Государство чувств. Ориентирование во внутреннем мире - Виктор Кротов

На взлёте, в лучших своих проявлениях, чувство дружбы становится подлинной любовью к ближнему – к человеку, близкому по судьбе и по душевному выбору. Становится не только душевным, но и духовным переживанием, связывающим одну личность с другой. И если я знаю вкус этого чувства, я могу заметить и поддержать его во всяком общении, во всяких человеческих отношениях, даже в самых мимолетных, а тем более в постоянных.

Чувство родства: законы асимметрии

У каждого своё лицо

Таинственные ощущения кровного родства, берущие начало в области подсознательного. Бытовое родство, сложенное из кирпичиков совместной жизни. Семейная родственность, внимательная даже к самой дальней родне. Родство душ, одухотворяющее и преображающее биологические инстинкты…

Если говорить о человеке вообще, чувство родства имеет множество разновидностей. Если ограничиться собственным внутренним миром, каждое из таких чувств имеет свой особый характер, каждое можно назвать по имени, и имён этих не так уж много.

Может быть, в этом и состоит первое наше умение в деле внутреннего ориентирования – не увлекаясь обобщениями, обратить внимание на каждое из реальных своих чувств. Чувство родства, какие бы загадки ни скрывало оно в себе, всегда реально. Это моё отношение именно к этому человеку, играющему вполне определённую роль в моей жизни.

Чувство родства – будь то чувство к матери или к деду, к сестре или к сыну – учит нас тому, что наше чувство к человеку не может быть таким же, как чувство ответное. Взаимность чувств не означает их сходства. Искать симметрию, жаждать, добиваться её, требуя от другого человека то, что тебе причитается, – или стремиться понять природу собственных переживаний?..

Несимметричные, не подобные одно другому родственные чувства помогают нам освободиться от рыночного подхода – «баш на баш». Каждое из них дано нам, как дан судьбой тот, на кого направлено это чувство. Но каждый из нас всем своим существом определяет судьбу и характер своего чувства.

Не в книге дело

Одно из различий автора с читателем, когда речь идёт о душевном устройстве, – в том, что там, где автор обобщает, читателю предстоит перевести изложение в конкретное русло собственных ситуаций и проблем. Оба должны исполнять свою роль исправно. Если автор собьётся на конкретные случаи, читателю чаще всего остаётся зевнуть: «Нет, это не то, у меня-то совсем иначе». Если же читатель не будет примерять прочитанное к себе, он будет читать вхолостую. Ему останется лишь упражняться в критике прочитанного.

С этим связан перебивчивый ритм этой книги. Автор старается напомнить, что не в книге дело, а во внимании к собственному внутреннему миру. К миру, в котором каждый остается первоисследователем и первооткрывателем.

Сон про генеалогическое древо

Шустрым, как белка, человечком, я карабкался по ветвям и развилкам огромного дерева. Ботинки мои были снабжены острыми коготками, цепко впивающимися в кору, но почти не оставляющими на ней следов. Добравшись до конца очередной ветки, я находил там почку или, скорее, плод, выступающий прямо из древесины. Плод был покрыт глянцевой коричневой, как у жёлудя или каштана, кожурой, но если как следует потереть его ладонью, он становился полупрозрачным. Тогда внутри можно было разглядеть смутный облик и даже строки жизнеописания – порою совсем выцветшие, а порою довольно чёткие.

Мне нравились эти странствия, это разнообразие лиц, эти обрывочные повествования… Но, перебираясь с ветки на ветку, я оступился, соскользнул к стволу дерева и, не сумев удержаться, упал в тёмное глубокое дупло.

Падение оглушило меня, а когда я очнулся, то был уже другим. Я был деревом, древом – тем самым, по которому только что лазил проворным человечком. Я ощущал свет, льющийся на меня сверху, обволакивающий меня воздух и надёжную тёплую землю, в глубину которой уходили мои корни. Живые внутренние соки были моим зрением и моим чувством. Каждая ветвь, каждый корень умел поделиться со мной своей жизнью, хотя иногда наступало время, когда моя перекличка с какой-то из ветвей или с каким-то из корней ослабевала, и я знал, что наша связь пересыхает…

Но вот неизвестно откуда взялся шустрый маленький человечек с острыми коготками на ногах, оставляющими на ветвях моих незаметные болезненные следы, которые мне приходилось напряжённо залечивать. Он был любопытен и проворен, он хотел как можно больше узнать, но не знал, как узнать то, что важнее всего…

Материнский инстинкт и материнская любовь

Самое глубокое из родственных чувств – это обычно материнское чувство. Нет необходимости петь ему дифирамбы. Это чувство, определяющее во многом судьбу человечества. Наш характер, наша индивидуальность – не зависят ли они от того поля материнской любви, в котором мы росли первые годы жизни? Наверное, поэтому в женщину вложен материнский инстинкт, несущий в себе самые благодатные задатки для чувства материнской любви.

Откуда же возникает дефицит не только материнской любви, но даже материнского инстинкта? Не будем здесь говорить о том, в чём виноваты общество или цивилизация. В тысячу раз важнее – нет ли пренебрежения к этому чувству и к питающему его инстинкту в нас самих? К материнскому чувству в себе – для женщины. К материнскому чувству в женщине – для мужчины. Вдыхая пьянящий ветер юности, воспитывая детей, размышляя о жизни, мы можем поддерживать материнское начало, признавать и одухотворять его, а можем и не придавать ему особого значения, позволяя другим ценностям вытеснить его на окраину души.

Перерастая в чувство, материнский инстинкт обретает новые свойства. Забота о детёныше становится любовью к человеку – именно к этому человеку, мал он или уже вырос, с его характером и судьбой. Инстинкт как бы вынуждает к определённому поведению. Материнское чувство ведёт к свободному душевному творчеству. Инстинктивное чутьё по отношению к ребёнку преображается сердечным чувством в тончайшую материнскую интуицию. Важно поддержать душевную расположенность, помочь сознанию откликнуться на призыв подсознания.

Материнская любовь не зависит от качеств ребенка, на которого она направлена. Это бесценно и для самой матери, и для ребёнка, и для человечества в целом. Нам всем необходимо, чтобы мать любила своих детей и хорошими и плохими, и здоровыми и больными, и счастливыми и несчастными. Но это же свойство порою мешает матери сосредоточиться на внутренних душевных особенностях ребёнка, приобретающих для него самого всё большее значение, когда он вырастает. Доля материнского инстинкта при взрослении ребёнка уменьшается, и только подъёмная сила чувства материнской любви позволяет успеть за разворачиванием вселенной новой индивидуальности.

Путь для отцовского чувства

Отцовское чувство чаще всего имеет не столь сильную инстинктивную основу, как материнское. Трудно сказать, хорошо это или плохо: это связано с социальными традициями и с житейскими условиями. Но это означает, что судьба отцовского чувства ещё в большей степени зависит от внутренней установки. И складывается эта установка, по-видимому, задолго до возникновения живого повода для реального чувства. Свою лепту вносят сыновние переживания, но рано или поздно в действие вступают собственные представления будущего отца о жизни, о любви, о судьбе человечества.

Нельзя построить в себе отцовскую любовь к будущему ребенку, но можно проложить для неё путь, и это необходимо делать заранее. А дальше начнётся самое главное (или всё тут – самое главное?..): живое общение с малышом, с сыном или дочерью, про которое трудно написать общими словами. Здесь всё дело в том, чтобы от принципов отношения к ребёнку перейти – нет, перелететь, прорваться! – к отношениям с той неповторимой личностью, которая скрыта в этом твоём ребёнке.

Непростая, парадоксальная притча о блудном сыне в Евангелии намекает нам на возможную силу и своеобразие отцовской любви. Дорасти в своём чувстве до возможности разрушить свои собственные внутренние схемы – это проблема именно отцовской любви, особенно когда речь идет о любви к сыну – ведь сталкиваются две мужские индивидуальности.

Это ещё один пример асимметрии родственных чувств. Но чем больше мы будем углубляться в область таких различий, тем меньше сможем высказать обобщённых суждений. Попробуйте уподобить отцовское чувство к сыну и материнское чувство к дочери – и уподобление это незамедлительно растворится в различающих особенностях. Нам придется обратить внимание на соотношение мужского и женского начала в каждой человеческой душе, будь то мужчина или женщина, и на многое другое… Поэтому нет оснований надеяться (или беспокоиться), что кто-то умный изложит нам все проблемы нашей душевной жизни, а в приложении приведёт их решения. Каждому из нас приходится быть в круге собственной жизни по-своему мудрым.