С малых высот - Николай Шмелев

…Возвратившись однажды с завтрака, мы увидели в общежитии незнакомого человека. Он сидел на корточках в углу и перебирал в чемодане свои вещи. Когда мы вошли, он принял стойку «смирно» и четко сказал:

— Здравствуйте!

— Кто такой? — нахмурившись, спросил лейтенант Ноздрачев.

Новичок немного смутился, но все так же четко ответил:

— Младший воентехник Образцов. Прибыл в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы.

— Кто, кто? — переспросил Ноздрачев.

— Техник самолета СБ. Наш полк разбили, и я получил назначение к вам. Помолчав, Образцов спокойно добавил: — Хочу стать штурманом, летать!

— Летать хочешь? Ну что же, это хорошо! Вечером меня вызвал командир полка и объявил:

— Товарищ сержант, младший воентехник Образцов будет вашим штурманом. В его переподготовке вам поможет штурман эскадрильи.

— Есть, — ответил я, постоял немного и, чувствуя, что разговор на этом закончился, вышел.

Вскоре мы получили боевое задание. Штурман эскадрильи старший лейтенант Василий Скляренко помог нам с Образцовым подготовиться к полету. Поскольку у нового штурмана не было опыта ведения ориентировки, Скляренко приказал ему выучить весь маршрут наизусть. Это нужно было сделать еще и потому, что ночью, в слабо освещенной кабине, читать карту почти невозможно. За ночь мы с Николаем Образцовым сделали четыре боевых вылета и быстро нашли общий язык.

Как-то после первого полета меня вызвали на командный пункт полка. В землянке кроме командира я увидел комиссара Короткова, парторга Жаркова и какого-то майора.

— С прифронтовой полосой немцев знакомы? — начал разговор Куликов.

— Знаком.

— Сколько совершили боевых вылетов ночью?

— Тридцать пять.

— Значит, опыт есть! Тогда даю вам ответственное задание: будете разбрасывать листовки во вражеском тылу. За штурмана полетит политрук Жарков. Листовки получите вот у товарища майора — представителя политического управления фронта.

Я замялся. «Почему лететь с Жарковым?» — недоумевал я. Ведь он никогда не изучал штурманское дело. Какой же из него штурман? Только сделали Образцова штурманом, теперь политрука навязывают. Да и задание необычное разбрасывать листовки. Выходит, наш У-2 становится теперь агитатором.

— Может, мне лучше с Образцовым лететь? — не удержался я от вопроса.

Куликов и комиссар полка переглянулись. Коротков нахмурился:

— Полетите, с кем приказано. Задание ответственное, и доверить его можно не каждому. А Жарков не подведет. До прихода в наш полк он служил в противотанковой артиллерии, не хуже вашего знает почем фунт лиха.

«Причем тут фунты лиха», — хотел было я возразить, но сдержался и спокойно сказал:

— Вам виднее. Политрука Жаркова я тоже уважаю… Разрешите выполнять задание? Коротков улыбнулся:

— Вот это другое дело. Идите!

А Куликов добавил:

— Смотрите, чтобы порядок был! За выполнение задания и за Жаркова отвечаете вы.

Из землянки вышли втроем. Указав на «газик», доверху набитый листовками, майор сказал:

— Тут работы на неделю, не меньше.

— А по мне хоть на месяц. Могу вообще в штатные пропагандисты записаться.

— Вы комсомолец?

— Конечно.

— Так вот, в листовках, которые вы будете разбрасывать, напечатаны сообщения об успехах нашей армии под Москвой, Тихвином и Ростовом, о славных боевых делах партизан. Советские люди по ту сторону фронта хотят и должны знать правду.

Затем майор рассказал, что есть и другие листовки, на немецком языке. В них тоже сообщается о победах Красной Армии.

— Очень ответственное задание, — заключил майор. — Если хотите знать, это боевое комсомольское поручение.

Теперь я окончательно примирился с мыслью, что вместо штурмана полетит парторг полка Жарков. Политрук, словно угадав мои мысли, улыбнулся.

Мне действительно нравился этот человек. Чуткий, отзывчивый, он был душой нашего коллектива. Каждого умел ободрить и воодушевить. И сам все время рвался в воздух, в бой. Теперь вот его желание удовлетворили. Он летит выполнять боевое задание!

«Газик» подогнали к самолету, листовки выгрузили на брезент. Жаркова усадили в штурманскую кабину и со всех сторон обложили увесистыми пачками. Я помог ему устроиться поудобнее и предложил:

— Давайте возьмем парочку бомб. Над линией фронта полетим — сбросим. Глядишь, какому-нибудь фашисту шишку набьем!

— А куда ты их возьмешь? — поинтересовался Жарков.

— Да в бомболюк, он же пустой.

— Не может быть?! — обрадовался политрук. — Вот красота! А я-то голову ломал, куда еще листовок сунуть. Ну-ка, грузи туда вот те розовые пачки! приказал он Коновалову.

— Я вам про бомбы говорю, — упрекнул я Жаркова, — бомбы надо бы взять…

— Правильно, правильно. Парочку надо, чтобы сначала объявить фашистам тревогу, а потом провести с ними «политинформацию».

Взяли две осколочные бомбы. Больше Жарков не разрешил. Приказал и в бомболюк добавить листовок

— Успокойся, стратег! Простых вещей не понимаешь. Ну что ты своей бомбой сделаешь? Убьешь одного-двух фашистов? А эти листовки тысячи немцев прочтут. Пусть знают, как им Гитлер головы дурит. Может, кто-нибудь и повернет с фронта, когда подумает о бараньей участи.

Я промолчал, но про себя рассудил иначе: пока эти бараны решат повернуть с фронта, неплохо было бы бомбами «просветить» им головы.

— Можно взлетать? — спросил я у Жаркова.

— Поехали! — задорно воскликнул политрук.

До предела нагруженный самолет поднялся тяжело. Сразу после взлета мы взяли курс на Зубцов. Надо было разбросать листовки над деревнями Медведки, Синицыно, Ульяново, Лешихино. Все эти пункты находились восточное Ржева, примерно в пятидесяти километрах от него.

Погода неожиданно изменилась. Небо заволокло тучами, с запада дохнуло сыростью.

Я старался как можно точнее выдерживать курс и летел низко над землей: от деревни к деревне, от перелеска к перелеску. Дорога к переднему краю была знакомой.

Перед линией фронта набрал высоту, прошел ее под самыми облаками. Внизу мелькали вспышки разрывов, трассы снарядов и пуль. Где-то за лесом полыхало зарево пожара.

— Под нами Лещихино! Бросайте! — подал я команду.

Жарков высунул за борт связанную пачку, сильно встряхнул ее, шпагат разорвался — и за самолетом потянулся шлейф из листовок. С этого момента политрук работал не переставая, сбрасывал листовки над деревнями, над шоссейными и проселочными дорогами — везде, где могут быть люди. За полчаса мы облетели весь заданный район. Когда кабина Жаркова опустела, я развернул самолет на обратный курс.