Мафия - Анатолий Безуглов

— Та-ак, — протянул сердито генерал, снимая очки. — Киреев… Неужели правда?

— Я из Скворцова показания на Доната Максимовича насильно не тянул, — сказал Ветлугин. — Директор сам разоткровенничался.

Когда касалось чести работников милиции, даже малейшие нарушения вызывали у Анатолия Филипповича болезненую реакцию, а тут такое…

— Хохлова проинформировали? — спросил он.

— Тут же, — кивнул капитан.

— И как он отреагировал?

— Хохлов считает, что Скворцов врет. Клевещет… Одним словом, и слышать не хочет. Мол, зачем наводить тень на плетень…

— Не желает портить отношения с Киреевым? — поднял недовольно брови Рунов.

— Я думаю, еще больше — с тестем Киреева.

— А вы-то сами верите показаниям Скворцова? — в упор посмотрел на Ветлугина генерал.

— Анатолий Филиппович, при чем здесь верю или не верю? Пока это только слова. Нужны факты. Но раз есть такие серьезные показания, требуется тщательная проверка. Отмахнуться от признаний Скворцова… Он покачал головой. — А если все это соответствует действительности?

— Неужели начальник ОБХСС взяточник? Этого только не хватало!

— Если замнем — грош нам цена, — вздохнул Ветлугин.

— Хорошо, Владимир Иванович, оставьте дело. Посоветуюсь с прокурором области. Решим.

— Что доложить Хохлову?

— Я сам позвоню ему, — сказал начальник УВД области, давая понять, что разговор окончен.

…Но прежде чем связаться с Хохловым, Анатолий Филлипович позвонил мне.

Мудрить, собственно, было нечего: сам бог велел проверять факты в отношении начальника ОБХСС нам, прокуратуре области.

На том и порешили.

Старший следователь облпрокуратуры, младший советник юстиции Николай Павлович Шмелев производил впечатление тугодума. Но если уж и была у него какая-то отличительная черта характера, так это обстоятельность. «Копал» он обычно медленно, зато уж никакого, даже малюсенького, белого пятнышка при расследовании не оставалось. Не было случая, чтобы дело, проведенное Шмелевым, суд вернул на дополнительное расследование.

Николай Павлович достиг пенсионного возраста, жил бобылем. Увлечение выбрал под стать своей натуре — все время, остающееся от работы, отдавал собиранию редких и старинных книг. Словом, библиоман. Хотя этого термина Шмелев не переносил. Именовал себя по-русски: книголюб. Самым ценным подарком для себя почитал томик издания этак двухсотлетней давности, с пожелтевшими страницами и изъеденным переплетом. Возиться с такой книженцией, приводить ее в божеский вид было для следователя истинным наслаждением. Николай Павлович имел дома соответствующий станочек и другой инструмент. Зная его хобби, знакомые обращались с просьбой привести в порядок пришедшую в ветхость любимую книгу — и никогда не слышали отказа. К переплетным работам он относился с таким же тщанием, как и к своему основному занятию — следствию.

Впрочем, неизвестно еще, что Николай Павлович больше любил в жизни…

Приняв к производству дело, Шмелев решил провести допрос коммерческого директора «Детского мира». Скворцов находился под стражей, а потому первая встреча произошла в следственном изоляторе.

Обвиняемому было сорок с небольшим. Его привели в щегольской комбинированной сорочке, за которыми охотятся самые отчаянные модники, фасонистых импортных брюках и туфлях. Но выглядел он каким-то помятым, опущенным, на лице — заметная щетина. Конечно, следственный изолятор не санаторий. Но некоторые в нем ухитрялись оставаться подтянутыми, словом, следили за собой. Таких раскалывать — семь потов сойдет. А вот что касается Скворцова, сразу видно: поставил на себе крест-Шмелев назвал себя, сказал, что ему поручено следствие по фактам, сообщенным им, Скворцовым, на прежних допросах.

— Сперва, Владлен Карпович, я хотел бы услышать, — начал Николай Павлович, — что толкнуло вас провернуть махинацию со школьными формами? Знали же, что идете на преступление.

— Разрешите закурить? — попросил Скворцов.

— Курите…

— Я вижу, вы воевали, — сказал подследственный, прикуривая дорогую сигарету от иностранной зажигалки.

На пиджаке следователя красовались три ряда орденских колодок.

— Воевал, — кивнул он.

— Я хоть и не воевал, но служил, — продолжал Скворцов. — Армия тогда армия, когда идут в ногу. Не так ли?

— Дважды два… — чуть усмехнулся следователь.

— Да и на гражданке, если что и может получиться, только когда общество тоже шагает дружно. На самом же деле? Сверху нас призывают: перестраивайтесь! Одни послушались призыва, перестраиваются, а другие? Как жили прежде, так и живут. Верно?

— Допустим, — сказал Шмелев, не зная, куда клонит подследственный.

— Выходит, шагаем-то вразброд! Я хочу жить честно, а мне не дают.

— Кто?

— Скорее уж — что. Система! Да-да, наша административно-командная система, которой перестройка не коснулась ни на йоту! — показал кончик мизинца Скворцов. — Представляете, еду за товаром, а мне от ворот поворот. Нету! Простите, чем же торговать? План летит, премия горит, люди разбегаются… Вы знаете, сколько не хватает работников в сфере торговли только в Южноморске?

— Знаю — много.

— Но кого это интересует? Никогошеньки. Как и то, откуда мне взять товар. Покупателям — вынь да положь. И коллективу… Иначе такой коммерческий директор не нужен. Вот и ломаешь голову, как выкрутиться. Поневоле вспомнишь застойные времена. — Скворцов горько усмехнулся. — А по сути — ушли ли они? — Он посмотрел на следователя и, не услышав ответа, продолжил: — Короче, пришлось сделать так, как делалось и раньше. Кругленькую сумму на лапу — и дефицит тебе тут как тут! В данном случае — школьная форма. Вы можете спросить, откуда у меня деньги для взятки? Отвечу: печатного станка нет. Зарплата — смех. А тут подвернулись кооператоры, предложили, ну я и… — Скворцов вздохнул. — Скажите, а как можно иначе? Что мне было делать?

— Прежде всего — задуматься. Ведь не в джунглях живете. Или никогда не слыхали про такие органы, как народный контроль, ОБХСС, прокуратура, суд? Советская власть существует…

— Да-да, и уже много лет, — усмехнулся Скворцов. — Восьмой десяток разменяла. А спекулянтов, воров, взяточников поубавилось? Увы! Судя по газетным выступлениям, год от года даже больше становится. Почему так происходит, Николай Павлович, объясните?!

— Целые институты ломают голову, а вы хотите, чтобы я сразу, одним махом…

— Ну тогда я вам скажу! В органах, которые вы назвали, служат люди, а не ангелы, как нам вдалбливали всю жизнь. Обыкновенные смертные. А они везде разные. И в торговле, и в милиции. Но, как сказал Жванецкий, что стережешь, то и имеешь… Возьмите Киреева. Закон для него — как собственная овчарка: на кого хочет, на того и науськает.

— Почему вы пришли к такому выводу?

— А к какому же я, простите, должен был прийти? — негодовал обвиняемый. — Я-то здесь, а он наслаждается волей. Хотя такой же преступник, как и я. Да-да, преступник! Но вас это почему-то не касается…

— Следствие только началось, — пожал плечами Шмелев. — Исходя из презумпции невиновности, никто не имеет права считать его преступником.

— А меня можно? — по-наполеоновски сложил руки Скворцов. — Выходит, эта самая презумпция одна для меня, работника торговли, а другая для начальника ОБХСС? Странно получается, гражданин следователь.

— Если вина Киреева будет доказана, — начал было Николай Павлович, но Скворцов запальчиво перебил:

— Ага! Акта, составленного Киреевым, оказалось достаточно, чтобы меня упечь в каталажку, а моих показаний недостаточно, чтобы посадить его в соседнюю камеру! Но между нами нет никакой разницы!

— Есть. Вам предъявили обвинение — вы признали себя виновным, — невозмутимо произнес следователь. — А Киреев…

— Предъявите и ему, — снова перебил Скворцов.

— Доказательства?

— Их навалом! Ваш Киреев берет с каждого. Слышите, с каж-до-го! Всех обложил данью. Магазины, ателье, столовые. Ни одного шашлычника не обошел стороной. А теперь кооперативы появились. Вот уж где раздолье для киреевых!

— Можете назвать конкретно, с кого, когда и сколько он брал?

Скворцов вдруг поник, словно из него выпустили пар.

— Нет, — произнес тихо.

— А откуда у вас такие сведения?

— Не беспокойтесь, сведения самые точные, — негромко, но твердо произнес обвиняемый. — Из надежных источников.

— Назовите их.

— А это уж увольте, — решительно заявил Скворцов. — У нас, в торговле, свои правила игры, и я их нарушать не буду. Я отвечаю лично только за себя.

Играю с вами честно: что касается моих грехов — весь как на ладони. Ничего не скрыл.

— А скрывать и не было смысла, — заметил следователь. — По документам все ясно. Никуда не денешься — подписи ваши… Хорошо, вы сами Кирееву давали?