Аукцион - Яна Николаевна Москаленко

с Н.Ч. у них дела давние. Сам Н. Ч., человек скрытный и немногословный, позволял Раде травить историю их знакомства как старую байку. «Я ей должен. Прогресс его знает сколько», – объяснял он.

Байка была следующая. Н.Ч. с Радой вместе учились на медицинском, общались тесно: Рада воровала конспекты Н.Ч. и не давала ему прохода, уж больно глаза голубые. После окончания университета Н.Ч. то исчезал, то появлялся, уследить за ним у Рады не получалось, но однажды он обратился к ней с просьбой разобраться с делами Аукциона в обмен на безлимитные пересадки душ: «Это вопрос смерти и бессмертия».

Рада наслаждалась каждым мгновением своих недосказанностей, и умолкала. Ясно, что с той поры, семьдесят с чем-то лет, Рада от хозяина Аукционного Дома ни на шаг. Рада застала время, когда Прогрессивный Центр выселили с главной площади и отправили в приземистый особняк на другом берегу реки, участвовала в первых торгах и видела всё-всё. У Варлама этого не было, но он верил, что впереди еще больше и он стал частью этого «больше», куда более важной, чем Рада.

Раду несложно было вывести из себя: как и у всех, кто сидит на душах, ее эмоциональный фон оставлял желать лучшего. Варлам и сам был таким же, только он – от природы, а она – наркоманка.

Однажды подселив душу, реципиент обязан раз в два года (срок приблизителен и уточняется индивидуально) повторять процедуру, иначе дело кончится неприятностями: выпадение волос, ногтей, неконтролируемые дефекация и мочеиспускание, наконец смерть. Последняя всегда наступала. В своих ранних исследованиях Н.Ч. писал, что после одной пересадки для реципиента жизненно необходимо обновлять содержимое собирающего кристалла. Простыми словами (с людьми нужно говорить проще и проще), с внедрением новой души в организме происходили необратимые изменения. Вмешательство в естественные процессы активировало внутреннюю бомбу замедленного действия. Как следствие, адекватное функционирование организма без новых пересадок было невозможно. Жизнь превращалась в борьбу с хронической потребностью в душах.

Некоторым сносило башню. Душевные наркоманы в Городе не то чтобы редкость, но торчать на душах дорого. Впрочем, души изначально рассчитаны на тех, кто мог себе их позволить. Люди, ведущие «разгульный образ жизни» (критерий разгульности определялся одним из важнейших законов Города, Законом о непристойностях), очень быстро истрачивали ресурсы пересаженной души. Им становилось мало. Ощущения притуплялись, побочные эффекты, которые обычно возникали сразу после операции, возвращались при душевной ломке. Варлам видел, как это бывало с Радой. Она не стеснялась вламываться в его кабинет посреди рабочего дня, во время обеда или после смены. Рада стояла в дверях и дрожала так, что лацканы пиджака ходили ходуном, и, когда она говорила, было видно, как болтало челюсти, будто винтики раскрутили.

– Ты можешь… Можешь… Достать мне? Нужно. Сейчас нужно.

Ломка делала Раду вежливой, она беспомощно скребла голые ключицы, запястья. Несколько раз ее рвало прямо у Варлама в кабинете. В такие моменты Варламу становилось чуточку ее жаль, и он соглашался, выдергивал донора из списков. На операции Варлам держал Раду за руку, и она сжимала его ладонь колотящейся хваткой, пока не наступало облегчение, блаженная эйфория свежей души.

– Спасибо, – шептала Рада и добавляла через несколько секунд: – Тепе’ь отвали.

И все по-старому. Рада делала пересадки по восемь раз в год. Сколько Варлам ни подбирал доноров, сильных, качественных, ведущая избалованная душа Рады быстро высасывала все. То была не прихоть – досадная необходимость. Варлам засекал время между ее ломками: промежутки сокращались, тело, пребывая в постоянном стрессе, изнашивалось, и каждый раз Варлам думал, что Рада не то что до ста пятидесяти лет – до следующей операции не доживет. И когда она смотрела на него с такой насмешкой, Варлам очень на это рассчитывал.

– Ну и что?

– Мне звонили из технического отдела. Сообщили, что отмыли к’овь и утилизи’овали т’уп, но в мо’ге жалуются. Ты знаешь, они те’петь не могут зайцев.

Зайцами в морге называли оболочки или трупы, которые поступали к ним незапланированно. Незапланированные оболочки – возмутительная редкость, трупы – производственные излишки. И если к зайцам со стандартной смертной казнью относились терпимо – с эвтаназией разбираться несложно, то нестандартная – это всегда сюрприз, содержание которого напрямую зависело от настроения Н.Ч.

Варлам знал, что не имел права, но не сдержался:

– Эта тетка из морга вечно задерживает все на свете! Ей и зайцы не помогут ускориться.

– Ага. Ва’лам, ты какого че’та ассистента заст’елил? Опять.

– Он нарушил пункт третий, подпункт третий Устава. Я не мог иначе. Решительно не мог.

– Н.Ч. тебе не пове’ит. – Недовольство Рады нарастало, и Варлам громко цокнул языком, чтобы еще позлить ее.

– Ему нет дела до какого-то ассистента. Пальнул немножко. Стандартная смертная казнь иногда слишком стандартная… Эвтаназия – скука.

Рада закатила глаза:

– Нет, Ва’лам, Н.Ч. волнует твое состояние. С тех по’ как ты узнал о п’едстоящем Аукционе, это уже т’етий ассистент. Т’етий, неугомонный ты паскудник, мне что, отоб’ать у тебя пушку?

– Когда ты сделала это в прошлый раз, пришлось одолжить у технического отдела топор.

Повисла короткая пауза. Неловкость раздулась, превратилась в шар, а затем лопнула. Такие люди, как Рада и Варлам, не сильно от нее страдали.

– Н.Ч. поп’осил пе’едать. Еще одна подобная выходка, и он отст’анит тебя от Аукциона.

Варлам тут же собрался, подскочил и подошел к Раде почти вплотную. Теперь он гораздо лучше видел ее точеное лицо с морщинками в уголках глаз, слышал затхловатый запах парфюма, от которого подташнивало, но едва ли Варлам заметил все это за бешеными толчками, которые выдавало его тахикардическое сердце. Пять лет назад Н.Ч. забрал Варлама из Кварталов, уже четыре года он возглавлял Банк Душ, и только один раз его в самом деле отстранили от Аукциона. Тогда Варлам совсем выключился, все твердил, что у самцов бобра секрет желтого цвета, а у самок – серого, и не узнавал Умницу-616.

– Я знаю, где я. Кто я, – процедил Варлам, едва сдерживаясь.

– Так будет лучше. Для тебя п’ежде всего.

Н.Ч. тогда тоже так сказал и приставил к квартире Варлама вооруженных ударников, чтобы наверняка. Варлам несколько дней провел запертым в четырех стенах и собственной голове. Возможно, он впервые почувствовал, каково было маме, когда они ее оставляли вот так – запертую. Это кажется безопасным, человечным, но клетка остается клеткой. С тех пор Варлам не пренебрегал лекарствами, разве что перед Аукционом, хотя осечки все равно случались. Один маленький выстрел, подумаешь.

– Он не сделает…

– Ага, сделает. – Рада перебила его быстро и решительно.

Н.Ч. не бросался угрозами, которые не мог воплотить в жизнь. Варлам замолчал, потом