ID. Identity и ее решающая роль в защите демократии - Натан Щаранский

Неудивительно поэтому, что для КГБ каждый инакомыслящий был врагом государства, которого можно было подозревать в сумасшествии, и который ввиду этого заслуживал наказания. Истина и ложь, безумие и вменяемость были поставлены с ног на голову в том сумасшедшем мире, в котором герой Сервантеса чувствовал бы себя как дома.

Антигона Софокла была другим вымышленным персонажем, с которым я чувствовал особое родство. Похоронив своего брата, она поставила преданность семье выше преданности государству и тем самым преступила закон. Как это перекликалось с нашим опытом в СССР, где власти пытались разорвать нормальные человеческие, семейные и любые другие связи, заменив их безоговорочной преданностью государству. Брата натравливали на брата, сына — на отца и недаром поэтому героем советского пантеона был Павлик Морозов — двенадцатилетний мальчик, выдавший своих родителей властям за то, что они, пытаясь прокормить семью, спрятали выращенное ими зерно, а затем с удовлетворением наблюдавший за их арестом.

Публичный аспект был очень важен — члены семьи арестованного обязательно должны были его осудить Каждый из тех, кто подавал документы на выезд в Израиль, сталкивался с этой извращенной реальностью непосредственно: многие получали отказ в выезде из-за того, что родители не готовы были подписать соответствующее разрешение Речь, кстати, далеко не всегда шла о детях — иногда это были люди в возрасте пятидесяти-шестидесяти пет, но согласие их родителей все равно требовалось. Для родителей дать такое разрешение означало публично выразить свое несогласие с режимом. Опасаясь потерять свое положение в обществе или работу, многие из них отказывались делать это.

Как Сократ, которого его сограждане-афиняне заставили выпить чашу яда по обвинению в развращении их молодежи, так многие диссиденты и еврейские активисты арестовывались за преподавание иврита или религиозную пропаганду. Как в книгах Рабле, мы жили в сумасшедшем мире, в котором «хвосты» КГБ официально не существовали даже тогда, когда они были совсем рядом, и, как от Одиссея, от нас требовалось найти источники мужества, бесстрашия и дерзости для того, чтобы преодолеть страх смерти. Погружаясь в вымышленный и в то же время такой реальный для меня мир литературных героев, я чувствовал с ними глубокую солидарность. Неважно, были они реальными историческими фигурами или нет, существовали в действительности или только в книгах — я чувствовал их присутствие, они были абсолютно реальны, они жили вместе со мной в моей маленькой камере и помогали мне бороться и побеждать Я уже не сидел как зритель в партере — я присоединился к той реальной битве, которую вели они и которую теперь выпало вести мне «Жизнь замечательна. — говорили они мне. — и есть так много вещей, ради которых стоит жить. Но помни: есть вещи, ради которых стоит умереть Оставайся сильным, будь верен нашим общим принципам, будь верен самому себе — и мы поможем тебе, вместе мы победим».

Что изменилось при вторичном прочтении этих книг, почему эти литературные образы вдруг ожили и оказали на меня такое влияние? До этого я был отдельным атомом, отдельной, не причастной ни к чему единицей, чьей конечной цепью было выжить, приспособиться. Почувствовав свою связь с народом, с историей, я обрел силы, которые дает ощущение причастности к чему-то большему, чем ты сам, я почувствовал себя частицей огромного целого. Именно это дало мне возможность ощутить свою солидарность с героями, которые так отличались от меня своим языком, историей, верованиями, системой ценностей и видением мира. Они были моими соратниками, потому что их, как и меня, одушевляло чувство причастности к чему-то большему, чем ты сам: идее, народу, истории, ради которых не жалко было и отдать жизнь Мы стояли перед тем же самым вызовом: забыть о страхе смерти, заменить его «страхом божьим», то есть страхом быть недостойным идеала, изменить самому себе. Ощущение причастности к своему народу, ощущение своей identity изменило меня, придало мне новые силы. Я по-другому видел теперь их борьбу, их готовность идти на жертвы во имя того, что было для них дороже всего, дороже самой жизни. Их пример вдохновлял меня, укреплял мое внутреннее чувство свободы Я знал, что, защищая право на свои ценности, я в каком-то смысле продолжал их борьбу, я сам становился частью истории, которая, в конечном счете, будет на нашей стороне.

Кроме того, был еще Галилей. Он был одним из героев моего детства, одним из гигантов науки, в которой я пытался найти убежище от бурь и невзгод внешнего мира. Зтот великий ум дерзко взорвал все традиции и предрассудки прошлого для того, чтобы создать новую, революционную теорию Вселенной Но в СССР Галилей был мобилизован на службу КГБ, он пришелся ко двору моим следователям потому, что во имя спасения собственной жизни покаялся перед инквизицией, заявив, что Коперник был неправ: нет. Земля не вертится вокруг свой оси. Благодаря этому он был освобожден под домашний арест и мог продолжать свои научные изыскания. «Посмотрите на Галилея — говорили мне мои следователи, — он был достаточно умен, чтобы отказаться от своей правоты и признать нашу правоту, правоту властей предержащих. Он не только спас свою собственную жизнь, но и смог продолжить научную карьеру и совершить немало открытий. Разве это не разумно — сделать то же самое вы соглашаетесь на сотрудничество с нами, признаете свою неправоту, а там живите как хотите. Хотите, можете уехать в свой Израиль».

Я слушал их и думал: Галилей был одним из величайших умов человечества, и даже на смертном одре он, демонстрируя свою верность науке, прошептал бессмертные слова «А все-таки она вертится!» И тем не менее через четыреста лет современная инквизиция, КГБ, использует его против меня. Зто могло произойти только потому, что Галилей не смог побороть страх смерти. Те открытия, которые он сделал впоследствии благодаря капитуляции перед инквизицией, невероятно раздвинули границы знаний — и все же, несмотря на это, его моральный провал вечен, и через четыреста лет он стоит по ту сторону баррикады, на стороне моих следователей, помогая им укреплять и расширять империю зла Человек, посвятивший свою жизнь раскрытию вечных истин, сейчас используется как оружие для поддержания мира лжи.

Если я поддамся на этот довод, думал я, если пойду на сотрудничество с современной инквизицией — не стану ли и я пособником мира лжи, не стану ли и я одним из примеров морального поражения, которое будет использовано против других? Не превратится ли и моя история из истории силы, убежденности и мужества в историю слабости, предательства и трусости?

Галилей изобрел закон притяжения физических тел, но в тюрьме я начал верить в то, что существует не только физическое, но и душевное притяжение, притяжение человеческих душ. Души всех когда-либо живших людей взаимодействуют во времени и пространстве, решения, которые мы принимаем в трудный час, принципы, которых мы придерживаемся или которым мы изменяем в решающие моменты нашей жизни, оказывают влияние не только на нашу судьбу, но и на судьбы всех последующих поколений. Точно так же, как душа Сократа возродилась через тысячу лет для того, чтобы поддержать меня, точно так же, как Антигона через века обращалась ко мне со словами мужества и ободрения, точно также дух Галилея был вызван моими гонителями для того, чтобы подорвать мои силы и Дух.

Бросив человека в застенок, полностью отрезав его от внешнего мира. КГБ старался внушить своей жертве чувство бессилия и одиночества. Но это не так — никогда, даже в одиночном карцере, мы не одиноки. Мы — еще одно звено в цепи тех, кто стоит перед выбором между светом и тьмой, добром и злом. Мы опираемся на их пример, и в то же время мы сами являемся примером для будущих поколений. Оставаясь верными своим принципам, не поддаваясь страху, мы укрепляем в этом мире надежду и веру. Предавая наши идеалы, мы предаем не только себя, но и всех тех, кто своим бесстрашием служил нам примером.

Вера, идеалы, принципы, чувство причастности к чему-то большему, чем ты сам. — то есть все то, что мы называем identity, — делают жизнь человека осмысленной и содержательной, они заново связывают «разорванную связь времен». Чувствуя себя звеном бесконечной цепи, начинающейся в далеком прошлом и уходящей в далекое будущее, мы обнаруживаем в себе силы, о которых и не подозревали. Именно они позволяют нам преодолеть страх смерти, преодолеть свою конечность, сохранить верность своим идеалам и, как я говорил в своей молитве, пройти по жизни достойно и честно.

Точно также как в Лефортово я искал союзников в книгах и истории, в лагере я искал и находил реальных соратников в той борьбе, которую мы вели. Не все они были в одинаковой степени надежны. Как правило, люди, на которых можно было положиться, черпали свои сипы в принципах и вере, которыми они не готовы были поступиться, в том, что я называл «страхом Божьим». Именно они в первую очередь становились твоими соратниками по сопротивлению, именно они были людьми, на которых ты мог опереться в своей собственной борьбе, теми, кто не поддастся КГБ и не станет сотрудничать с ним.