Холодный город - Холли Блэк

Ей трудно было оставаться настороже, трудно было не думать о доме, о телах, лежащих в его комнатах. Каждый раз, стоило ей моргнуть, перед глазами вставали забрызганные кровью стены. А вместе с этим возвращалось воспоминание о зубах вампира, царапающих ногу, о руке, стискивающей щиколотку.

В школе им показывали фильмы о том, как распространяется инфекция. Там была картинка, изображавшая рот вампира и рот человека. Она вспомнила эту схему, раскрашенную синим, желтым, красным и розовым. Клыки вампиров были длиннее человеческих и имели узкие каналы, направлявшие кровь прямо в горло твари. Когда вампир вонзал зубы в жертву, немного его собственной отравленной крови попадало в рану, заражая человека. Она слышала о похожих случаях, когда зубы входили в плоть не полностью. Иногда все обходилось, иногда нет. Если за сорок восемь часов симптомы не появятся – значит, судьба ее хранит.

Эйдан подрулил к одной из колонок.

– Мы не можем ехать дальше без всякого плана. Нам надо попасть куда-то.

– Знаю, – сказала она, в панике обдумывая все снова и снова. Каждый новый план казался ей хуже предыдущего. Она чувствовала себя так, словно уже готова выпрыгнуть из собственной кожи.

Когда Эйдан открыл дверь, прядь волос упала ему на глаза. Он откинул ее назад – так же, как всегда. Такой обычный, нормальный жест сейчас, когда все настолько ненормально, и в первую очередь с ним, заставил ее судорожно сглотнуть.

Он потянулся к насосу, выбрав обычный неэтилированный бензин.

Тана подумала, что все происходит слишком быстро и слишком медленно одновременно. Пока они ехали, она боялась сказать хоть слово; стоит ей начать, она не выдержит и расскажет все, что чувствует на самом деле. Тогда она не сможет дальше делать вид, что контролирует ситуацию.

– Купим карту и составим план, – произнесла она, надеясь, что он не заметит ее усталости. Если она проявит слабость, то ее легче будет счесть добычей. Она заставила себя говорить уверенно. – В любом случае я сначала пойду в туалет, приведу себя в порядок. Встретимся в супермаркете, когда ты разберешься с бензином.

Из багажника донесся тихий удар. Габриэль лежал там, ожидая, что его выпустят. Но что он будет делать потом? Может, просто бросить его на обочине и надеяться на лучшее?

– Мы сейчас вернемся, – сказала Тана, и, несмотря на все усилия, ее голос дрогнул.

Забросив сумочку на плечо и схватив ботинки, она твердым шагом двинулась вперед, пока не дошла до угла супермаркета, откуда пустилась бежать и не останавливалась до туалета. Там она захлопнула и заперла за собой дверь. Прежде чем это помогло, она начала всхлипывать. Тана плакала и плакала, слезы текли не переставая. Она сползла по стене, рыдая так, что не могла дышать. Она ударила кулаками по отошедшей плитке на полу, надеясь, что от боли придет в себя.

«Шок, – подумала Тана. – У меня шок». Но она толком не понимала, что это значит. Только что это плохо и что это бывает в кино. В кино, впрочем, люди быстро отходили от шока. Как правило, с помощью пощечины.

Поднявшись на ноги, она ударила себя по щеке. Щека отражения в зеркале над грязной раковиной налилась розовым. Лучше не стало.

Несколько секунд Тана просто стояла, глядя на свое отражение, пока не вспомнила, что собиралась привести себя в порядок. Она вымыла в раковине руки и плеснула водой на ноги, чтобы оттереть кровь. Царапина на внутренней стороне колена была хорошо заметна, но не выглядела распухшей и посиневшей. Глубокой она тоже не казалась и на вид не представляла собой ничего серьезного – уж точно ничего такого, что могло бы превратить ее в монстра. Дрожащими руками Тана промыла царапину антибактериальным мылом, надеясь, что удастся уничтожить заразу, прежде чем та разойдется по всему организму. Потом она прислонилась к запертой двери и принялась завязывать ботинки, туго затягивая шнурки. Покончив с этим, она позвонила Полине.

Тана набрала номер автоматически, поддавшись желанию сбежать от происходящего. Она не могла ни о чем думать, пока ждала ответа. В ее сознании не осталось ничего кроме чувства, что если Полина возьмет трубку, какое-то время все будет в порядке. Тана не знала, что скажет, не представляла, какими словами объяснит, где она сейчас и что случилось. В доме Лэнса она действовала импульсивно, руководствуясь инстинктом, который подсказывал ей, что сейчас надо всех спасти, а беспокоиться о последствиях можно будет потом. И вот «потом» наступило. Оно ждало по другую сторону двери. И Тана могла только предвосхитить его.

– Алло? – громко сказала Полина. На заднем фоне слышалась музыка.

– Привет! – ответила Тана, как будто все было в порядке. Притворяться оказалось приятно. Ее плечи немного расслабились. – Что делаешь?

– Погоди, перейду в другую комнату. Тут столько всего.

На другом конце захлопнулась дверь, и музыка стала тише. Полина принялась рассказывать Тане о Дэвиде – ее парне из театральной школы, ну, или вроде того. Дома у него была девушка, они встречались со средней школы, но он все лето подавал Полине какие-то странные знаки. Они эмоционально разговаривали, а потом он выдумывал предлог, чтобы прикоснуться к ней во время импровизации, мучительно заламывая руки. Его девушка должна приехать во вторник, но Дэвид только что поцеловал Полину, и она не знала, что и думать.

Тана почувствовала волну облегчения – эти проблемы были чем-то знакомым. Она отодвинулась от двери, закинула голову назад и закрыла глаза. Можно было перебить Полину, рассказать ей об этой кошмарной поездке сквозь тьму с зажатой в руке монтировкой, рассказать о вампирах и о бойне в доме Лэнса. И о царапине на ноге. Но в этом случае ей пришлось бы снова обо всем этом вспомнить. Так что она просто выслушала рассказ Полины, потом они его немного пообсуждали. А когда Полина спросила, как у нее дела, Тана сказала, что все в порядке. С ней все в порядке, с вечеринкой все в порядке. Все в порядке, в порядке, в порядке.

– Что-то у тебя странный голос, – сказала Полина. – Ты что, плакала?

Тана задумалась, не попросить ли Полину найти какое-нибудь заброшенное место с дверью. Где Тана могла бы просидеть несколько недель взаперти с запасами воды и батончиков мюсли. Полина сделала бы это для нее. Тана знала, что она это сделает. А через неделю, когда Тана начала бы выть, кричать и умолять ее выпустить, возможно, Полина сделала бы и это.

Риск был слишком велик.

Поэтому Тана ответила, что с ней все в полном, полном порядке. Потом Полине пришлось положить трубку, потому что отбой в лагере в девять, а ей еще нужно было дойти из общей комнаты до спальни.

Еще через несколько минут Тана отключила и убрала телефон, стараясь удержать это ощущение нормальности. Но чем дольше она стояла на месте, тем сильнее сводило желудок от страха, тем сильнее ее знобило.

Она не должна поддаваться инфекции. Она должна оставаться здоровой, чтобы они с Полиной переехали в Калифорнию после выпускного как и планировали. Там они снимут крохотную квартирку. И Тана найдет себе скучную, но стабильную работу – может, устроится официанткой, будет сидеть на ресепшен в тату-студии или в салоне печати и они получат скидку на печать фотографий, – а Полина станет ходить на свои пробы. Они будут помогать друг другу краситься, как те девушки с плакатов из пятидесятых, и меняться одеждой. А еще – купаться в Тихом океане и сидеть под пальмами, а легкий бриз будет трепать их покрытые солью волосы.

Наконец Тана поняла, что не может больше оставаться в туалете. Она открыла дверь, приготовившись к атаке, к тому, что кто-то из вампиров мог последовать за ней. Но снаружи никого не было – только освещенные прожекторами бетонная площадка и лес за ней. Стояла липкая жара, вдалеке слышалось пение цикад. Не думая, что кто-то может счесть ее дурочкой, боящейся темноты, Тана бросилась бежать к ярко освещенному супермаркету и остановилась только у его двери, жалея, что оставила монтировку в машине. Хотя неизвестно, можно входить с такими штуками в магазин.

Кассир с другой стороны пуленепробиваемого стекла ухмыльнулся ей как человек, уверенный в своей безопасности. Его рыжие волосы, уложенные гелем, торчали во все стороны.

Высоко на стене висел маленький телевизор. Передавали новости из спрингфилдского Холодного города. Демония представляла зрителям новых гостей на Вечном балу – вечеринке, которая началась в 2004 году и продолжалась до сих пор.

На заднем плане парни и девушки раскачивались в воздухе на резиновых лентах. Камера повернулась к танцполу, показывая публику. У некоторых на сгибе локтя виднелись трубки капельниц. Камера задержалась на мальчике лет девяти, который протягивал бумажный стаканчик худой девушке со светлыми волосами. Она наклонилась, повернула кран на трубке, и в стаканчик полилась тонкая струйка крови, красной, как глаза мальчика и как его язык, который он быстро высунул, чтобы слизнуть капли с края стаканчика. Камера повернулась, чтобы зрители могли оценить величественность здания. В окна наверху было вставлено темное стекло, не пропускавшее свет, способный испепелить некоторых участников праздника.