Педология: Утопия и реальность - Арон Залкинд

Не будем здесь улавливать ханжескую фразеологию в буржуазной «свободе воспитания» при условиях свободной эксплуатации, — спор придется вести не на социологическом, а на биологическом фронте, так как биогенетисты оперируют психофизиологическим материалом.

Можно ли, надо ли целиком отвергнуть биогенетический закон в отношении к внеутробному детству? Конечно, нет. Это было бы вопиющей биологической безграмотностью. Древний опыт человечества не мог, понятно, не отразиться в биологическом фонде современного человека.

Вопрос лишь о том, в какой степени, в какой последовательности он воспроизводится, какова взаимозависимость его с новым опытом человечества, с какой силой подавляет он новую эволюцию, отбирая или отталкивая разнообразные ее элементы. Спор о количестве незаметно переходит тут в войну за качество, именно на вопросе о «степени» и заострится грядущий психофизиопедагогический бой.

Если будет «доказано», что мощь древнего биологического фундамента диктаторски распоряжается всеми молодыми накоплениями, отбирая их по-своему и приспособляя их к себе, — это определит целиком и пути, и темп нового биологического роста. При этой победе ультрабиогенетистов нелепо будет, конечно, мечтать о соответствии темпа и содержания биологической эволюции человека темпу и содержанию социальной его эволюции. Социалистический организм заставит долго себя ждать, природа человека бурно «взбунтуется» против насильственно вдавливаемого в нее социализма.

«Во имя предупреждения биологической гибели человека следует максимально смягчить темп и фон развертывающихся социальных событий; одним словом, долой пролетарскую, социалистическую революцию», — таков фактически главный социально-педагогический тезис биогенетистов, если обнажить их теории от сознательного и бессознательного ханжества.

К чему сводятся основные психофизиологические материалы биогенетистов? Момент рождения человеческого детеныша застает его на стадии повторения начальной истории первобытного человечества. Отсутствие, потом появление и рост нервно-координирующих аппаратов, постепенность развития органов чувств, смена первичных детских инстинктов, переход от ползанья к вертикальному положению, эволюция речи, типические черты растущего детского мышления и эволюционирующей эмоциональности, содержание и этапы развития интересов, игр и характерных действий подрастающего ребенка, — все это поочередно воспроизводит наиболее специфические периоды культурно-биологического продвижения всего человечества.

Отсюда, подавляющая часть детского возраста внутренне руководится социальным и биологическим опытом древности, и более молодая часть истории человечества проталкивается в организм лишь в последние, предзрелые годы развития, занимая, очевидно, в организме поверхностное, непрочное положение, оказываясь жалкой в своем биологическом влиянии.

Отсюда и «сугубая поверхностность» накоплений, образовавшихся в процессе личной жизни организма, — накоплений благоприобретенных, воспитанных, — вполне пассивная их роль, «рабская зависимость» от диктатуры древнего биологического фонда, который «отбирает» эти накопления «по своему вкусу» и «направляет» их по «своим» путям. Так как организм этим биологическим наследством спасал себя тысячелетия, — очевидно, премудрость последнего «вне подозрений», т. е. несомненны и права его на власть.

Отсюда же и бесправие новой среды, отсутствие у нее возможностей глубоко влиять на древний биологический фонд, — противопоставление древнего новому. Если мудрая природа, защищая внутриутробные периоды «изживаний», создала для бронировки особо благоприятную, непроницаемую для внешних влияний среду — в виде вод, находящихся в плодном мешке, — педагогика должна создать такие же «воды» в периоды внеутробного изживания.

Как мы видели, биогенетисты умело устраивают эти «водяные заграждения» (Дьюи и другие), и питомец их будет приходить к зрелости социальным «девственником», впитавшим современную реальность через призму древности, пропитавшим свой мозг надсовременной, надсоциальной романтикой.

Классовая целеустремленность этой платформы вполне ясна: как ребенок должен постепенно изжить этапы исторической эволюции человечества, так и все человечество должно очень и очень постепенно отходить от своего древнего опыта и медленно-медленно включаться в новую обстановку, тем более такую, в которой все старые отношения перекраиваются наизнанку.

Биогенетизм с подобной «диктаторской» установкой оказывается в научном отношении плохо подкованным. Он не подтверждается ни социальной, ни биологической историей человечества, не подкрепляется и современным материалом. Последние противодоказательства (наблюдения над современным ребенком) оказываются наиболее убедительными, выросли же они по преимуществу в советских условиях, где впервые проводится боевая попытка жестокого единоборства «новой педагогической среды» с «древним биофондом».

Каковы же исторические опровержения империалистических притязаний биогенетизма? В основе они сводятся к следующему. Метод аналогий между внутриутробным и послеутробным развитием оказывается гибельным.

Если стадии изменения рода измеряются колоссальными историческими периодами — десятками и сотнями тысячелетий, то стадии изменения вида можно исчислять в лучшем случае тысячелетиями, а в наше динамическое время даже не столетиями, а десятилетиями, подчас годами (периоды войн, революций). Десятки тысячелетий при медленно изменявшейся внешней среде конечно, глубоко врезаются в организм и потому сжато воспроизводятся, повторяются зародышем. Тысячелетия же, а сейчас столетия, десятилетия видового развития не представляют собой такого длительного срока, не создают таких прочных свойств, которые закрепились бы для автоматического их повторения, тем более, что мы вообще не знаем «чистого» человечества на протяжении тысячелетий и десятков тысячелетий.

Человеческие группы передвигались, одна раса врезалась в другую, одна стадия хозяйственной культуры пришлой или соседней группы внедрялась в другую, часто ломая ее. Эти передвижники, смещения, ломки не могли не отражаться и на унаследованном групповом биологическом опыте, сотрясая его, отрывая отдельные его элементы, заменяя их другими, новыми. Биологически однородного человечества, стройно развившейся однородной истории биологического развития человечества мы не знаем, т. е. не может быть и стройно «автоматического» воспроизведения никогда не существовавших этапов этого развития.

Как видим, действительная история древнего человечества плохо вяжется с «историей» в понимании ее биогенетистами.

Но этого еще мало. Новая история человечества оказывается еще более жестокой. Ведь она характеризуется могучим, все более нарастающим развитием производственных сил, заново перекраивающим всю окружающую человека среду. Производственный прогресс ломает и коверкает окружающую, так называемую естественную природу, все более подчиняя ее человеку. Человеческий организм, по мере освобождения себя от непосредственной власти естественной среды, все больше попадает под влияние тех условий, которые развиваются вместе с ростом производительных сил.

Все меньше зависит он от естественной природы (солнца, леса, реки и пр.), все глубже погружается он в усложняющуюся искусственную среду, созданную производством, в среду общественную. Рост индустриальной техники последнего столетия, обострение классовых отношений, классовой борьбы перекраивают заново всю установившуюся в период примитивного земледелия систему биологического опыта человека.

Люди пользуются конечностями, органами чувств, дышат и т. д. в современных городах при современном типе борьбы за существование далеко не так, с сильно изменившимися приемами в сравнении с тем, как это проделывалось их предками несколько столетий назад. Это меняет, конечно, и всю установку внутренних органов. Все так называемые «инстинкты», все так называемые «типические» законы пола, возраста, наследственности, все установившиеся некогда нормы основных функций (пищеварение, кровообращение, дыхание и т. д.) претерпевают сейчас, под давлением гигантски усложняющегося производственно-общественного бытия, и, в первую очередь, под влиянием классовой спецификации социальной среды, глубочайшие и достаточно быстро развертывающиеся метаморфозы.

Некогда твердая, мощная система древних биологических навыков человека, дававшая право говорить о почти прочных законах человеческой физиологии, зашаталась, раздробилась и начала расползаться по всем швам. Но окружающая производственно-общественная среда меняется сейчас с чрезвычайной быстротой, и человеческий организм не успевает зафиксировать устойчивую серию новых биологических свойств, способных, как бронирующий фонд, переходить по наследству.