Тайна Найтингейла - Филлис Джеймс

Испугавшись, как бы эта неожиданная и постыдная враждебность, с такой силой охватившая ее, не передалась Гудейл, Дэйкерс отвела взгляд от головы, склоненной в столь смущающей близости от нее, и внимательно посмотрела вокруг. За три года учебы она так привыкла к этой комнате, что перестала обращать внимание на архитектурные детали и обстановку. А сегодня вдруг увидела все так отчетливо, будто эта комната не имела никакого отношения к ней самой или к ее жизни. Слишком большая, чтобы быть уютной, комната была обставлена так, словно на протяжении многих лет в ней накапливались, приспосабливаясь под ее нужды, совершенно случайные предметы. Должно быть, когда-то это была элегантная гостиная, но с тех пор прошло много времени, и на стенах, давно лишившихся обоев (в результате ремонта, сделанного, по слухам, когда были на это деньги), уже облупилась масляная краска. Красивый камин с резьбой по мрамору, обрамленный дубовыми панелями, был оборудован большой газовой печью — старой уродиной, которая тем не менее до сих пор удивительно исправно работала, со свистом нагнетая тепло даже в самые дальние углы комнаты. Изящный столик красного дерева, стоящий у дальней стены с кучей журналов, был, возможно, завещан самим Джоном Карпендаром. Но, регулярно протирая от пыли, его редко полировали, и теперь его потускневшая поверхность была вся в глубоких царапинах и трещинах. Слева от камина, нелепым контрастом к нему, стоял большой современный телевизор, подарок Общества друзей больницы. Перед ним — огромный, обитый кретоном, продавленный диван и одно-единственное кресло с такой же обшивкой. Остальные кресла были похожи на те, что стояли в амбулаторном отделении больницы, только слишком старые и потертые, чтоб можно было использовать их для пациентов. Подлокотники из светлого дерева загрязнились, а разноцветные виниловые сиденья растянулись и провисли, и теперь, в тепле от камина, от них исходил неприятный запах. Одно кресло, — то, что с красным сиденьем, — было не занято. Его неизменно выбирала Пирс. Считая ниже своего достоинства сидеть в тесноте на диване, она обычно садилась здесь, немного поодаль от учениц, сгрудившихся вокруг телевизора, и смотрела на экран с нарочитым равнодушием, словно запросто могла отказаться от такого развлечения. Время от времени она опускала глаза на лежавшую на коленях книгу, демонстрируя, как ей надоела вся эта увеселительная белиберда. Ее присутствие, подумала Дэйкерс, всех как-то тяготило. Атмосфера в студенческой гостиной всегда была более легкой и непринужденной без этой прямой и строгой фигуры. Но пустое кресло с продавленным сиденьем и того хуже. Хорошо бы набраться храбрости, думала Дэйкерс, подойти и переставить его в один ряд с другими креслами вокруг телевизора и с беззаботным видом усесться в его провисшую вмятину, изгнав раз и навсегда гнетущий призрак. Интересно, а что чувствуют другие девочки? Но ведь не спросишь! Неужели двойняшки Берт, усевшиеся рядом на широченном диване, и вправду с таким интересом смотрят старый гангстерский фильм? Обе вязали толстые свитера, которые неизменно носили зимой, быстро работая пальцами и не сводя глаз с экрана. Рядом с ними развалилась в кресле Фаллон, небрежно перекинув одну ногу через подлокотник. Она только сегодня вернулась в училище после болезни, все еще бледная и осунувшаяся. Неужели ее и вправду занимает этот прилизанный герой с чересчур широкими подложными плечами и в дурацкой шляпе с широкой лентой, герой, чей голос вперемежку с ружейными выстрелами гремит по всей комнате? Или ей тоже не по себе от этого пустого красного кресла, от продавленного сиденья, от округлых подлокотников, отполированных руками Пирс?

Дэйкерс передернулась. Настенные часы показывали уже больше половины десятого. За окном поднимался ветер. Явно собиралась буря. В редкие промежутки, когда затихал телевизор, она слышала скрип и шелест деревьев и представляла, как последние листья мягко падают на траву и дорожку, отгораживая Дом Найтингейла от остального мира слякотным кольцом безмолвного увядания. Она заставила себя взяться за перо. Она просто должна закончить письмо! Скоро уже надо ложиться спать, и, пожелав спокойной ночи, одна за одной уйдут все ученицы, а ей придется в одиночестве тащиться по плохо освещенной лестнице и длинному темному коридору. Правда, здесь все еще будет сидеть Джо Фаллон. Она никогда не ложится спать раньше, чем закончится телевизионная программа. После этого она одна поднимается наверх, чтобы приготовить себе горячее виски с лимоном. Всем известны неизменные привычки Фаллон. Но у Дэйкерс не хватало духу остаться с нею наедине. Все что угодно, только не общество Фаллон, пусть даже придется одной пройти этот пугающий путь от гостиной до собственной постели.

Она снова взялась за письмо.

«Только, пожалуйста, мамочка, не беспокойся насчет убийства».

Немыслимо оставлять такую фразу: она мгновенно поняла это, едва увидела слова на бумаге. Надо каким-то образом избегать этого страшного слова, от которого пахнет кровью. Она сделала новую попытку.

«Только пожалуйста, мамочка, не волнуйся из-за того, что пишут в газетах. В самом деле, не стоит. Я в полной безопасности и всем довольна, и никто всерьез не верит, что Пирс была убита намеренно».

Это, конечно, неправда. Некоторые наверняка считали, что Пирс была убита намеренно, а иначе что тут делать полиции? Нелепо было также предполагать, что яд попал в питательную смесь случайно или что Пирс — богобоязненная, добросовестная и в общем-то туповатая Пирс — могла додуматься убить себя таким мучительным и вместе с тем эффектным способом. Дэйкерс продолжала:

«У нас здесь до сих пор находятся полицейские из местного отделения криминальной полиции, хотя приходят к нам уже не так часто. К нам, ученицам, они очень добры, и я не думаю, что они кого-то подозревают. Бедняжку Пирс недолюбливали, но нелепо думать, что кому-то из нас могло прийти в голову погубить ее».

На самом ли деле полицейские были добры? — задумалась она. Они, безусловно, были очень корректны, очень вежливы. Выдали весь обычный набор успокоительных банальных фраз о том, как важно сотрудничать с ними в расследовании этой ужасной трагедии, говорить только правду, ничего не скрывать, каким бы мелким и незначительным что-то ни казалось. Ни один из них не повысил голоса, ни один не грубил и не угрожал. Но все они внушали страх. Само их присутствие в Доме Найтингейла, присутствие уверенных, сильных мужчин, так же, как и запертая дверь демонстрационной комнаты, постоянно напоминали о страшной трагедии. Больше всех наводил на Дэйкерс страх инспектор Бейли. Это был крупный румяный круглолицый мужчина, чей дружелюбный голос и манера разговаривать, словно он твой добрый дядюшка, никак не вязались с холодным взглядом маленьких поросячьих глазок, и это лишало ее присутствия духа. Допросы, допросы, допросы… Она до сих пор вспоминала эти нескончаемые встречи с ним и то, как она вся напрягалась, чтобы выдержать его пронизывающий взгляд.

— Мне сказали, что вы расстроились больше всех, когда умерла Пирс. Наверно, она была вашей близкой подругой?

— Нет. Вовсе нет. Не близкой подругой. Я почти не знала ее.

— Ну вот это удивительно! После чуть ли не трех лет учебы вместе! Я-то думал, что раз вы здесь все вместе живете и занимаетесь, то должны очень хорошо знать друг друга.

Она постаралась объяснить.

— В каком-то смысле это так и есть. Мы знаем привычки друг друга. Но я на самом деле не знала, что она собой представляет; я имею в виду — как человек.

Дурацкий ответ. Как еще можно знать кого-то, если не как человека? И это была неправда. Она знала Пирс. И знала очень хорошо.

— Но вы с ней ладили? Между вами не было каких-то ссор или чего-нибудь в этом роде? Никаких недоразумений?

Странное слово — недоразумение. Перед ее глазами снова возникла эта гротескная фигура, судорожно качнувшаяся вперед, пальцы, тщетно скребущие по воздуху, тонкая трубка зонда, растягивающая рот в подобие раны… Нет, никаких недоразумений не было.

— А другие ученицы? Они тоже ладили с сестрой Пирс? Между ними не пробегала черная кошка?

Черная кошка. Дурацкое выражение. А какое есть с противоположным значением? Белая кошка? Между нами была только белая кошка. Белая кошка смерти Пирс. Она ответила:

— Насколько мне известно, у нее не было врагов. А если кто-то и недолюбливал ее, то не стал бы ее убивать.

— Все вы так говорите. Но ведь кто-то же убил ее, не так ли? Если только этот яд предназначался не для Пирс. Она ведь исполняла роль пациентки случайно. Вы знали, что сестра Фаллон заболела в ту ночь?

И так без конца. Вопросы о каждой минуте этого ужасного последнего наглядного урока. Вопросы о дезинфицирующем средстве из туалета. Пустую бутылку, аккуратно вытертую, чтобы не осталось отпечатков пальцев, полицейские нашли быстро: она лежала в кустах позади дома. В непроглядную темень того январского утра кто угодно мог выбросить ее из окна спальни или ванной комнаты. Вопросы обо всех ее передвижениях с той самой минуты, как она проснулась. Постоянное напоминание угрожающим тоном, что не надо ничего недоговаривать, ничего скрывать.