Арт-директор - Марат Карапетян

В нашем уездном городе есть огромный универмаг, просто монументальный памятник архитектуры советского периода. В народе его зовут Бастилия. В эпоху перемен там образовалось огромное количество коммерческих магазинов, в которые ринулись наши люди. Какие там работали шикарные продавщицы в лосинах! Там-то и ждала меня моя первая бас-гитара. Немецкая. Черная. Diamant. С коротким грифом. Очень тяжелая. В тот очень важный день гитара ждала меня – я так боялся, что ее перекупят! Вспотел, пока покупал. Вау! Иметь басуху означало, что ты просто реальный музыкант. Все, что осталось, мы с моим другом жестоко пропили вечером в ресторане. Он сказал мне тогда: «Дурак ты, Карапет. Могли бы тачку купить слегка убитую, например японку с правым рулем, и могли бы с понтами в универ ездить. Эх ты, не врубаешься, что понты дороже денег. Наиграешься в свою музыку и забросишь». Мама и папа о бас-гитаре не спрашивали, так как я на ней, получается, не играл. Типа ее и не было. Звука ведь она не издавала. А я ее доставал вечерами и часами на ней беззвучно что-то наигрывал.

Мой друг-еврей стал частенько на нее заглядываться, а однажды попросил ее унести домой на пару недель. Скрепя сердце я отдал ему ее, не подозревая, что он собирается ее освоить. Вот он взял, перечитал все что можно о басе, и освоил. Ну что вы скажете?

И все же водка туманит мозг. Если, когда ты набрался, нет милой девушки поблизости – нет программы разоружения, и начинается эскалация. Так и рок. Если его нет, внутри копится ужасная усталость, и она сильна.

Я вынужден был часто ездить на юг с мамой. Там родня. Армянская, формальные улыбки, странные подарки, водка по утрам и в обед. Ранний отбой под жгучий шашлык. Поиски сибирячек ночью под абрикосовым деревом, нарды и карты, прогулки в город. Как это обременительно и выносится только в рамках недели или двух! Тут спасает либо выпивка, либо баня, либо отстраненная красавица. Ну, если гитары под рукой нет. Есть одна такая девушка, работает в банке, милая, в глазах огонь, в сердце вьюга, на губах улыбка, во взгляде шепот, в мыслях ужас сегодняшнего дня. Такие ничего не обещают и только улыбаться могут часами, но они снимают паранойю. Они как абсорбент: способны изъесть твою тоску, приземлить тебя, обмануть твою печаль и отправить тебя домой. Спать.

Когда слушаешь живьем крутую команду или в хорошем плеере, сердце рвется от радости от игры гитариста, нет сил ждать, когда увидишься со своей гитарой. Как декабристов ссылают в Сибирь, как футболистам запрещают пить воду во время матча, так и я ездил на юг, считая дни до встречи с музыкой. Русский юг. Поразительно антимузыкальное место. У нас во дворе жил цыганский табор, с ним я шатался по городу, пел американские баллады, добрые некрасивые цыганки щедро пытались вознаградить меня, но, увы, кавказское воспитание платило по всем счетам.

Моя гитара расстроилась в разлуке, и я долго ее настраивал. Гитары не особо любят одиночество. Это надо понимать, заводя гитару. Если ты забросил гитару – ты просто лох.

Друг-еврей неожиданно предложил разучить песню в электрике. Магия вошла в нас. Получилось. Гит как-то начал жить во мне со своими соло. Но без барабанов все было бессмысленно. Купить в 1992 году барабаны было под силу только банкиршам, но за нашу красоту и стать никто не готов был платить. Весь сентябрь я гадким образом думал, где взять миллион рублей на барабаны и усилитель для колонок. Пиво и порно уже не отвлекали. Одна только девушка-художница, к отцу которой я ходил писать фирменные кассеты, загадочно улыбалась мне. Я пригласил ее в кино. Но все равно все было мерзко. И глупо. Без барабанов. Это стало моей манией. Барабанная установка. Amati. Soner. Yamaha. Потихоньку я начал фарцовать – перепродавал ваучеры, сникерсы и жвачки Stimorol. Денег хватало только на такси, рестораны, шоколад и цветы. И никакой красоты. Отец, видя мою печаль, догадался, что дело в деньгах. Тогда расцветала коммерция, но для людей поколения моего отца это было слегка постыдное и несовместимое с чем-то важным занятие. Отец более 15 лет руководил огромным областным объединением, тысячами людей, построил сотни объектов, оросил тысячи гектаров земли. Ну как он мог серьезно относиться к гитаристам? Помочь сыну купить инструменты? Вместо машины?

А как добыть барабаны, мне подсказал «Вестник Центрального банка». Надо взять деньги у других и отдать, но потом и, может, не деньгами. Как договоримся. Странное дело, но уже учась на втором курсе юридического факультета, я чувствовал, что стать юристом по уголовному праву мне не позволит этика, так как придется защищать упырей и мерзавцев, а стать юристом по гражданской специализации – стать господином-оформителем, то есть адской белкой в колесе. Квалификатором. Кодификатором. Канцелярской крысой. Я пытался. Очень. Не смог. Но я очень уважаю юристов, так как они, на мой взгляд, – обслуживающий персонал высшего уровня. А обслуживать надо уметь!

А вот экономисты и банкиры, сладкоголосые аферисты, мне сразу пришлись по душе. Как из рубля сделать три, продать воздух с важным видом, выдать костюм с запонками за нечто большее, чем шмотки, сказать слова типа «Маржа по облигациям превышает ожидаемый тренд» или «Ликвидность векселей этого эмитента сомнительна» и снискать славу умницы – мне это по-настоящему нравилось. Вместо Плевако и Столыпина читал Ли Якокку и Генри Форда, вместо правосознания и римского права пересчитывал котировки векселей и акций первого эшелона. Годы спустя, читая лекции по экономике для выпускников экономфакультетов, никак не мог найти в них огня интереса к аферам и высокоприбыльным проектам. Все-таки настоящие банкиры и инвестиционщики, как рок-н-рольщики, тащатся от своих соло!

Часто думая о банках, я обратил внимание, что в них нет ничего реального кроме чужих денег, красивой вывески и ожиданий будущих периодов. Брайан Эпштейн, менеджер Битлов, сделал четырех портовых парней звездами, в том числе из-за неистовой веры в них. Порой бывает, что товар просто отличный, группа звездная, но, чтобы попробовать это на вкус, нужно, чтобы некто заставил тебя это сделать. Сомнений в классности нашего безбарабанного трио не было ничуть. Руководитель факультета, очень мудрая и ироничная женщина, слушала меня и молчала, когда я ей обрисовывал будущее величие факультета, которое придет к нему после первого феерического мероприятия под моим руководством. Мое красноречие было остановлено вопросом:

– Ты уверен, что ты это сделаешь? Что тебе нужно для этого?

Ритмы харда забили в моей голове, солнце заблистало ярче, лед стал оранжевым.

– Нам не на чем репетировать! Нужны колонки и барабаны.

– Сделай дело. Привлеки студентов с факультета. Если нам понравится – решим. Но если нет, не взыщи. И не забывай учиться.

Не забывать учиться, улыбаться, работать, поздравлять, проставляться, дарить подарки, давать деньги на похороны и свадьбы меня всегда учили и учат мои родители и мои родственники. Вот я ничего и не забываю. Хотя давно бы пора.

Сроки, цели, механизмы были ясны. Машина моего творчества тронулась с места и поехала с шумом и скрежетом, не оглядываясь, назад, без больших сожалений и с большими ожиданиями.

В тот момент я впервые почувствовал то, что будет терзать меня потом всегда. Почувствовал себя директором. Человеком, который направляет других на достижение успеха. Успех для меня важен, как воздух, почти как музыка. Без него мне неинтересно. Просто неинтересно.

И еще. Иногда обижаю друзей. Нормальных ребят. Обычно когда выпью. Дурная привычка. Худшее, что может быть – когда под влиянием алкоголя тщеславие рвется наружу и реально убивает все, что было создано ранее. Совестно. Но мне кажется, что все те, кого случайно или намеренно обидел или разозлил, понимают, что это демоны одолевают меня. Брать пример надо с Гита, моего соратника, брата и учителя, он, как бы ему хреново не было, тупо будет улыбаться и терпеть, пока проблема не рассосется сама. Но кто сказал, что в группе должно быть два ангела?

Чтобы сделать дело – большое или огромное – нужно все время его делать, доделывать, переделывать, думать как лучше, считать риски, работать с командой, дружить с соперниками. И главное – все время читать. Книги. Это лучшее!!! Газеты по специальности. Журналы дадут аналитическое восприятие.

Настоящий директор – это параноик, все ему кажется и чудится, но только свои страхи он держит при себе, не транслирует по пьяни дружкам-корешкам. Он с ними один на один, он их умаливает и умасливает, дает им отдохнуть, а с утра снова с ними бьется, пока они не отступят, и победа, такая родная и несловоохотливая, снова придет к директору. И запоет душа, трепет вызовет румянец на щеке, и закроет директор свою записную книгу, сверит баланс, выплатит премию команде, купит себе новую машину, чтобы хоть как-то запомнить ее, родную победу №9, и зафиксировать результат. На этом проект будет завершен, и новые силы будут приходить к директору для новой темы, которая придет от акционера как созидание, или от ошибки операционного менеджмента, который так одряхлел от ничегонеделания, что не замечает очевидных косяков. И включит тогда директор свой любимый альбом Depeche Mode «Black Celebration» (1986), набросает на компе план, разошлет его на утверждение в финансовую службу, получит срок решения у акционеров, и заскрипит директорское седло, разлетятся корпоративные вороны, взвоют юристы от необходимости проснуться, заверещат бухгалтеры, памятуя о непроведенных налоговых оптимизациях, побледнеют, и заголосит блок sales, впаривавший когда-то мимоходом на совещании о том, что конкуренты демпингуют на рынке и нужно больше скидку сделать (а это увеличение – их откат и новый джип, а что еще надо?), и только приемная хозяина с всегда красивыми и ухоженными секретарями почувствует знакомое возбуждение от того, что директор взялся за дело, и лед тронется в сонном царстве Корпоративного Быта.