С малых высот - Николай Шмелев

— Над передним краем постарайся пролететь вдоль вражеских траншей, напомнил мне Жарков.

К фронту подошли с юго-запада. Над позициями немцев я круто изменил курс, убрал газ и перешел на планирование. Сразу стало непривычно тихо, только снизу доносились пулеметная трескотня и орудийные залпы. На высоте сто пятьдесят метров Жарков открыл бомболюк. Вскоре на земле одновременно появились две тусклые вспышки, а в воздухе закружилось облако листовок. Задание выполнено!

В ту же ночь мы с Жарковым сделали еще один вылет. Линию фронта пересекли благополучно, но в районе Ульянове противник встретил нас сильным зенитным огнем. С двух направлений потянулись к нам огненные дорожки пуль и снарядов. Вспыхнул луч прожектора и, наскоро перечеркнув темноту, заметался в стороне, прощупывая завитки облаков. Я убрал газ и свалил машину на крыло. Самолет начал скользить к земле! Прожектор и зенитный огонь остались в стороне;

И опять сотни листовок полетели на заснеженную землю. Читайте, знайте правду!

Так мы работали две ночи подряд. Встречая нас, Коротков каждый раз жал нам руки, подбадривал:

«Молодцы пропагандисты!» Потом помогал готовиться к следующему вылету.

На следующую ночь наш самолет побывал за линией фронта трижды. Когда возвратились на аэродром, до рассвета оставалось еще часа два. Решили сделать еще один, четвертый, вылет. Заправились, набили штурманскую кабину листовками — ив воздух! Взошла луна, облака посветлели.

— Товарищ политрук! Как бы нам на «мессера» не напороться! Поглядывать надо!

— Уйдем! — успокоил меня Жарков и добавил: — У нас скорость сумасшедшая!

Шутка мне понравилась. Но мои предчувствия оправдались. Едва мы перелетели передовую, Жарков сказал:

— Смотри! Справа под нами летит какой-то чудак! Я глянул за борт. Вначале ничего не заметил, но вскоре увидел внизу полоску лилово-красных огоньков, выбивающихся из выхлопных патрубков. Самолет разворачивался. Вот появилась вторая полоска. Все ясно: под нами — двухфюзеляжный «фокке-вульф» — «рама». Надо немедленно уходить.

Я осмотрелся. Впереди — поле, справа — расплывчатое пятно леса. Не теряя ни секунды, резко развернул машину вправо и с крутым скольжением повел ее к темнеющему лесному массиву.

— Товарищ политрук! Не выпускайте «раму» из виду! — крикнул я парторгу.

— Смотрю в оба! Делай свое дело! — спокойно передал Жарков.

От «рамы» потянулись к нам две светящиеся нити трассирующих пуль. Одна прошла в стороне, другая над моей кабиной.

— Целится по нашим выхлопным патрубкам! — крикнул Жарков. — Убери газ!

Убрал. Увеличив угол планирования, резко развернул машину и направил ее прямо под «раму». Маневр удался. Очередная трасса прошла мимо, и тотчас же над нами с воем пронесся светлобрюхий самолет. Он пролетел так близко, что я даже в темноте отчетливо различил черные кресты на его крыльях.

— Молодец! Молодец! — загудел Жарков по внутреннему переговорному устройству. — Жми к лесу!

От первой атаки удалось увернуться. Я вывел самолет из крутого планирования и, наблюдая за удаляющейся «рамой», повернул к лесу. Только там, на его темном фоне, можно было рассчитывать на спасение. «Рама» тем временем разворачивалась в нашу сторону.

— Во вторую атаку заходит! — предупредил Жарков. — Приготовься…

Не успеем! — отрывисто ответил я. — Выбрасывайте груз, товарищ политрук!

— Листовки? — удивился Жарков. — Ты что? — Они ручку управления зажали! — обозлился я. — Сшибут за милую душу!

— Без паники! — успокоил меня Жарков.

«Рама» начала вторую атаку.

Я убрал газ и резко перевел машину в планирование. одновременно разворачивая ее вправо. Этот маневр позволил на какое-то время уйти из-под вражеского огня. Вот и лесная опушка! Земля стремительно несется навстречу. «Рама» тоже нырнула вниз и открыла стрельбу. Две огненные струи, одна за другой, прошли над правой верхней плоскостью. Защелкали разрывные пули. В переговорном устройстве, словно колокол, загудел бас Жаркова:

— Коля, спокойней!

Еще одна струя. Пули хлестнули по фюзеляжу. Голос Жаркова оборвался. А «рама» была совсем рядом. Снова убрал газ и свалил машину на крыло. Сразу стало необычно тихо. В лицо ударил ветер. Секунду, вторую самолет скользит в стороне от огненных дорожек. Потом я круто разворачиваю его под «раму» и над самыми верхушками деревьев на полном газу иду на запад. Я рассчитывал, что после разворота фашист непременно будет искать недобитый У-2 где-нибудь на пути к линии фронта. И не ошибся. «Рама» действительно пошла к линии фронта, на восток.

— Товарищ политрук, кажется, оторвались! Жарков молчал.

— Товарищ политрук! Вы меня слышите?

— Слышу, — глухо ответил Жарков.

— Куда прикажете лететь?

— Продолжай выполнять задание, — чуть слышно ответил он.

Машина вела себя послушно. Мотор работал исправно, можно было восстанавливать ориентировку.

Сделав над лесом круг, снова стал набирать высоту. К деревне Салино мы подлетели со стороны лесных оврагов, на высоте восьмидесяти метров.

— Как себя чувствуете, товарищ политрук? — не удержался я от вопроса. Не укачало вас с непривычки?

— Укачало, — невнятно промолвил Жарков.

— Это ничего! Пройдет. Мы уже над заданным районом, можно бросать листовки.

Жарков начал разбрасывать пачки. Работал он молча, медленно, над некоторыми деревнями заставлял меня пролетать по два-три раза. Наконец, разбросав все, он скомандовал:

— Давай домой!

Возвращались молча. Сели на рассвете. Я отрулил самолет на стоянку и выключил мотор. Откуда-то, словно из-под снега, перед кабиной появился Коновалов. Мельком взглянув на машину, он всплеснул руками:

— Истрепали-то вас как, — запричитал он, — чисто собаку в драке. Какие будут замечания?

— Никаких. Машину подготовил отлично, — от души похвалил я техника. Ну и дали нам сегодня жизни, чуть душу не вышибли!

Коновалов понимающе закивал головой. Я повернулся к Жаркову. Откинувшись на спинку, он полулежал в кабине. Руки у него были в крови, глаза закрыты.

— Товарищ политрук! Что с вами? Жарков повернул голову и простонал:

— Ноги перебиты. Санитаров позовите.

Я опешил: «Укачало! Повтори заход! Еще раз повтори!» — вспомнились скупые команды Жаркова, и, обругав себя за недогадливость, закричал что есть силы:

— Товарищи! Носилки сюда! Парторга ранило!

На машине его увезли в санчасть батальона, оттуда — в госпиталь. Закончив лечение, парторг через два месяца вернулся в нашу боевую семью.

Зимние ночи длинные. Темнеет рано, а светает поздно. А тут еще морозы наступили, такие, что во время помета до костей пробирает. Особенно тяжело приходилось штурманам. В задней кабине ветер гулял как хотел. А им, чтобы наблюдать за местностью и отыскивать цели, часто приходилось высовываться за козырек. Некоторые обмораживались, несмотря на меховые маски.