Ночной хищник - Артур Макаров

— Послушай, апостол сомнительных операций… Меня вот что интересует. — Шувалов закурил и откинулся на спинку. — Как ты бы поступил, став владельцем большого количества меха?

— Я бы на нем спал, но спал плохо, — ответствовал Сева не задумываясь. — Потому что, если он грязный, то деть его некуда… Если бы я был глупый и больной, то мог попытаться разбазарить по мелочи, У знакомых. Но я умный и здоровый, поэтому с таким делом не свяжусь, даже под угрозой произвести меня в участковые.

— Стало быть, что мне останется, если я все же решусь его получить?

— Искать солидный выход на туда, — Сева неопределенно махнул рукой. — И молиться, чтобы все обошлось… Кое-какие гости рискуют вывозить ценное. Особенно, если прикрыты неприкосновенностью.

— Вот видишь, как приятно советоваться с умным человеком, — усмехнулся Шувалов. — Но меня сейчас интересует твоя тачка… Она где?

— За углом, у кафе. Надо подбросить? Могу вообще одолжить на время.

— Нет уж, только подбросить. Откуда бы у московского корреспондента здесь взялась личная машина? — укорил Шувалов. — Подозрительно я буду выглядеть в глазах интересующихся мной людей.

— А такие наметились? — внешне безучастно поинтересовался Сева.

— Храню иллюзию, что мной интересуются всегда, — поднялся Шувалов. — Пойдем к твоей стоянке… Об остальном еще поразмыслим, время пока есть.

А. В. Черенков, он же Харитонов, он же Любецкий, одно время Леха-Нырок, а теперь Леша-Нахал, шел по коридору Управления в сопровождении конвоира. И не сразу можно было узнать в пожилом, по-кареженном пережитым человеке того молодого балагурящего, с которым первый раз беседовал Таболов.

И подполковник почуял перемену, едва ввели конвоируемого. Отодвинул бумаги, облокотился на стол.

— Садитесь. Вы просили встречи со мной. Я слушаю.

— Разговор будет такой: мне зазря гореть неохота, — сказал Черенков. — Хоть и наше дело сидеть, где покажут, а годочки стали с весом, тяжело государственная баланда отрыгивается…

— Насчет годочков согласен, — кивнул Таболов. — Каждый, кому за сорок пять, их вес ощущает, а нам с вами больше.

— Вот и то-то! И получается, что столько лет берегся, а теперь чуть не под вышку за вонючих зверушек… Я того гада давно знаю!

— Кого? — быстро спросил Таболов. — Человека из пивного бара, да?

— Его. Лет двадцать назад вместе в колонии отбывали. Только он по другим статьям, за военные грехи… У немцев будто служил. Сам, конечно, кричал, что ошибка это. Да я не думаю…

Подполковник встал, прошелся, обойдя кресло с Черенковым, остановился подле.

— Слушайте… А вы не помните, под какой фамилией он тогда числился?

— Фамилия? — сморщил лоб Черенков. — Как же это… На бэ, вроде. Бу… Нет, не помню, а врать не хочу.

— Врать нехорошо, — согласился Николай Кузьмич. — И не к месту… Не Маркин, а?

— Он? Не-ет, это — нет. Не Маркин никак!

— Так, — подполковник выдернул из папки на столе фотографию, поднес ближе: — Он?

— Его хохотальник, точно, — кивнул Леша-Нахал. — Я так думаю, он тот складик заделал, а нас как фраеров прокатил… Так ведь, если бог есть, еще встретимся! Зря он со мной нехорошо поступил.

— Вы сказали — «нас»? — быстро спросил Таболов. — Почему — вас, если вы были один?

— Потому что про Шмеля я наслышан… Вы своих ребят знаете, а мы — своих. Он в серьезных числился, Шмель. — Черенков поднял глаза на подполковника и говорил медленно, как бы додумывая на ходу. — Я на койке лежал и прикидывал нынче… Он ведь как мог, этот Дед подлючий? Меня навел и Шмеля, скажем, навел… Оставил шкурок ерунду, остальное сам взял и ушел. Кто-то из нас, по его расчету, обязательно на дело выйдет… Значит, в случае чего, с нас и спрос, раз мы под-учетчики! Я ведь вспо-омнил, как он напирал, чтоб я ровно в три на место вышел. А я подзадержался… Что, если Шмеля он на позже выводил? Мы и столкнулись, как собаки на кости! Вот истинный крест, — Леша-Нахал размашисто перекрестился. —

Не хотел я чужой жизни вредить… С испуга кого-то толкнул! Сами посудите: зачем мне своего было гробить? Да всегда б договорились, узнай я его… Старик все это обтяпал, верное слово! Его, гниду, и ищите.

— А вы не предполагаете, Черенков, где он может отсиживаться?

— Вот не скажу… А знал бы — сказал, верное слово, гражданин Таболов! Только по нашим захоронкам его бесполезно нюхать: я успел крикнуть на волю, какой он мне сюрприз угадал.

— Успели? Та-ак… Учтется вам, Черенков, ваше заявление. Сейчас в соседнем кабинете другой товарищ все запишет с ваших слов, а вы уж поточней и поподробней все изложите.

— Теперь темнить нечего, — поднимаясь, развел руками Черенков. — В открытую пошел, так и решил.

Его выводили, а в кабинет вошел капитан Шорохов, положил перед начальством лист протокола.

— Сто шестьдесят шкурок? — прочитав, посмотрел на него Таболов. — Щедрее стали наши партнеры, забеспокоились… Как он выглядит, волнуется, да?

— Очень, Николай Кузьмич. Я на всякий случай врача пригласил: вдруг давление или что.

— Правильно сделали. Просите его. Именно просите, вежливо!

Шорохов вышел и вернулся с Барковым.

— Здравствуйте, гражданин Таболов, — тихо сказал Барков.

— Здравствуйте, товарищ Барков, — улыбнулся подполковник. — Ждал я вас, Владимир Семенович, и рад видеть! Усаживайтесь.

— Ждали? Почему… ждали? Не понимаю.

— Сейчас, сейчас… Вот, — протянул изъятый у Черенкова листок календаря Таболов. — Из вашего численника листочек?

— Да… Из моего. Это я свой телефон одному клиенту записывал, а отдать не пришлось. Так и остался… А как он к вам попал? — изумился Барков.

— Сложным путем. Шкурки-то к вам тоже непросто попали: очень кто-то хочет, чтобы вы виноватым выявились! Поможем им, Владимир Семенович?

— Ну, если надо… В интересах дела я готов, но необходимо, чтобы мое руководство знало истину.

— Будет знать обязательно, — успокоил Таболов. — Но пока мы вас якобы арестуем.

— Я уже сказал: как нужно для дела, — стоически отреагировал Владимир Семенович. — А как же аукцион без меня? Столько вопросов, там очень сложно, вы не думайте…

— К началу аукциона и партия куницы и вы будете на месте. — Подполковник сел за стол, крепко положил на него ладони. — Будете, это я вам говорю!

В небольшом номере царил беспорядок, который позволяет себе человек, живущий один. Выйдя из ванной, Шувалов причесал перед зеркалом шкафа мокрые волосы, натянул рубашку. И, на ходу надевая пиджак, вышел из номера.

Принимая ключ, моложавая дежурная улыбнулась кокетливо:

— А что говорить, если станут спрашивать?

— Принимаю по субботам и воскресеньям, с шести до одиннадцати. Но не станут, к сожалению.

Войдя в лифт, оказался зажатым между очень высокими неграми в спортивных костюмах. Негры болтали, посмеивались.

Вестибюль пересекал спешно, и с разгона не сразу остановился, услышав:

— Шувалов! Виктор Сергеевич… Минутку!

Васин, подходя, тянул руку, заговорил раскаянно:

— Слушай, прости меня, дурака… Ну попал в аховое положение между двух баб, взвинтился сгоряча! Разве приятно, когда тебя в этаком компоте застают? Пойми.

— Я пойму, положим, а вот человечество не переживет потери закоренелого холостяка… Имею в виду лучшую половину человечества. — Рассмеявшись, Шувалов хлопнул по протянутой руке: — Ладно, мир!

— Мир. Хорошо, что ты меня не отпихнул, — Васин поймал и задержал его ладонь. — Горе у меня, Витя… Володю Баркова, арестовали, а он честнейший человек! Дурью они там мучаются, раз таких, как Барков, хватают!.. Или для престижа стараются?

— Престиж тогда появится, когда меха вернут. Но и дыма без огня не бывает! Он мне не очень показался, ваш Барков.

— Да что ты о нем знаешь? — возмутился Васин. — А я с ним нюх в нюх какой год…

— Шуми тихо, иностранцы внимание обращают, — потянул его к выходу Шувалов. — Не подбросишь меня к своей конторе?

— Да? — прикинул Васин. — Мне, вообще, надо в одно местечко… Но я по дороге заскочу, едем!

Закуривая в машине, Шувалов протянул пачку спутнику, и тот замотал головой:

— Не буду… Вчера и перебрал и перекурил. Во рту словно полк солдат ночевку произвел. Травись сам.

— Догуливаешь перед свадьбой? Это какой у тебя заход?

— Первый, представь… Но невеста хороша, хоть разок успела замуж сбегать. А уж папахен ее! — Васин чересчур лихо обжал идущий впереди «Москвич» и посмотрел в зеркальце. — Дарницкий, Лев Михайлович, не слыхал? Со всеми болезнями чудеса вытворяет.

— Так уж и со всеми! — усомнился Шувалов. — А после скандала не разрушится сговор? Смотри.

— Я и смотрю! помрачневший Васин резко взял вправо, прижался к тротуару, затормозил. — Посиди минутку… Я скоро.