Путешествие королевны - Людмила Богданова

Имрир подавился стоном. Матэ придержал его голову.

- Ты не знаешь, ты не веришь,

что такое эта скрипка,

что такое древний ужас

зачинателя игры...

Воин дослушал до конца, и мороз пробежал по коже. Он думал, что последнее усилие исчерпает мальчика, и тот отойдет, но тот вдруг задышал ровно и спокойно. Заснул.

Путешествие королевича.

ВОЛЧОНОК.

Малыш сидел на берегу. Хватал рукою одуванчики. А дальше было только море.

Имрир очнулся от слабости. И еще оттого, что незнакомый рыжебородый парень, наклонив долбленку, вливал воду по капле в его пересохший рот. Имрир стал жадно глотать, захлебнулся, закашлялся - и окончательно пришел в себя. Он увидел рыжее поле, тяжелое брюхо нависающих туч, двух лошадей, привязанных к ракитнику. По верхушкам кустов пробежался ветер.

Имрир хрипло застонал, этот стон, похожий на скрип снега, испугал его самого, и улыбка на физиономии рыжебородого незнакомца показалась кощунственной.

- Ты... кто? - спросил Имрир.

Парень почесал бороду:

- Никак Милосердная мозги отняла, посылая исцеление. Матэ я.

- А дальше?

Слова Имрира, казалось, еще больше позабавили парня.

- Тебе что, и титул? Так нынче титулов нет.

И, словно сочувствуя отраженному в глазах Имрира недоверию:

- Матэ я, сын Хамдира, пятый брат Гэльда, барона Эрнарского.

Имрир отшатнулся. То есть, ему показалось, что отшатнулся, а сам он так и продолжал беспомощно лежать на подстилке из сухого камыша.

Матэ разогнулся:

- Волка байками не кормят. Я тут перепелку поймал.

Мясной сок лился в губы юноши, обжигая, но разнося по жилам свежую силу. Он угрюмо посмотрел на Матэ и спросил:

- А как я здесь оказался?

Матэ с хрустом разгрыз косточку, облизал пальцы, ответил:

- Морной тебя прихватило. А то бы мы во-он где были!..

Липкие пальцы холода пробежали по телу Имрира.

- А где... были бы?.. - слова давались тяжело, но ему нужно было расспросить этого врага.

- Где были бы? Свет велик. А тебе лучше быть везде, чем в Хатане. Хотя... сейчас там, верно, не до тебя.

Он сжал рукоять меча и отбросил, выдавая внутреннее напряжение.

- Неужто так и не помнишь?

Имрир постарался как можно достовернее покачать головой.

- Ты убил одного из слуг Предка. И Хель... Верховная отправила тебя от беды.

Сын Торлора снова, как наяву, увидел последнее, что помнил: ненавистное лицо и град разлетающихся алых осколков. И очнулся сейчас. Зима была, а сейчас лето, и он ничего не помнит. А может быть, он спит?!

- Эх, мечник... Спи давай, выздоравливай.

Матэ пригасил костерок и с пыхтением заполз в шалашик из переплетенных ветвей:

- Я тоже посплю. Две ночи не спал, знал бы кто...

Он мирно засопел, так и не поведав, что же хотел сказать.

Имрир полежал, сдерживая дыхание. Потом медленно сел. Камыши зашуршали, и он испугался, что Матэ проснется, но тот дрых, как каменный. Голова у Имрира кружилась.

Мальчик перетащил непослушное тело и липкой неверной рукой достал из ножен Матэ кинжал. Сцепил пальцы на рукояти. Почти не размахиваясь, изо всех сил ударил спящего.

Потом долго и муторно ловил лошадей. Шел к ним, растопыря руки, а они кружили у куста, насколько хватало поводьев. Имрир упал на колени. Потом лицом в траву и хрипло заплакал от бессилия. Потом пошел вихляющейся походкой в сторону, где, как он думал, была столица.

В первом же встречном селении Имрир украл с изгороди порты, снял у реки и зарыл свою одежду, а сам долго стоял в шелестящих струях, смывая с себя боль и грязь. Натянул чистое, тщательно вымытые и слегка разбухшие сапоги, и только тут уразумел, что он сделал. Трясущейся рукой начертал на склоненной к реке раките знак морны и потащился прочь. После этого Имрир шел три дня, то по дороге, то по голому полю, ночевал в стогах или просто в траве, и ел, что придется: аир и пшеничные зерна, осыпающиеся из тяжелых колосьев. Один раз вспугнул куропаток, попытался сбить палкой, но они ушли, мелькнув в мятлице оранжевыми с серым спинками, а он опять заплакал от неудачи и яростного голода. К вечеру третьего дня Имрир наткнулся на повозку с задремавшим ратаем и попытался украсть котомку, но дюжий мужик. проснувшись, отлупил Имрира, а после, бранясь, сунул ему в руки хлебный ломоть и пару медяков. Имрир еле сдержался, чтобы не запихнуть хлеб в рот целиком и не воткнуть в мужика нож. Он съел всего несколько крошек и спросил дорогу на Хатан.

К вечеру шестого дня Имрир вышел к столице. Небо медленно теряло краски, а у стен пылали костры. Столько костров, что он сперва решил, что город взят в осаду. Он стал двигаться особенно сторожко, как большой камышовый кот, и вконец перемазавшись в канаве, зато услышал, что эти полки не пытаются войти, а скорее мешают выйти из города. На какое-то время Имрир даже вздохнул с облегчением, думая, что морна доделает за него то, к чему он стремился всю жизнь. Но понял, что не в силах полагаться на время и судьбу; что эта женщина может опять избежать гнева Предка, и отец останется неотмщенным, а Двуречье чужим. И тогда Имрир повернулся и твердой походкой пошел от столицы к северу и востоку - туда, где ждал его Замок-за-Рекой.

Хель посмотрела на монашка, и в сердце стала прокрадываться непрошенная жалость. Хель отвернулась к окну. Пахло горелым, дым прокрадывался во все щели. С пыльного явора сорвалась и бросилась в тусклое небо стая воронья. Хель тряхнула головой:

- Пусть говорит.

Парень поджимал пальцы, как скрюченные птичьи лапки, стараясь спрятать в рукава балахона, и это почему-то неприятно поразило ее. Уехать, вырваться из этого проклятого города... купаться в хрустальных озерах. Даже скачка через леса меньше бы утомила... она всего только человек...

- Хозяйка... ты спишь?

Хель тряхнула волосами. В конце концов, она забудет, что у нее есть имя. Как забыла смерть отца, и второго ребенка, который никогда не родится... Да и она сама - ласковая девочка - умерла однажды в подземельях Тинтажеля, прежде далеко до Пустоши...

- Я... не сплю. Пусть говорит.

Она подалась вперед, пораженная его простыми словами. И они знали, и молчали, и позволили им умирать. И если последний из служек Предка погиб бы под пытками, то город был бы обречен.

Ей хотелось трясти мальчишку. И целовать. Если милосердие вознаграждается... Где сейчас Матэ с Имриром? Верно, далеко...

- Что тебе нужно? Тебе дадут все.

- Если позволите... госпожа... Доброволец. Чтобы вы поверили, что я не лгу.

- Посмел бы ты!

- Тише, Саент. Я верю тебе, - сказала она мальчишке. - Пожалуй... начнем с меня.

- Ты сошла с ума! - орал Саент. - Ты сошла с ума, глупая девчонка! Ты не смеешь рисковать!!

Хель пожала плечами. Спорить с ней было бесполезно. Она знала это и знала, что он знает. Еще тогда, когда он выручал напуганную девочку-лицедейку, с ней спорить было бесполезно. И тогда, когда она, полуслепая, выезжала из Меденя. И потом... В конце концов все сильные мужчины уступали ей. Все Двуречье. А ведь на деле она оставалась слабой и маленькой, и ох как боялась иногда... когда Пустошь осенила черным крылом...

Монашку недолго понадобилось, чтобы обернуться за сильной охраной и привезти все, что надобно, чтобы упасти от морны. А Хель еще известила лекарок Госпиталя Милосердной, и шестеро их с самой Христей и дамой Истар стояли у стен, наблюдая за происходящим. Паренек, смущаясь таким пристальным вниманием хорошеньких и многим известных женщин, расставлял на широком очищенном столе флаконы, плошки и чашки с водой и порошками. Руки, изуродованные пытками, слегка дрожали. Правда, он сдался почти сразу...

Женщины наклонились над снадобьями.

- Не пробуйте лизнуть. И не вдыхайте, - предупредил лекареныш. - Это надо смешать. Еще щепотку. И с пол пальца воды. Сунцы давно знают...

Как на грех, в городе ни одного лекаря-сунца. Или неопытны. Или мечтают запросить подороже. Когда такое?!

- Нож!

Он поводил широким лезвием в пламени свечи.

- Госпожа?! - полувопросительно обратился он, и мягкое лицо залил румянец стеснения.

- Я готова.

- Вам лучше присесть.

Хель опустилась в придвинутое стражем дубовое кресло с высокой жесткой спинкой, заставившей распрямиться. Ни дама Истар, ни Саент не сказали больше ни слова, но в их глазах читалось неодобрение.

Она посмотрела на монашка, и у того дрогнули руки.

- Закатайте рукав, - почти беззвучно попросил он.

Услужливые лекарки исполнили приказание.

Несколько коротких надрезов, и вот он уже втирает серую кашицу. Так просто?

- Через час вам станет плохо, госпожа. Может быть, очень плохо. Но вы не умрете.

Хель презрительно улыбнулась. Он по забывчивости продолжал сжимать ее руку. Что ты знаешь о смерти, серв? И тут она посмотрела на его скурченные, похожие на птичьи лапки кисти. И ей стало тоскливо и мерзко самой себя. Видимо, знаешь...

- Саент, если все окончится хорошо, пусть это делают всем. Лекарки помогут.

- К сожалению, заболевшим это не поможет, госпожа.