Арт-директор - Марат Карапетян

Был назначен день моего первого концерта. За месяц до этого события начались нервы. Репетиции шли нормально. В актовом зале фабрики слепых работал учитель. Мой первый и единственный настоящий учитель музыки. В те годы таких людей называли худруками. Он точно и увлеченно показывал нам разные гитарные фишки, аккорды. Это было блаженство. Для практики мы выучили его песню «Что с тобой?» Он ее аранжировал. Я был в таком восторге от того, как гармонично все звучало вместе, от того, какой у нас талантливый учитель, что многие годы играл эту песню, лет только через 10 осознав, что бывают песни и поинтереснее.

Я должен был внести свою лепту и сочинил первую песню – мегахит «Старый дом». Петь ее было некому, пришлось самому. Я не придал тогда значения этому, потому что только электрогитара волновала мое сознание. В зале собралось человек 30‒40. Они как-то странно себя вели: говорили негромко, размахивали руками. Я опешил: в зале были в основном слепые люди. Уверен, что в этом был символизм: как вы знаете, слух у слепых обострен многократно, и если они принимают музыку – ты чего-то стоишь. Они слушали. Хлопали. Танцевали.

Концерт длился около часа, но когда он закончился, вначале было горе, а потом та радость, которой у меня никогда не было. Слова не нужны. Я полюбил мир, наш смешной зал, огромные допотопные колонки, кошку на улице, кусты на дороге. Даже стал улыбаться. И еще я понял, что у меня есть новые близкие – моя группа. Лидер нехотя похвалил меня, с кучей оговорок, но все-таки. И в этот момент я почувствовал, что концерты – это мои минуты и часы истинного счастья, и еще – я буду с моей группой навсегда, ничто не разлучит нас. Но в следующую секунду я вдруг понял, что жду нового концерта. Я не могу без него. Очень жду. И надо срочно его готовить. Сейчас же. Не теряя времени. Ночью я проснулся от осознания того, что пока не будет назначен новый концерт – жить я не смогу. И с ужасом осознал еще – я стал наркоманом, ведь я просто не могу жить без музыкальных выступлений. Считаю минуты. Часы. Дни. Сам с собой. Прокручивая в моей голове по кругу будущие песни… и соло… и фразы… и детали… и т. д. Сам себя подгоняя, сам себя, и только себя, обвиняя в медлительности. Сбылись твои пророчества – подкралось одиночество.

Я позвонил Гиту и сказал, что играю на соло-гитаре в рок-группе. Впервые за много лет он не казался далеким. Мы договорились увидеться. И еще – он попросил взять гитару. Я не особо хотел ему все выкладывать, но в память о его былой доброте решил посвятить его в свою тайну.

Глава 4

Недавно мой младший брат сказал мне, что он был в кино (смотрел с сыном мультик) и вдруг понял, что мучает его пару последних лет: мы после 30—35 лет думаем о комфорте и как бы заставляем себя отдыхать, а проблема в том, что отдыхать нам не надо. Это и мучает нас. Играя в рок-группе, ты не можешь отдыхать в привычном смысле, надо репетировать и выступать. Если долго не репетируешь, например, больше месяца, – начинаешь забывать некоторые детали, например, гитарных соло, текстов песен и других «примочек», если долго не выступаешь – теряешь навык общения с залом, не получаешь адреналина, своей дозы эндорфинов. Получается, что, если ты в команде и постоянно выступаешь с сольными концертами, а в них-то и раскрывается группа по-настоящему, ты в форме, и депрессия, описанная братом, отмирает. Она всегда рядом и хочет наброситься на тебя, как на ростбиф, но ты своим гитарным грифом сносишь ей голову каждый раз.

Брат ушел из команды много лет назад: может, она его подкараулила и набросилась на него? Первые пару лет он ей не сдавался, но его меч остался у меня, мы его до сих пор точим несколько раз в месяц на репах. Депрессия имеет обыкновение подкрадываться тихо и ненавязчиво – так действует хороший гашиш, как рассказывают страстные растаманы.

Но иногда случается непоправимое: музыкант уходит из группы. Просто уходит. Как правило, из-за жены/любимой девушки, которой невыносима мысль о том, что он там веселится где-то на концерте, и не один, а с бабами-поклонницами, а она его дожидается дома. Одна. Наблюдения за теми, кто вышел из рок-музыки в буржуазное семейное плавание, наводят меня на мысль, что у этого человека просто намечается новая жизнь. Несомненно, интересная и важная, но совсем иная. Почему так бывает? Чтобы быть в музыкальном строю, в этой армии, нужно быть дисциплинированным, в хорошей форме (ведь никто не простит, если ты не придешь на концерт, пропуск репетиции – куда ни шло, но тоже форс-мажор) и в физической в том числе. Культовый шеф-повар Сергей Бродарь сказал: «У каждого человека есть свой срок годности, вот почему люди так часто портятся». А Бродарь – это голова.

Дела в нашей музыкальной группе шли не совсем понятно куда. Лидер хотел, чтобы мы играли свою музыку, но его сочинения меня не вштыривали. Битлов мы играть просто не могли. Дилемма. И еще мне никак не удавалось с ним подружиться. Без этого сложно быть вместе. Это как выпивать водку с человеком, который пропускает каждую вторую рюмку: ты уже пьян и поймал кураж, а он еще в пути. Внутренний облом. Как снежный ком. Чем больше его собираешь, тем сложнее его катать. Встреча с Гитом и мой рассказ ему о первом концерте не произвели на него сильного впечатления. Но обретенный мной Учитель заинтересовал его.

Мы спустя 9 лет стали общаться, но как гитаристы. Гит был внимателен, быстро все сек и щедро давал советы, как лучше играть. Уже тогда мы начали с ним расходиться в деталях, например, он играл медиатором, который иногда терялся, а я почему-то пальцами. Просто я любил депрессивные баллады, где нужно играть перебором, а он прифанкованные мажорные песни, где, наоборот, нужно играть пожестче и почетче. Он таскал в чехле разные гитарные детали (ключи, медиаторы, тюнеры), а я не любил зависимости ни от чего, может, оттого, что часто все терял. Я был влюблен и мрачен из-за безответности своих чувств, Гита скорее интересовала эротическая часть подобных отношений; я придавал значение глубине текстов, немецкоязычный Гит тянулся к ярким соло и сложным аранжировкам; я нравился интеллектуалам и людям с тяжелой депрессией, он нравился почти всем; я выигрывал при дальнейшем знакомстве, он при ближайшем. В общем, я – Леннон, он – Маккартни. Ведь до 1961 года Пол Маккартни играл в The Beatles на гитаре и лишь потом по необходимости перешел на бас-гитару. При этом мы с Гитом соревновались в умении нравиться людям, что часто вызывало конфликты, так как я был склонен к мизантропии, а он был гуманистом. Я больше тянулся к тяжелой музыке, он восхищался джазом, который меня слегка бесил. Смешно сказать, но кроме безумия по отношению к гитаре нас мало что связывало. А разве этого мало?

В школе у нас учился парень, которого любила девушка, которую любил я. Она проводила с ним много времени. Я же был ее другом. Многие часы я проводил в тупом ожидании, когда они расстанутся, но, не дождавшись, уходил домой. Упрямство не самая лучшая сторона моего характера, но тогда я не мог жить, не увидев ее. Поводы видеться иссякали на глазах, и я решился на сложную человеческую операцию. И в этом мне помогла моя группа. Ее любимый хотел играть в группе, но он был почти бард: играл песни на гитаре и пел что-то, ну, типа «Гражданской обороны», «Воскресенья» и т. д. – в общем, все это мы, истые западные рок-н-рольщики, тогда презирали. Я убедил астральным способом лидера взять этого парня в группу в качестве (!) третьего гитариста. Мы ходили вместе на репетиции. Я провожал его к ней, стал вхож в ее дом, как уже его друг. Пытаясь сыграть на его интеллектуальном несовершенстве, впадал в занудство, красовался перед ней, дарил подарки, но она любила его все больше, теперь уже у меня на глазах. Я и пил с ним, бродил с ним, оказывал разные услуги, выдвигал его в группе на передний план, пытаясь выведать его секрет. Что в нем есть такого? Но секрета не оказалось. Он был примитивен и румян. Херувим. Не более того. Он был ее любимым мальчиком. Через год он будет отставлен. Она уедет в Москву. Развязка была близко. Лидеру надоело, что мы медленно двигаемся вперед, он начал повышать свой голос и даже кричал на меня. И, как Телец, потерпев его на 20% дольше, чем нужно, я устал от него очень сильно и сразу с ним расстался. Два майских жука в одной коробке не уживаются. Мой протеже не расстроился совсем. Он так и не узнает, почему он оказался в команде почти на полгода. Ну а лидеру я только усладил – теперь некому стало с ним спорить. Его эго вырвалось наружу и породило неплохую группу. Я благодарен ему за наше своевременное расставание.

Погрузившись в маниакальную печаль от того, что девушка покидает уездный город, я как-то сошелся с одним приличным флейтистом, и мы стали играть в дуэте милые моему сердцу душевные баллады в стиле группы Scorpions «I’m still loving you». Выступать нам приходилось в разных местах: улица, дни рождения странных людей, подвалы, дворцы культуры и пионеров. Грусть росла, флейтист тоже был несчастен, мы нравились людям. Петь мы не пели, мрачнели по полной, и наш дуэт становился культовым. На школьном выпускном вечере все стало окончательно ясно. Личная жизнь треснула. Группы не было.