Ад - Сергей Михонов

— Что те сказал этот напыщенный петух? Кудах-тах-тах… — изобразил незнакомец, то с кем сравнил ромейца.

— Шнеля, — коротко обрубил Ганц.

— Ах ты, немец! Одно слово — фашист!

— Найн… — напомнил тот. — Гитлер капут!

— Ща те самому будет! — опасался Глеб оказаться в рабстве у римлян-ромеев. — Спартак — чемпион! Вот так вот как-то!.. Русские не сдаются!..

Центурион и ухом не повёл на заявление чудаковатого типа из будущего, столкнувшегося здесь с ним. Похоже, он повидал уже подобных типов и не раз, сталкивался с ними воочию.

— Что за земля? Не Обетованная! Скорее и впрямь ад…

— Тартар… — протарахтел коротко ромеец, что на их языке означало то же самое — пекло сродни преисподней.

— МГЛА —

Со стороны Глебу чудилось: римляне вовсе не замечают жара. Пекло им было нипочём. Это был и впрямь пустынный легион — они из аналогичного войскового соединения.

— Всё-таки Египет — граница близ Израиля с Суэцким каналом поблизости, — предположил он в очередной раз примерно куда попал, а то, что случился временной провал и на родной планете Земля — не сомневался. Но небо…

…Он снова попытался взглянуть вскользь на дальний горизонт небосклон. Нечто стало меняться, в ярко-слепящие краски огненных всполохов вплетались тёмные пятна, напоминая дымные следы. Похоже, что день в адском пекле подходил к своему логическому завершению, того и гляди: наступят долгожданные сумерки. А соответственно можно будет перевести дух.

Вздохнуть облегчённо не получилось, а тут ещё и римляне заторопились. Центурион спешно подал команду, заорав во всю глотку, словно она у него была из свинца — он не чувствовал огнедышащего жара пекла.

Римляне ускорили шаг — и значительно. Как у них это получалось, Глебу оставалось дивиться. Он был поражён действиями "адского" легиона.

— Принципы… — пояснил коротко Ганц.

— А понял — принципиальные парни попались… — всё-таки было тяжело общаться Глебу на словах, да и при помощи жестов — следовало экономить силы. Не поэтому ли немец всегда говорил коротко и по-военному. Привык. Вероятно давно здесь, во всяком случае, дольше Глеба. А вот ему всё здесь в диковинку.

Римляне понемногу стали отрываться от них. Ганц ещё пытался идти какое-то время наравне с ними, но они продолжали наращивать темп ходьбы, уходя в отрыв. Пару раз центурион бросал искоса взгляд назад. Если бы ни его яркая щётка на шлеме, Глеб давно потерял его с воинством. А так всякий раз реагировал на гребень.

— Петух… етить его!..

Тот снова что-то прокричал. И пара принципов с вальными щитами при дротиках отстала, продолжая удерживать в руках по копью, а мечи бряцать по поножам. Встали.

До Глеба дошло: они получили приказ дождаться их и непременно сопроводить в лагерь.

— А хрен вам в зубы… — процедил он сквозь сжатые зубы и даже губы.

Научился понемногу вести себя, не открывая рта. Выдыхался. Ганц также подустал. У него сбился шаг — заплетались ноги. Практически шатался — его водило из стороны в сторону. Того и гляди: ромеи добьют их, а не сопроводят к месту стоянки.

Обошлось… и без неприязни. Похоже, здесь и впрямь были свои правила и законы выживания. Из ума сразу, что не мешало держаться всем вместе независимо от собственной принадлежности к той или иной непримиримой расе. Врагами они были там — в привычном им мире, а здесь… А что здесь… Здесь твари и такие, что о вражде следовало повременить, если не окончательно забыть. Трудности объединяли, а смертельная опасность перед лицом нового и неведомого врага сплачивала тех, кто ещё совсем недавно готов был вцепиться голыми руками в глотку друг другу.

Принципы и впрямь были парнями без принципов, продолжали чеканить шаг, подсказывая своим ослабленным спутникам, в каком темпе им следует идти — делали это коротко и, ставя подошву целиком на раскалённую крупку пекла, отбивая такт.

— И раз… раз… — не то шептал в беспамятстве, не то бормотал в отчаянии Глеб.

— Ай… ай… — возможно считал в такт ему немец на родном языке, а возможно и покрикивал от нестерпимой боли.

А что ж он хотел, такова походная жизнь в пустыне. Это не на мотоциклете разъезжать, из-за чего температурный баланс не так влияет на тело — обдувает. Сейчас же припекало и нещадно.

Кровь не то что закипала, а, похоже, вовсе начала испаряться в жилах. Неровен час, давление подскочит до критической отметки, и тогда жди беды. Либо лёгкие разнесёт, либо что хуже того иной внутренний орган.

Печень раскалилась точно доменная печь. Ещё бы. На то и соответствующий орган по очистке и перегону крови. Поджелудочная и вовсе распухла. А глаза… казалось, вот-вот лопнут, или в лучшем случае польются кровавые слёзы. Голова также уже давно ничего не соображала и гудела, точно мартеновская труба.

Глеб не помнил, как споткнулся, а затем упал, угодив в тень. Принципы остановились над ним. Немец также рухнул без сил, решив: им разрешено устроить привал.

Ромеи не спешили покидать обессиленных спутников, о чём-то оживлённо шептались, перебрасываясь короткими фразами близкими по содержанию к тому, что им дальше делать с никчёмным балластом.

Сквозь затуманенное сознание Глеб покосился на них через тёмные линзы солнцезащитных очков. Так что римляне понятия не имели: он подглядывает за ними, пытаясь вникнуть в суть разговора. Потянулся рукой к рукояти от "ВАЛа". Сморщился.

Реакция была замечена сопроводителями. Один обернулся к нему, воткнув копьё в землю — то ли намерено, то ли…

Протянул руку… помощи, укрывая своим овальным щитом незнакомца от спадающего, но ещё столь знойно-палящего жара пекла.

Дышать и впрямь становилось легче с каждым новым мгновением. И откуда только силы взялись. Даже Ганц оживился. Они торопились. Шаг ускорялся и всё благодаря усилиям римлян. Те продолжали топтать раскалённую крошку ногами, что остывала всё больше. А раньше всем казалось: они идут по раскалённым углям гигантского пожарища, бушевавшего здесь не столь давно.

Потянуло гарью — и не от палёной плоти. Облака, точнее тучи — и выглядели не только клубами дыма, а на самом деле являлись ими. Опускались всё ниже и были тяжелы.

Римляне загремели древками копий по щитам в такт собственным шагам. Затем и вовсе стали выкрикивать боевой клич подобно слонам.

— Барра… барра…

— Ура-А-А… — сподобился один раз на гортанный выкрик Глеб. На этом всё — на большее его не хватило. Он заглох. Нет, глотку не обожгло как прежде, но неприятные ощущения повторились, правда, иного рода и толка. Он захлебнулся, глотнув приличную порцию дыма. Закашлялся.

Ганц также подавился, пряча рот и нос в платок или ту тряпицу, что помогала ему дышать в самую жару, а то было скинул, вдыхая облегчённо горячий, но не палящий как прежде жар пекла, поднёсшего путникам очередной сюрприз.

Это было выше человеческих сил, как казалось тогда Глебу — жар, потом дым с перепадом температурного баланса. И как ещё не наступил леденящий холод, а ничему бы не удивился, даже ледниковому периоду. Похоже, в его жизни наступил его аналог — тупиковый. Но римляне…

…Они шли как заводные. И тому были причины, и не те, что успели подкрепиться, разбирая тушу стервятника на охотничьи трофеи — заодно полакомились в меру. Продолжали раз за разом чеканить прежний шаг, всё ещё увеличивая скорость. Благо, не бежали, но со стороны и впрямь выглядело примерно как-то так.

— Марафонцы… мать их в такую-у-у… — затянул Глеб сквозь платок, придерживая рукой у рта и носа. Блеванул. И кажется даже кровью или иным запёкшимся сгустком во рту, что, скорее всего собой представляла слюна. Но вытолкнул из бронхов. — Зараза…

Римляне больше не обращали внимания на спутников, похоже, покинули их. Они торопились укрыться, словно опасались бури. О чём свидетельствовал усиливающийся порыв. Начало мести и прилично. С земли поднимало мелкую крупку стеной застилающей всякую видимость вокруг на расстоянии сотни метров, затем обозримое пространство резко сократилось до пары десятка шагов, и вовсе до вытянутой руки, а там и локтя.

— Ганц! Ганц…

В ответ ни звука — гробовая тишина.

— Немец, твою… — злился Глеб. — Вот где фашист!

Тот стал ему ближе тех, с кем недавно брал горный аул. Натерпелись разом — можно было даже сказать: в некотором роде породнились благодаря оружию, отбиваясь от чудовищных порождений неведомого измерения, в котором застряли и, похоже, навсегда. Теперь только сметрь способна избавить их от адских мук.

Неожиданно из мглы вынырнул остов древка копья, а с ним вытянутая рука принципа. Мелькнул щит, а за ним шлем римлянина.

Всё-таки вернулись — не бросили. Как сказать. Тот встал как вкопанный, не помышляя больше семенить ногами по хрустящей под сандалиями поверхности. И тут же объявился иной. Они примкнули к Глебу, принимая боевую стойку.