Магнатъ - Алексей Кулаков

– Независим, и довольно ловко ускользает от любого давления. Но, опять же – при желании умеет договариваться. Вот только непонятно, почему с каким–нибудь профессором из разночинцев он вполне приветлив и может даже шутить, а с большинством дворян держит определенную дистанцию. Хм, уж нет ли тут чего–нибудь этакого, идейного? Хотя, надо отдать должное, с полдюжины ловушек он таким образом избежал – и ведь наверняка даже и не догадывается, что давненько уже мог бы быть женатым человеком. Ха!

Подчеркнув второй пункт жирной линией, и едва не поставив небольшую кляксу, сенатор стряхнул лишние чернила обратно и небрежно записал третий пункт.

«Изобретательство».

Вот тут Николай Игнатич тяжело вздохнул, и чуть ли не пригорюнился. Потому что объяснить, каким образом выпускник первого Павловского пехотного училища умудрился получить столь глубокие и всеобъемлющие знания по множеству наук, он сильно затруднялся. Физика, химия, электротехника, механика, металлургия, строительство станков… Просто кладезь талантов получается! Одно только непонятно. Чего же он их раньше не демонстрировал, например, во время учебы в Александровском кадетском корпусе? А теперь вот, ну прямо как прорвало. Одна его новая взрывчатка чего стоит: в Артиллерийском комитете, поговаривают, целые дебаты развернулись! Морское ведомство опять же, интерес проявляет, и нешуточный – господа адмиралы на полном серьезе подумывают, нельзя ли этот его «Гренит» в свои снаряды запихнуть, раз укротить чертов мелинит никак не получается. Пулеметы свои на конкурс подал, императорские оружейные заводы переустраивать по–новому хочет, винтовки направо и налево продает, причем десятками тысяч… Попробуй, тронь такого, мигом столько недовольных образуется! Правда, по молодости да неопытности, князь Агренев и сам успел немало мозолей оттоптать – и промышленникам, и аристократам, и даже чиновникам. Но, опять же, кому из чиновничества оттоптал, а кому и потрафил изрядно – например, тем из них, кто в недавно образованную Медицинскую комиссию вошел, которая по надзору за торговлей опасными лекарствами. Разом такой клубок змей образовался! И еще один образуется совсем скоро – должен же кто–то надзирать, как именно производится модернизация заводов. Работу принимать, казенные средства отпускать, планы согласовывать, наблюдать за самим ходом переустройства… Да уж, его министерству тоже работы прибавится!

Шебеко еще раз вздохнул, и опять шевельнул пером, не забыв предварительно макнуть его в чернила. Четвертым словом стало – «Честолюбив».

– Пять великих князей, не считая Михаила Александровича. Юсуповы, Нечаев–Мальцев, молодой граф Игнатьев, князь Гагарин, банкир Губонин. Чертова дюжина генералов и втрое больше полковников!.. Добрая треть Главного инженерного управления, офицеры лейб–гвардии, сам военный министр, профессор Чебышев, Менделеев, и под сотню его учеников. Из иностранцев тоже – сплошь и рядом настоящие «короли» от промышленности. Крупп, Тиссен, Вестингхауз… И наверняка кто–то еще, такого же калибра. Еще и государыня к нему явно благоволит, а государь постоянно интересуется!.. Нет, этот юноша определенно знает, как заводить правильные знакомства.

Перо, мягко надавливая на бумагу, вывело следующее слово:

«Расчетлив».

– Или же дьявольски удачлив! Хотя, пожалуй, нет – никакая удача не может длиться так долго.

Оставив одинокий лист бумаги в покое, Николай Игнатьевич бегло перечитал кое–какие страницы в папке, освежая в памяти список последних приобретений недавнего гостя. Освежил. После чего покачал пальцем увесистое пресс–папье в виде фигурки льва, и в очередной раз вздохнул. Потому как у него все в тот же очередной раз возникла настойчивая мысль – о том, что молодой аристократ попросту и без особых затей скупал все, на что только падал его взгляд. Нет, ну вот что может связывать небольшой, и явно дышащий на ладан заводик по выпуску елочных игрушек, крошечную мастерскую некоего Николая Карловича Гейслера, и уже довольно известный издательский дом Сытина? До недавнего времени Шебеко ответил бы, не задумываясь – абсолютно ничего. Первый выделывает крашеные стекляшки с финтифлюшками, второй производит мизерными партиями пожарную сигнализацию и телефоны, да еще интересуется оптикой. Третьего же и вовсе ничего, кроме газет, журнальчиков разных да несерьезных книжек в мягкой обложке, не интересовало. А теперь!.. Теперь их крепче стальной цепи связывает ротмистр Пограничной стражи в отставке, кавалер «Золотого» оружия и иных орденов, его сиятельство Александр Яковлевич Агренев. Завод он попросту купил на корню. А к Гейслеру и Сытину взял да и вошел в дело – причем полноправным компаньоном. Учитывая же тот факт, что оружейный магнат доселе нигде, никогда и никем не был замечен в бесцельном швырянии денег на ветер – смысл во всех этих тратах определенно был. Вот только почему же Николай Игнатич его никак не увидит?

К примеру, взять затею князя с этими его «Экономическими офицерскими обществами». Кои, зародившись в одном из отрядов Четырнадцатой Ченстоховской пограничной бригады, успели за сравнительно небольшой срок расползтись и по самой бригаде, и по паре соседних. Тут все ясно – этим нехитрым ходом он обеспечивает постоянный сбыт своих стреляющих игрушек, при минимальных затратах на приказчиков и содержание оружейных лавок. Причем обороты будут только расти, как и количество ячеек «Общества» – господа офицеры тоже, знаете ли, не дураки, и деньги считать умеют. И скидки с рассрочками любят. Очень. Что бы они там про себя ни говорили. Все просто, все понятно, смысл и интерес Агренева, что называется, налицо. Ну почему с остальным не так, а?

– Н–да, все мы люди, все мы человеки.

Решив отложить столь непростой вопрос для отдельного рассмотрения, замминистра вернул к себе лист, опять обмакнул перо в чернильницу, и медленно вывел пункт номер шесть, несколько выделяющийся из ровной череды предыдущих.

«Военный министр».

Никто не знал, какие именно договоренности были между князем и главой военного ведомства, но то, что они были, уже мало кто сомневался. Сенатор же не сомневался вовсе, так как до сих пор помнил охватившую его легкую оторопь – от известия, что на границе стоит вагон с больше чем дюжиной пулеметов системы Хайрема Максима, а в получателях значится «сестрорецкий затворник». Пятнадцать штук! Да столько во всем Военном ведомстве не было!.. Но стоило ему проявить вполне закономерный интерес, как тут же пришла официальная бумага от Петра Семеновича, в которой черным по белому говорилось, что таможня задержала вовсе не пулеметы. А совсем даже наглядные пособия для военно–учебных заведений Российской империи – по одному экземпляру в каждое училище. Более того, князь к каждому иностранному «пособию» присовокупил аналог собственного производства, да вдобавок поставил полсотни учебных, и полсотни боевых винтовок образца 1891 года. В каждое училище. С патронами. И все за свой счет.

Совсем неудивительно, что после такого меценатства, на Русскую оружейную компанию пролился дождь из очень выгодных контрактов. На поставку консервов, например. Или десяти полевых госпиталей, со всем, что к ним полагалось – от скальпелей и шприцов, до клистирных трубок и костылей.

– Так!

Николай Игнатьевич вернул перо к пункту один, и поставил рядом жирный знак вопроса. Какая уж тут скромность, если по результатам таких «небольших подарков» его известность среди юнкеров превышает все мыслимые пределы? Да еще эта его новая затея масла в огонь подливает:

– Как бишь там? Трем лучшим стрелкам курса – пистолет особой выделки с дарственной надписью! Гип–гип–ура! И все в восторге…

В кабинет неслышной тенью просочился адъютант. Постоял минуту, ожидая, что на него обратят внимание. Не дождался, но унывать не стал, а вместо этого скромно напомнил о своем существовании. А заодно и о том, что служба службой, а обед никто не отменял:

– Кхм!

Донн! Донн!! Донн!!!

– Что? Ах да. Иду, голубчик, иду.

Бросив едва–едва исписанный лист между страничками папки, генерал–лейтенант Шебеко оглядел кабинет, и тихо проговорил, пощипывая бакенбард и еле заметно вздыхая:

– Как же с вами все–таки сложно иметь дело, Александр Яковлевич!

Меж тем, сам князь, как только покинул присутственное место и ступил на набережную Фонтанки, сразу же замер в легком раздумье. Ибо до отправления вечернего поезда на Сестрорецк было почти пять часов, и это время надо было чем–нибудь занять. Желательно – полезным. Мелькнули было мысли–воспоминания о пленительных округлостях Натальи, которая ко всем своим достоинствам оказалась еще и очень темпераментной особой… Но быстро исчезли. Во–первых, он уже изрядно «проинспектировал» как достоинства, так и округлости бывшей горничной, причем не далее как нынешним утром. А во–вторых, трехэтажная громада министерства внутренних дел за его плечами, как–то не способствовала фривольности чувств, самим своим видом настраивая на деловой лад. Ну а раз так!..