Пещера Восходящего Солнца - Елена Су

На, как казалось Цаце, тактичный вопрос «ЧТО ЭТО?», Жанна, протягивая второй слог и хлопая ресницами, ответила: «Ушастик». Цокнув языком и картинно закатив глаза, Цаца пробурчала что-то неразборчивое и быстрым шагом направилась вперед. Больше к этому вопросу они не возвращались. И Цаца честно старалась забыть о зайце, чтобы не раздражаться.

Жанна попала на работу в телецентр, откликнувшись на стандартное объявление одной из газет с вакансиями. Затем успешно прошла собеседование и воодушевленно приступила к своей первой в жизни работе. Это лишь кажется, что в «Останкино» вход открыт для избранных. Например, чтобы устроиться администратором, подбирающим статистов, зрителей для бесконечных дневных телешоу, особого таланта не требуется. Эта вакансия открыта всегда, так как у любого человека, даже беззаветно любящего телевидение, существует конечное количество знакомых и родственников, способных выручить его своим присутствием на съемках в определенный день и час. И рано или поздно они выдыхаются, чувствуя полную безысходность и бессилие от необходимости очередного набора группы из шестидесяти человек. А вот позиция парикмахера-визажиста, гримирующего и причесывающего тех самых статистов, была более-менее стабильной и надежной. Тебе подгоняют группу разношерстных личностей, твоя задача – привести их в надлежащий вид. Как правило, людям нравилось видеть свой посветлевший облик, и они сердечно благодарили Жанну за это. Платили немного, ссылаясь на «престиж» работы на телевидении, рабочий день был ненормированным, но Жанну все устраивало.

***

– Эй, голубки! Вы идете или как? – Боля кричал, стоя на выходе из сувенирных рядов симферопольского рынка.

Паша и Жанна растерянно искали его глазами.

– Я здесь! Идите сюда!

Они не размыкая объятий стали просачиваться сквозь плотную толпу. Пара подошла ближе, и Боля понял причину заминки. Жанна держала в руках довольно симпатичную фенечку, сделанную местными умельцами. Она продолжала уговаривать Пашу надеть ее. Тот что-то неуверенно канючил, уткнувшсь в ее шею и продолжая обнимать.

– Боля, ну скажи, что она милая? – обратилась Жанна за поддержкой к другу. Капризные нотки в ее голосе всегда звучали нежно. – Я хотела сделать Паше приятное, а он не хочет даже примерить…

– Паша, как ты можешь! – и Боля загоготал.

Паша, припертый к стенке, ненавидящий всю эту сувенирную дребедень, решил сдаться. И тут же был вознагражден поцелуем и сиянием любимых глаз. Он решил, что не такая уж это и жертва за такой бонус. Ну и что, что он будет носить эту бессмыслицу весь поход, зато Жанна довольна и счастлива, а значит и он доволен и счастлив. А большего ему и не требуется.

Боле пришлось силой прервать их затянувшееся воркование. Он взял обоих под руки и почти насильно вывел за пределы привокзального рынка, подальше от сувениров.

Антон

Бабло побеждает зло, или Чебурашка, у которого нет друзей

Антон и Вика росли в одном дворе. Все беззаботное детство они носились сломя голову, играя с другими детьми в Казаков-разбойников, выбивного42, слежку за случайным прохожим, или покоряли огромное дерево высотой с пятиэтажку, стоявшее на пустыре за соседним домом. Командовала обычно Вика, но Антону это даже нравилось. Делала она это не демонстративно и громко, как другие, а молча обдумывала стратегию и потом твердо ее озвучивала. Антон был одного возраста с Викой, но всегда чувствовал ее особенную взрослость. Когда пришел подростковый возраст, Вика превратилась в застенчивую нескладную девчонку, которая густо краснела, почувствовав малейшую неловкость. Теперь она не спешила высказывать свои даже самые стройные умозаключения. Антон заметил эту перемену, но никак не мог взять в толк, что же случилось с его дружбаном Викулей. Через пару лет, когда и он начал стремительно взрослеть, новая Вика стала вызывать у него новые, еще никогда не испытываемые ощущения. И думал о ней он теперь как-то по-другому. Мысль, что он влюбился, посещала его, но была недоказуема. Все сомнения отпали, когда они вместе пошли летом на ставок43. И он, обожающий нырять и переплывать ставки на скорость, так и не смог раздеться и искупаться. Сидя на пляже одетым, он неотрывно глядел на Вику в голубом с крупными цветами купальнике.

Родители отдали их учиться в разные школы. Но Антон часто встречал Вику после занятий и они вместе шли домой, болтая обо всем на свете.

А потом влюбилась Вика. По уши. Не в Антона. Любовь оказалась невзаимной. Своими страданиями она делилась с Антоном, не понимая, как ранит его поток этих чувств к тому, другому парню. Его рвало на куски от злости, непонимания, почему Вика предпочла не его. Но он молчал стиснув зубы, надеясь, что сама поймет, как он к ней относится.

Через год Вика уехала учиться в Москву. Поначалу они переписывались, иногда говорили по телефону. Постепенно общение сошло на нет. Высказывания Антона по любому поводу становились все более резкими, безапелляционными, критикующими всех и все. Будь то внешняя политика страны или рождение второго ребенка у одного из его одноклассников, рано создавшего семью, которого Антон раньше называл другом. Сейчас же эта категория – друг – выпала из его карты мира. Он погрузился в более интригующую и выгодную атмосферу коллектива ведущей компании-производителя кондитерских изделий на Украине. Положение в стране было тяжелое. Родители и Антона и Вики в полной мере ощутили это на себе. Тем более значимо было устройство Антона на такое перспективное место работы.

После окончания четвертого курса Донецкого Государственного Университета Антон самостоятельно прошел непростой отбор и был приглашен на должность рядового менеджера по продажам в филиал той самой компании.

Организация исповедовала семейный стиль работы. Каждый сотрудник кому-то кем-то обязательно приходился. Случайных людей не допускали в святая святых. Видимо, в связи с расширением был объявлен конкурс. Судя по заданиям тестирования, искали гениев, не меньше.

В период ожидания результатов конкурса, накануне отъезда Вики в Москву, они увиделись в последний раз перед долгой разлукой. До полуночи гуляли по пустынным улочкам родного города, прошлись по жухлой траве берега реки Солёная. Антон тогда еще был легкий, смешливый, теплый. Вика чаще молчала, с удовольствием слушая его неиссякаемый поток красноречия.

Когда пришло время проститься у подъезда ее дома, Вика совсем загрустила. Вздохи, незаметные для нее, то и дело прорывались в затянувшихся паузах. Антон не чувствовал своего напряжения. Он был собран и сосредоточен, как спортсмен перед прыжком. Сердце четко, сильно пробивало изнутри грудную клетку. Вика еще раз вздохнула, подняла глаза на Антона и прижалась к нему по-детски, забрав кулачки под подбородок, положила голову к нему на грудь. И он ее обнял. По-другому, не так как раньше. Вбирая всю ее в себя, хотя руки при этом бережно сжимали ее плечи.

– Я люблю тебя. – Глухим, чужим, но твердым голосом произнес Антон.

Несколько секунд он еще чувствовал в своих руках расслабленное, податливое тело, но вдруг оно застыло, превратилось в камень. Вика отстранилась, удивленно, с нескрываемым страхом, посмотрела ему в глаза.

Раз, два, три, четыре, пять… Эти несколько секунд длились для каждого из них вечность. И тут губы Антона растянулись в ухмылке, как обычно, когда он подшучивал над кем-то не по-доброму, а с подковыркой:

– В смысле – приезжай почаще, скучать буду! – он неуклюже засмеялся.

Вика еще раз вгляделась в его глаза. Там застыл живой огонек, который, исчезая, сделал взгляд жестким, хотя губы по-прежнему улыбались.

Антона выбрали среди тридцати пяти кандидатов. Несколько раз он выходил на связь, обсуждая с Викой новую для него сферу и способы выживания в непростых офисных интригах. Он чувствовал себя аборигеном на далеком острове. Казалось, что все эти люди устроены как-то иначе. Как можно объяснить желание утопить другого во что бы то ни стало? А потом преподнести утопленному эту гадость под соусом «тяжело-в-учении-легко-в-бою», претендуя на роль доброго наставника, пользующегося запрещенными болезненными приемами исключительно во благо?

Ситуацию с признанием они не обсуждали, избегая даже намека на нее. Вика не хотела принимать реальность, в которой Антон любил ее не как друга. Но уверить себя в обратном не получалось. В памяти непрошено всплывали события, говорящие о его чувствах. Но Вика тогда не могла даже помыслить о такой вероятности, она вообще всего этого не замечала. Оглушенная его признанием, сбитая с толку, она понимала лишь одно – она не может ответить ему взаимностью. Но и смелости открыто сказать об этом ей недоставало.