Государство чувств. Ориентирование во внутреннем мире - Виктор Кротов

Прирождённым правителем государства чувств является чувство призвания. От страстей-самозванцев, часто стремящихся подделаться под него, это чувство отличается спокойной уверенностью в своих правах, в своей власти: может быть и не всеохватной, но неуклонно возрастающей власти над сознанием.

«Страсти жестоко снисходительны к самим себе» (Гельвеций). Эта снисходительность неизбежна и не заслуживает упрёка в пределах каждого отдельного чувства. Но с точки зрения сосуществования с остальными чувствами такой эгоизм может стать действительно жестоким, причиняя вред и другим «страстям», и всему сознанию в целом, и в конечном итоге – самому эго.

«Не просчитывайся в расчёте, помни сумму, помни, что она больше своей части, то есть что твоя человеческая натура сильнее, важнее для тебя, чем каждое отдельное твоё стремление, предпочитай же её выгоды выгодам каждого твоего стремления, если они как-нибудь разноречат».

Понимать свои желания хорошо, но не всегда обязательно. Это нужно лишь для того, чтобы привлечь логику на помощь в их осуществлении, однако многие чувства способны обойтись и без такой поддержки. Понимание собственных стремлений может порой оказаться даже опасным: когда они ещё не созрели и неосознанность служит им защитой от преждевременного толкования, искажающего их дальнейшее развитие.

Осознавать свои чувства – значит отражать каждое на все остальные, во всяком случае на главные из них. Мало, например, логически осознать любовь, то есть отразить её на чувство логики. Восприятие чувства логики чувством любви тоже имеет значение.

«Только сильные страсти, более осведомлённые, чем здравый смысл, могут научить нас отличать непривычное от невозможного, что почти всегда смешивают люди благоразумные».

Именно чувства, отличные от логического, помогают нам вырваться из рациональной плоскости – и в этом рывке найти свободу, которой не хватало до этого.

Благожелательность, дружеские отношения важны между любыми чувствами, а особенно между сильными и слабыми. И рабская приниженность и надменный деспотизм чувств – уродуют их.

Некоторые чувства, не стремясь властвовать над соседями по сознанию, тем не менее как бы озаряют их своим светом – и в этом освещении другие чувства начинают по-новому воспринимать приходящие к ним ощущения.

«Если что и придётся претерпеть, взявшись за прекрасное дело, это тоже будет прекрасно».

Среди чувств многие нуждаются в опыте, в обучении, в знаниях, но иные – только в том, чтобы их оставили в покое, чтобы они могли естественным образом существовать и развиваться чисто инстинктивно.

То, что каждое чувство в принципе неповторимо, не исключает взаимоподобия некоторых из них – при одновременном или разновременном (чаще) существовании. Разная направленность чувств не играет здесь главной роли.

Жизненный опыт похожих чувств частично обобществляется или наследуется ими. Эти «навыки чувствования» расширяют спектр чувства, но иногда наносят ему урон, снижая непосредственность и яркость восприятия.

«Дружба», «любовь», «симпатия», «ненависть»… – каждое из этих названий обозначает скорее не вид того или иного чувства к человеку, а свойство этого чувства. Чем глубже чувство, тем менее пригодно для него однозначное название. Своей определённостью и предвкушением необходимых мер воздействия общие имена чувств похожи на заголовки статей уголовного кодекса. Не так уж много подданных в государстве твоего сознания, чтобы приговаривать их к обязательному ношению ярлыков. Разве что в рабочем порядке употребить какую-то из категорий – для удобства, для решения конкретной задачи самопознания.

Не только давать чувствам имена – вообще говорить о них нужно поменьше. При самых добрых намерениях искренность слов ограничена и убога. Намного существеннее поведение, проявление чувств. Такое проявление чувств, которое скорее диктует слова, чем подчиняется им.

Часть третья. Главные чувства

Размышления и сны

Чувство дружбы: любовь к ближнему

Дружелюбие и дружеская любовь

Чувство дружбы относится к наиболее естественным, наиболее привычным человеческим чувствам. Но диапазон его велик: от тёплого приятельства до пронзительной страсти. Можно до бесконечности изучать закономерности психической механики дружбы. Можно выделить дружбу-привычку и дружбу-отдушину, дружбу-полезность и дружбу-долг, дружбу-господство и дружбу-рабство… И всё же попробуем сосредоточиться не на психологических подробностях, а на основных чертах этого чувства. В чём же они, эти основные черты?

Наверное, сердцевина чувства дружбы – это любовь, если не бояться обращения к такому пронзительному слову. Надо лишь его уточнить. Любовь дружеская отличается от любви мужчины к женщине и женщины к мужчине отсутствием того особого напряжения, которое существует между полюсами пола. Дружеская любовь отличается от любви милосердия своей определённостью, направленностью именно на этого человека. Чувство дружбы в его наиболее светлых проявлениях – это и есть любовь к ближнему, к тому самому конкретному живому человеку, который рядом с тобой.

Не всегда, конечно, чувство дружбы становится такой любовью. Для нас важно, что оно может ею стать. Что-то приходит к нам само, чем-то мы можем помочь или помешать развитию чувства. И особую роль в этом играют два наших душевных качества: общая расположенность к дружбе (дружелюбие) и глубинная способность к дружеской любви.

Дружелюбие создаёт множество возможностей. Оно заметнее как человеческое свойство. Оно облегчает возникновение дружеского чувства, но не определяет его судьбу. Некоторые люди способны устанавливать симпатическую связь с первого знакомства, но не умеют ни с кем выйти за пределы тёплой приятельской расположенности.

Глубинную способность к дружеской любви обнаружить в себе труднее, но вряд ли она может вовсе отсутствовать в человеческой душе. Разведка и добыча этого драгоценного энергоносителя – важная задача внутреннего ориентирования.

Сон об усилиях милосердия

Комната, куда я вошёл, была заставлена шкафами и столами, но в ней не было ни дивана, ни кровати. Посреди комнаты лежало расшитое покрывало, а на нём страдало существо. Что за существо, откуда оно взялось – это мне было неизвестно. То ли с летающей тарелки, то ли из другого измерения. Существо было тонким и полупрозрачным. Оно мерцало перламутровым светом, и ему было плохо. Заметив меня, существо замерцало немного ярче, но чувствовалось, что из него уходят последние силы.

Помочь мерцающему существу никто, кроме меня, не мог: мы были одни в комнате, в доме, а может быть и в городе. Я рылся в шкафах, находил еду и лекарства, пытался укутать существо одеялами, чтобы его согреть, но всё это было не то. По мерцанию я понимал: не то, – но не мог понять, что же нужно. В доме стояла тишина, улица была пустынна, на чью-то ещё помощь рассчитывать было невозможно. Я притащил таз с водой для увлажнения воздуха, ставил пластинку с музыкой, включал вентилятор, калорифер, ионизатор, задергивал шторы, но всё это было не нужно.

Перепробовав всё, что мог придумать, я сел рядом. Может, его погладить? Я протянул руку, но почувствовал острые покалывания электрических разрядов. Это не была оборона: существо глядело на меня с надеждой и мольбой. А я ничем помочь не мог.

Мной овладело отчаяние.

Я склонился к мерцающему существу – и вдруг заметил, что словно отражаюсь в нем, в его груди: там виднелась моя крошечная фигурка, оцепеневшая в отчаянии. Но вот эта фигурка шевельнулась, встала, взглянула на меня, сидевшего неподвижно, и поманила меня к себе…

И я понял. Это существо просто ждёт меня, моего внутреннего внимания, моей любви – а я пытаюсь отделаться от него какими-то предметами. «Вот я здесь, с тобой», – подумал я, и тёплая волна нахлынула на меня. Существу становилось всё лучше и лучше, а мне – радостнее и светлее. Я заметил, что тело моё стало прозрачнее, и в груди виднелась крошечная фигурка мерцающего существа.

Мы поели, весело перекидываясь мыслями, и выбежали из дома на улицу, которая неожиданно оказалась оживлённой и многолюдной.

К себе или от себя

Во всём разнообразии дружеских чувств можно выделить две основные тональности, две возможных направленности чувства дружбы: к себе и от себя. Что лежит в основе моего чувства дружбы к этому человеку – потребность в собственном душевном удовлетворении или внимание к другу, к другому человеку?