы, платаны и каштаны – делали это место прохладным, тенистым и даже слегка таинственным, но сейчас это были просто голые деревья, которые выглядели так, словно на них никогда не росло ни единого листочка и никогда не будет расти. Напротив дома располагалась церковь, и Найджел не видел, чтобы ее когда-либо кто-то посещал, а на углу улицы находилась прачечная, писчебумажный и продуктовый магазин и лавка с деликатесами. Он нажал на кнопку звонка Марти, который был самым верхним в ряду звонков на двери, и Марти спустился вниз, чтобы впустить приятеля.

От него пахло дешевым вином, остатки которого, с чернильно-фиолетовым осадком, плескались в кружке на кухонном столе. Вино – или виски, когда он мог себе это позволить, – были привычным каждодневным напитком для Марти. Он пил их, чтобы утолить жажду, как другие люди пьют чай или воду. Это была одна из причин, по которой он желал денег, – тогда у него будут неограниченные возможности для выпивки. Марти ненавидел пить маленькими порциями, зная, что в его доме нет другой бутылки вина, которую можно будет открыть, как только эта иссякнет.

Он проглотил то, что оставалось в кружке, а потом вытащил из-под груды одежды, сваленной на матрасе, какой-то предмет и протянул его Найджелу. Это оказался маленький, хотя и тяжелый, пистолет со стволом длиною около шести дюймов. Найджел положил палец на спусковой крючок и попытался нажать его. Тот сместился, но едва-едва.

– Сделай милость, не направляй оружие на меня, – попросил Марти. – А если бы оно было заряжено?

– В этом случае ты был бы просто кретином, не так ли? – Найджел повертел пистолет, внимательно рассматривая его. – Тут сбоку надпись по-немецки. «Карл Вальтер, модель ППК, калибр 9 мм, курц». «Курц» значит «короткоствольный». А дальше сказано: «Сделано в З. Германии». – Соблазн покрасоваться оказался для него слишком силен. – Такие штуки можно купить в магазинах для мотоциклистов, я видел их там. Их зовут нестреляющими копиями пистолетов и используют в кино. Стоят они целую кучу денег. Где ты взял бабло на такой ствол?

Марти не собирался рассказывать ему о страховом полисе, который мать открыла для него много лет назад и на котором все это время копились деньги. Он сказал лишь «дай сюда», забрал пистолет и уставился на пару черных чулок, которые Найджел показал ему.

Эти чулки Найджел нашел в груде грязной одежды на полу общей ванной в коммуне. Они принадлежали девушке по имени Сара, которая иногда надевала их, чтобы выглядеть сексуальнее.

– Важен точный расчет времени, – напомнил Найджел. – Мы должны явиться в банк почти точно в час. Оставим машину в переулке на задворках. Когда кошелка пойдет запирать дверь, Грумбридж уже должен будет уйти. Мы натянем чулки на головы, впихнем внутрь кошелку и запрем дверь изнутри за собой.

– Ты не мог бы называть ее просто «девушкой»? Ты же не чичеряка[20].

Найджел покраснел. Стрела попала в цель. У него не было гомосексуальной ориентации – он вообще не был уверен, есть ли у него сексуальная ориентация, и это доставляло ему страдания. Но особо неприятно было то, что Марти застал его врасплох, употребив незнакомое жаргонное словечко для обозначения мужеложца. Найджел мрачно продолжил:

– Мы заставим ее открыть сейф, а потом свяжем, чтобы она не смогла поднять шум. – Неожиданно ему в голову пришла мысль: – У тебя есть перчатки?

Марти про перчатки забыл, и Найджел выразил свое неодобрение, не стесняясь в выражениях, довольный тем, что снова получил моральное преимущество.

– Да ради бога, – фыркнул он, – этот твой палец способен выдать нас куда больше, чем любые чертовы отпечатки.

Не оскорбившись и даже не обидевшись, Марти взглянул на свою правую руку и пожал плечами, признавая, что Найджел прав. Указательный палец с виду не был отвратительным или даже гротескным, но и приятным это зрелище назвать было трудно. Это был уникальный отличительный признак Марти. Он срезал кусочек верхней фаланги пальца электрической газонокосилкой в садоводческом центре – еще чуть-чуть, и он лишился бы половины ладони, как никогда не уставал напоминать менеджер. Палец теперь был почти на четверть дюйма[21] короче, чем на другой руке, а ноготь, когда отрос, так и остался покореженным и кривым, подобно сердцевине грецкого ореха.

– Добудь две пары перчаток в понедельник утром, когда будешь забирать фургон, – рыкнул Найджел, – а после этого пойди и срежь свои лохмы и бороду.

Марти начал возражать, однако эти возражения призваны были замаскировать его страх. Мысль о том, чтобы изменить внешность, наконец-то донесла до его сознания тот факт, что они действительно намереваются совершить нечто серьезное. Он был изрядно напуган и начал подумывать о том, чтобы увильнуть. Ему не приходило в голову, что Найджел может точно так же бояться, и они храбрились и хвастались друг перед другом весь этот вечер и следующий день. Оба втайне осознавали, что довольно поверхностно «разведали» чилдонское отделение банка «Энглиан-Виктория», что их единственный опыт в грабежах позаимствован из книг и фильмов и что они очень мало знают о системе безопасности этого банка. Но ничто на свете не заставило бы их признаться в этом. Беда была в том, что они недолюбливали друг друга. Марти сдружился с Найджелом потому, что ему льстило, что сын доктора, учившийся в колледже, не против с ним водиться; а Найджел приятельствовал с Марти потому, что ему нужен кто-то более слабый, кто-то, кого можно безнаказанно задирать и на кого можно производить впечатление. Но друг друга эти будущие грабители совершенно не уважали. Каждый мог бы сказать о другом: «Он мой лучший друг, и я его ненавижу».

В эти выходные в мозгу Найджела нераздельно господствовала мысль о том, что он должен взять первенство и руководить происходящим, как это пристало представителю элиты и потомку многих поколений офицеров и медиков – хотя напоказ он презирал всех своих предков. Однако он должен показать этому крестьянину, что такое настоящее главенство. В голове Марти, помимо растущего страха, царила мысль о том, что со своей практической сметкой он должен превзойти и удивить этого аристократического червяка. В воскресенье он взял у Найджела один фунт, чтобы купить бутылку сицилийского вина, страстно желая, чтобы ему хватило выдержки приберечь половину на утро понедельника, когда ему потребуется хотя бы хмельная, но смелость.

Вечером в воскресенье Джойс Калвер отпарила и погладила выходное платье, которое намеревалась надеть следующим вечером. Алан Грумбридж нарушил свое твердое намерение и перечитывал пьесу «Удалой молодец – гордость Запада»[22], пока все его семейство, за исключением Джиллиан, смотрело по телевизору документальный фильм о дикой природе Галапагосских островов. Джиллиан сидела в стэнтвичском кинотеатре с тридцатипятилетним продавцом косметики, который обещал подвезти ее домой к половине одиннадцатого и, не зная Джиллиан, сомневался, что по пути между ними что-нибудь будет.

Джон Перфорд, вместе с пятьюдесятью другими поклонниками автомобильного и мотоциклетного спорта, отбыл из Гатвика чартерным авиарейсом; их самолет должен был лететь в Нью-Йорк, а оттуда – в Дейтона-бич во Флориде.

5

За ночь погода испортилась, и утром в понедельник, четвертого марта, лужайки Надела Фиттона были не серебристыми от ночного инея, а серыми и мокрыми от ливня. В обеденном уголке было так темно, что на время завтрака Грумбриджам пришлось включить люминесцентную лампу – ее синеватый потусторонний свет навевал мысли о морге. Уилфред Саммит все развивал свои идеи о захвате армией власти в стране, о введении повсеместно телесных наказаний, о прекращении выплаты социальных пособий и о насильственном выдворении иммигрантов. Кристофер, которому нужно было на работу только к десяти, между переменами блюд (овсяные хлопья, яйца и бекон) раскурил сигарету и выкатил в ответ деду проект собственной утопии: эвтаназия для всех, кому больше шестидесяти лет, и полностью свободные сексуальные отношения для всех, кому меньше тридцати. Джиллиан причесывала волосы над тарелкой с хлопьями и спорила с Пэм, можно ли сделать мелирование на дому. Пэм утверждала, что это работа для профессионального парикмахера. Все вместе они создавали ужасно много назойливого и унылого шума, и Алан задумался, что было бы, если бы в десять часов в банк приехала полиция и сообщила ему, что через пять минут после его ухода взорвался газовый котел в подвале и при взрыве погибла вся его семья. Вероятно, он немного погоревал бы о Пэм и Кристофере.