Трилистники - Иннокентий Анненский

БУДДИЙСКАЯ МЕССА В ПАРИЖЕ

Ф. Фр. Зелинскому

Колонны, желтыми увитые шелками,И платья рeсhе и mauve в немного яркой рамеСреди струистых смол и лепета звонков,И ритмы странные тысячелетних слов,Слегка смягченные в осенней позолоте,Вы в памяти моей сегодня оживете.

Священнодействовал базальтовый монгол,И таял медленно таинственный глаголВ капризно созданном среди музея храме,Чтоб дамы черными играли веерамиИ, тайне чуждые, как свежий их ирис,Лишь переводчикам внимали строго мисс.

Мой взор рассеянный шелков ласкали пятна,Мне в таинстве была лишь музыка понятна,Но тем внимательней созвучья я ловил,Я ритмами дышал, как волнами кадил,И было стыдно мне пособий бледной прозыДля той мистической и музыкальной грезы.

Обедня кончилась, и сразу ожил зал,Монгол с улыбкою цветы нам раздавал,И, экзотичные вдыхая ароматы,Спешили к выходу певцы и дипломаты,И дамы, бережно поддерживая трен,Чтоб слушать вечером Маскотту иль Кармен.

А в воздухе жила непонятная фраза,Рожденная душой в мучении экстаза,Чтоб чистые сердца в ней пили благодать…И странно было мне, и жутко увидать,Как над улыбками спускалися вуалиИ пальцы нежные цветы богов роняли.

ТРИЛИСТНИК ТОСКЛИВЫЙ

ТОСКА ПРИПОМИНАНИЯ

Мне всегда открывается та жеЗалитая чернилом страница.Я уйду от людей, но куда же,От ночей мне куда схорониться?

Все живые так стали далеки,Все небытное стало так внятно,И слились позабытые строкиДо зари в мутно-черные пятна.

Весь я там в невозможном ответе,Где миражные буквы маячут……Я люблю, когда в доме есть детиИ когда по ночам они плачут.

ТОСКА БЕЛОГО КАМНЯ

Камни млеют в истоме,Люди залиты светом,Есть ли города летомВид постыло-знакомей?

В трафарете готовомОн — узор на посуде…И не все ли равно вам:Камни там или люди?

Сбита в белые камниНищетой бледнолицей,Эта одурь была мнеКолыбелью-темницей.

Коль она не мелькаетБезотрадно и чадно,Так, давя вас, смыкает,И уходишь так жадно

В лиловатость отсветовС высей бледно-безбрежныхНа две цепи букетовВозле плит белоснежных.

Так, устав от узора,Я мечтой замираюВ белом глянце фарфораС ободочком по краю.

1904

Симферополь

ТОСКА КАНУНА

О, тусклость мертвого заката,Неслышной жизни маета,Роса цветов без аромата,Ночей бессонных духота.

Чего-чего, канун свиданья,От нас надменно ты не брал,Томим горячкой ожиданья,Каких я благ не презирал?

И, изменяя равнодушноИскусству, долгу, сам себе,Каких уступок, малодушный,Не делал, Завтра, я тебе?

А для чего все эти мукиС проклятьем медленных часов?..Иль в миге встречи нет разлуки,Иль фальши нет в эмфазе слов?

ТРИЛИСТНИК ТРАУРНЫЙ

ПЕРЕД ПАНИХИДОЙ

Два дня здесь шепчут: прям и немВсе тот же гость в дому,И вянут космы хризантемВ удушливом дыму.

Гляжу и мыслю: мир ему,Но нам-то, нам-то всем,Иль люк в ту смрадную тюрьмуЗахлопнулся совсем?

«Ах! Что мертвец! Но дочь, вдова…»Слова, слова, слова.Лишь Ужас в белых зеркалахЗдесь молит и поет,И с поясным поклоном СтрахНам свечи раздает.

СВЕТЛЫЙ НИМБ

Зыбким прахом закатных полосБыли свечи давно облиты,А куренье, виясь, все лилось,Все, бледнея, сжимались цветы.

И так были безумны мечтыВ чадном море молений и слез,На развившемся нимбе волосИ в дыму ее черной фаты,

Что в ответ замерцал огонекВ аметистах тяжелых серег,Синий сон благовонных кадил

Разошелся тогда ж без следа…Отчего ж я фату навсегда,Светлый, нимб навсегда полюбил?

У СВ. СТЕФАНА

Обряд похоронный там шел,Там свечи пылали и плыли,И крался дыханьем фенолВ дыханья левкоев и лилий.

По «первому классу бюро»Там были и фраки и платья,Там было само сереброС патентом — на новом распятьи.

Но крепа, и пальм, и кадилЯ портил, должно быть, декорумИ агент бюро подходилВ калошах ко мне и с укором.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Все это похоже на ложь,Так тусклы слова гробовые.. . .Но смотрят загибы калошС тех пор на меня, как живые.

ТРИЛИСТНИК В ПАРКЕ

БРОНЗОВЫЙ ПОЭТ

На синем куполе белеют облака,И четко ввысь ушли кудрявые вершины,Но пыль уж светится, а тени стали длинны,И к сердцу призраки плывут издалека.

Не знаю, повесть ли была так коротка,Иль я не дочитал последней половины?..На бледном куполе погасли облака.И ночь уже идет сквозь черные вершины…

И стали — и скамья и человек на нейВ недвижном сумраке тяжело и страшней.Не шевелись — сейчас гвоздики засверкают,

Воздушные кусты сольются и растают,И бронзовый поэт, стряхнув дремоты гнет,С подставки на траву росистую спрыгнет.

Я НА ДНЕ

Я на дне, я печальный обломок,Надо мной зеленеет вода.Из тяжелых стеклянных потемокНет путей никому, никуда…

Помню небо, зигзаги полета,Белый мрамор, под ним водоем,Помню дым от струи водомета,Весь изнизанный синим огнем…

Если ж верить тем шепотам бреда,Что томят мой постылый покой,Там тоскует по мне АндромедаС искалеченной белой рукой.

20 мая 1906

Вологда

«РАСЕ»

Меж золоченых бань и обелисков славыЕсть дева белая, а вкруг густые травы.

Не тешит тирс ее, она не бьет в тимпан,И беломраморный ее не любит Пан,

Одни туманы к ней холодные ласкались,И раны черные от влажных губ остались.

Но дева красотой по-прежнему горда,И трав вокруг нее не косят никогда.

Не знаю почему — богини изваяньеНад сердцем сладкое имеет обаянье…

Люблю обиду в ней, ее ужасный нос,И ноги сжатые, и грубый узел кос.

Особенно, когда холодный дождик сеет,И нагота ее беспомощно белеет…

О, дайте вечность мне, — и вечность я отдамЗа равнодушие к обидам и годам.

ТРИЛИСТНИК ВАГОННЫЙ

ТОСКА ВОКЗАЛА

О, канун вечных будней,Скуки липкое жало…В пыльном зное полуднейГул и краска вокзала…

Полумертвые мухиНа забитом киоске,На пролитой известкеСлепы, жадны и глухи.

Флаг линяло — зеленый,Пара белые взрывыИ трубы отдаленнойБез отзыва призывы.

И эмблема разлукиВ обманувшем свиданьиКондуктор однорукийУ часов в ожиданьи…

Есть ли что-нибудь нудней,Чем недвижная точка,Чем дрожанье полуднейНад дремотой листочка…

Что-нибудь, но не это…Подползай — ты обязан;Как ты жарок, измазан,Все равно — ты не это!

Уничтожиться, канувВ этот омут безликий,Прямо в одурь диванов,В полосатые тики!..

В ВАГОНЕ